Слова Загребельного мигом расшевелили всех присутствующих. Олег с Черкашиным кинулись собирать оставшихся в живых людей. Леший с Кальцевым принялись спорить о том, где именно лучше всего дождаться ухода призраков. И только лишь я один продолжал стоять и вспоминать мальчишку, которого мы послали на верную смерть. Слабым, можно сказать мизерным оправданием являлось лишь то, что до утра доживут очень немногие. Я чувствовал… нет, я почти знал это.

Глава 18

Призраки отсутствовали чуть более часа. Королевский подарок с их стороны! Мы воспользовались им сполна, работали как заведенные, а потому многое успели. Была опущена носовая аппарель, раскрыты ворота на корме, сдернуты палубные крышки танкового трюма, и самое главное – наши бойцы заняли оборону на верхних ярусах судовой надстройки.

На первый взгляд эта позиция сразу наталкивала на мысль о коллективном сумасшествии и последующим за ним суициде. Оно и верно, каждому из нас подсознательно хотелось забиться куда-нибудь поглубже, например, в самый дальний уголок машинного отделения, задраить люки и сидеть там даже не дыша. Многие «серые» именно это и предлагали. Но мы с Лешим, не понаслышке знакомые с возможностями призраков, сразу отказались от этой идеи. А то что прикажете делать, если эти летучие бестии распылят одну из гермодверей и ворвутся внутрь отсека? Стрелять? Да до жопы им все наши пули вместе взятые! И огнемет не применишь. В тесном закрытом помещении сами сгорим к чертовой матери.

Вот и получалось, что обороняться следовало практически под открытым небом, как это делали защитники всех периметров во всех поселениях. Вот только у них имелись электричество и прожектора, а у нас лишь немного бензина, включая те крохи, которые удалось сцедить из баков стоящей в трюме техники, да собранное по каютам и кубрикам тряпье, обломки мебели и пластмассы. Правда вначале проскользнула идея добраться до топливных цистерн «Калининграда», но Черкашин поставил на ней большой жирный крест, когда сообщил, что всю соляру оттуда давным-давно откачали и отправили на нужды плавучего острова.

– Да-а, попали… Хуже некуда, – пробубнил Леший, когда мы с ним второпях складывали на сигнальном мостике объемистую кучу из всего того, что теоретически могло быть использовано как топливо. – Прогорит все за пару часов, а дальше что делать будем?

– По крайней мере, призраки еще не научились гасить огонь, как это они делают с прожекторами, – мой взгляд скользнул по облакам тумана, темно-золотистого, вобравшего в себя свет пылающих факелов. – Так что жизнь в ближайшие пару часов я тебе гарантирую. А вот тому пацану… Ему мы гарантировали смерть. – Я высказал то, что было у меня на душе, о чем не переставая думал с тех самых пор, как за спиной парнишки сомкнулся клубящийся грязно-желтый полог.

– Два часа… Это еще бабушка надвое сказала, – невесело хмыкнул чекист. – Все зависит от того, как это барахло будет гореть, сколько давать света. – Произнося это, Андрюха кинул на кучу пару доставленных снизу ватных матрасов и стал поливать их бензином из небольшой канистры.

– Эй! Ты не очень-то усердствуй! Поэкономней с горючкой!

– Мы на самой верхней точке. Тут должно полыхнуть сразу, да пожарче. Иначе залетные гости успеют сдернуть всех, кто находится снаружи, а нас с тобой в первую очередь.

– Про залетных гостей это ты в самую точку, – я зябко поежился и с опаской огляделся по сторонам.

Ночь уже полностью вступила в свои права. Здесь она казалась особо темной и плотной. Неяркий свет десятка факелов, которые мы смогли себе позволить, подсвечивал туман, образовывал вокруг надстройки корабля мутный тускло светящийся пузырь. Чудилось, будто он плавал в океане вселенского мрака, точнее в самых его глубинах. Жуть! Ведь это ненадежное хлипкое образование в любой миг могло лопнуть и распасться. И вот тогда внутрь хлынут ревущие ледяные потоки, тогда придет смерть.

– Цирк-зоопарк, надо же чтобы эта сука полоснула именно по канистрам, да еще зажигательными. Словно знал, сволочь! – прошипел я себе под нос, вспоминая главного виновника нынешней, ох какой непростой ситуации.

