Я только что воротился с охоты на обезьян, охоты неудачной, но небезынтересной: представьте себе, самцы (огромные!) так озлились, что с ревом поскакали на меня, и я счел за лучшее ретироваться домой, где и ожидало меня Ваше письмо, живо прогнавшее мою досаду не только на обезьян, но даже и на туземцев, рыболовов, перегородивших реку и заперевших рыбу выше того, где после многого труда я установил вершу.

В. Верещагин.

Картина «Процессия слонов в Джайпуре», по мысли Верещагина, запечатлела триумф английского владычества, символизируя завершение окончательного захвата Индии колонизаторами. Принц Уэльский явился в покоренную страну как вице-король, назначенный английской королевой управлять огромной колонией. Он — главное действующее лицо пышной процессии. Гордо восседает принц на переднем слоне в позолоченном паланкине. К «европейскому сагибу» наклоняется сидящий рядом индийский магараджа. Верещагин сам был очевидцем демонстративного шествия. Укрывшись от посторонних любознательных взглядов, он наблюдал за торжественной встречей принца Уэльского с балкона одного из зданий, сделал зарисовки процессии.

Находящаяся в «Виктория-мемориал» картина В. Верещагина поражает не только богатством красок, но и размерами. Как мне сообщили в дирекции музея, ее размеры 25 футов в ширину и 17 в высоту (это примерно 7,6 на 5,1 м).

За сохранностью картины следил реставратор Санкар Рей. «В последний раз, — рассказал он, — полотно подробно, фут за футом, исследовалось три года назад. Наш вывод: состояние красочного слоя удовлетворительное».

А как же картина Верещагина оказалась в калькуттском музее — ведь по одной из весьма распространенных версий она вскоре после того, как художник закончил над ней работу в 1879 году, попала в частные руки?

На этот вопрос Санкар Рей не смог ответить. Пришлось покопаться в архивах музея. В конце концов наткнулся на следующую справку: «Подарена в 1905 году (год, когда был заложен музей «Виктория-мемориал») магараджей Джайпура, который приобрел картину у г-на Эдварда Мэллея (Нью-Хейвен, США)».

Дар, следовательно, сделан тем самым магараджей, который запечатлен на картине рядом с принцем Уэльским.

Но кто такой Э. Мэллей? И как картина оказалась в США? Может, кто-нибудь сможет ответить на эти вопросы?

(Из книги «Очерки путешествия в Гималаи г-на и г-жи Верещагиных». М., 1883 г.)

Мы выехали из Дели на Умритсар и Лагор; Умритсар проехали, не останавливаясь: на станциях по обыкновению масса туземцев, ломящихся, давящих друг друга у входа и терпеливо выносящих удары палки полицейского.

Приехали в Лагор ночью и ненадолго остановились, чтобы пополнить комплект наших слуг. Наняли, во-первых, Бисти, т. е. водоноса, худощавого мусульманина с живыми глазами, клинообразной бородкой, оборванного, но против обыкновения не очень ленивого; во-вторых, Доби, — прачку (мужскаго пола), маленького, до нельзя подвижного человечка, всегда распространяющего около себя дурной запах, но недурно моющего; наконец Паварчи, или повара, также мусульманина с разбойничьей физиономией и большими глазами на выкате, особенный блеск которых объяснился после. Остальные слуги были у нас еще из Агры.

Описывать Лагор с его немногими достопримечательностями, крепостью, мечетью, мраморным павильоном и проч. я не буду. Даже гробница последнего короля Руджен-Санга не стоить того, чтобы распространяться о ней; и самые постройки и в особенности их украшения относятся ко времени упадка. Базар в городе большой и не дурной, но очень вонючий, благодаря канавкам, в которые все выбрасывается.

Не буду также уклоняться в рассказы о нравах, обычаях и истории Сейков, так как цель рассказа моего — поездка в горы.

От Лагора до Гузерабада еще железная дорога, только что конченная, но далее уже почтовые лошади. Мы любовались на громадный прекрасный мост, строившийся через Джумну, а покамест перетащились через реку самым жалким образом, на быках и едва не застряли в грязи.

В Гузерабаде был индусский праздник (16 апреля), но нам было не до него, пришлось разбирать и собирать наши замокшие, с трудом притащившиеся вещи. Мы заказали здесь для гор небольшую двойную палатку — здешняя тюрьма, по примеру Джобольнорской, приготовляет их всех сортов, величин и цен; обещали выслать нам вслед, на имя резидента в Кашмире.

Проехали от города почтою же, еще одну станция до деревни Вимбар, и на дороге не встретили ничего замечательного, если не считать мужика с верблюдом; мужик этот не только не ехал на верблюде, но, напротив, нес его на плечах; справедливо, однако, прибавить, что верблюд был маленький, вероятно недавно родившийся.

В деревне, первой станции, подведомственной Кашмирскому Магарадже, мы не нашли ничего кроме пустого грязного станционного домика. Достали на базаре кровати и спали на дворе. На другой день лошадей и носильщиков не оказалось, так как их было мало, а желающих ехать в Кашмир много. Муж мой записал свою жалобу в книгу, которая таким образом украсилась произведением оригинальной и красноречивой, но, кажется, безграмотной английской прозы.

Не скоро удалось собрать нужное число носильщиков; их приводили в одну дверь, а они убегали в другую. Пришлось самим следить и перехватывать беглецов и кое как наконец выбраться с этой несчастной станции.

На следующую приехали поздно, так что нам освещали путь к станционному дому огнями. Переезд этот мы сделали по высшей степени интересной дороге, по знаменитому старому Императорскому пути, по которому тысячи лет двигались из Кашмира в Индию и из Индии в Кашмир, Ладак и дальше торговцы, путешественники, войска. Этою дорогою совершались нашествия на Индию, этою же дорогою и индийцы ходили покорять горцев Кашмира, Ладака и др. гималайских стран, этою дорогою великие моголы переезжали почти каждогодно в свои летние резиденции на Кашмирских озерах. На одном перевале дорога идет сплошь по голому утесу, в твердой породе которого выбиты тысячелетними движениями глубокие правильные колеи. Мы с любопытством смотрели на эту живую летопись сотен веков; чего, чего не могли бы пересказать, если бы могли, эти камни, чего, чего они не видели!..

Поездка по Индии цесаревича Николая

…Давно носились слухи о том, что высочайше предположено далекое и многотрудное путешествие государя наследника цесаревича на Индию и Китай, с возвращением обратно или через Америку или через бесконечную Сибирь. Возможность совершения такого продолжительного и опасного путешествия сначала казалась положительно несбыточною; когда же к весне и к лету 1890 года осуществление замысла стало близким и несомненным, подробности о вероятных маршрутах естественно привлекли всеобщее внимание, ибо каждая должна была получить в будущем особое культурно-историческое освещение. Над составлением программы государственно-важного путешествия потрудились воспитатель цесаревича, генерал-адъютант Г. Г. Данилович, известный географ А. И. Воейков и капитан 1-го ранга H.H. Домен, впоследствии командир фрегата «Память Азова», на котором благополучно совершилось знаменательное плавание.