– У него в ленте каких только патронов не было. Набор на все случаи жизни, – Леший сразу понял, что я говорю о подкидыше с пулеметом.

– Думаешь, специально так сделали или просто тыкали в ленту все подряд?

– Кто ж их разберет, головастых этих гребаных! У них, похоже, какая-то своя, дикая, вывернутая наизнанку логика.

ФСБшник на несколько секунд замер. Он просто стоял с канистрой в руках и тупо пялился на плоды наших с ним трудов. Хорошо зная Загребельного, я с уверенностью мог сказать, что думает он вовсе не о том, с какой стороны станет поджигать всю эту груду.

– Слушай, Максим, а ведь завалили мы его как-то странно, – Андрюха оправдал мои ожидания. – Я ведь мог в него стрелять пока не закончатся патроны, а вот нет же, бросил автомат и какого-то хера попер в рукопашную.

– У тебя не было шансов пробить его защиту. Так что поступил ты очень даже умно.

– Это я понимаю, – чекист кивнул. – Сейчас понимаю. А тогда… Тогда будто в спину кто толкнул.

– Как раз это и называется «бесценный боевой опыт», – я похлопал друга по плечу.

– Спасибо, что растолковал, – тот криво усмехнулся. – Только этот гад меня вместе со всем этим «бесценным боевым опытом» легко и спокойно мог в решето превратить. У него же реакция молниеносная, не человеческая. Двое других почти тридцать наших положили, и знаешь почему? Потому, что только так их остановить и можно было, трупами закидать, как немецкие танки в сорок первом. А пулеметчик в броне… он покруче всех остальных будет. Это основная ударная сила группы, крепость ходячая. А мы его как бабу завалили и трахнули.

Слова приятеля меня покоробили. Вернее даже не сами слова, а настроение подполковника. Цирк-зоопарк, опять он завел старую песню, мол, кто-то все решает за нас, командует о чем нам думать и как поступать. Бред собачий! Дело здесь совсем в другом: мы просто старые матерые волки, которым, к тому же, пока чертовски везет.

Именно на этом месте я вдруг и вспомнил автоматчика, которого сжег одинцовский разведчик. А ведь тогда мне и впрямь показалось, что двигался он невероятно медленно. Ну, прямо сонная муха, а вовсе не грозная машина смерти. Хотя… Сейчас сложно объективно оценить ту ситуацию. Что-то показалось, привиделось, но это еще ничего не значит. Человеческие ощущения, они ведь весьма субъективны. Вот кабы отыскался еще хотя бы один свидетель… Стоп! Кальцев! Я вдруг понял, что свидетель и впрямь имеется. Его обязательно следует расспросить. Разумеется не сейчас. Потом. На рассвете. Конечно же, если мы до него доживем.

Вдруг течению моих мыслей что-то помешало. Складывалось ощущение, будто в мозг проник какой-то инородный предмет. Его было невозможно игнорировать. Он беспокоил, раздражал, упрямо принуждал делать то, в чем, казалось, не имелось ни малейшего смысла. Именно повинуясь этому внутреннему приказу, я и стал глядеть за борт. Я словно пытался пробить взглядом плотный, на совесть перемешанный коктейль из тумана и мрака. И, цирк-зоопарк, на какой-то миг мне это действительно удалось. Внизу, за полтора десятка шагов от борта корабля, глаз царапнуло легкое, едва различимое движение. Дьявольщина, показалось или нет? Я все еще терялся в сомнениях, когда до слуха долетел совершенно отчетливый крик: «Товарищ полковник! Эй, мужики! Я здесь! Я вернулся!»

– Пацан… – ошарашено выдохнул Леший. – Живой!

Это самое «Живой!» бабахнуло у меня в ушах, словно выстрел стартового пистолета. От него я очнулся и заметался по совсем небольшой площадке сигнального мостика. Ему надо как можно быстрей попасть на борт! – эта мысль будто пульс стучала в висках. – Иначе может быть поздно. Иначе они его сожрут.

– Васек, молодец! Э-ге-гей! Вернулся, чертяка! – между тем неслось с нижних палуб. Люди Грома от всей души радовались за своего воскресшего из мертвых товарища.