Перед возвращением в Токио 20 августа генерал-лейтенант Кавабэ вновь был принят генералом Смитом, который от имени Верховного Главнокомандующего союзных держав вручил главе японской делегации, текст акта о безоговорочной капитуляции Японии. Его подписание должно было стать апофеозом завершения 2-й мировой войны.

Сразу по возвращении в столицу Великой Империи, генерал-лейтенант Кавабэ вручил полученный документ начальнику Генштаба армии, а генерал Умэдзу тотчас ознакомил с ним нового премьер-министра Хигасикуни[79]. Между ними состоялся продолжительный обмен мнениями.

— Условия акта исключительно жесткие, но мы лишены возможности как-то проигнорировать их, чтобы не вызвать гнев американского командования,— уныло начал генерал Умэдзу. — Надо постараться поладить с Вашингтоном, господин премьер-министр. У меня нет других предложений.

Премьер Хигасикуни, не чувствуя своей вины за поражение, ответил на эту реплику пространным монологом:

— Великая Империя побеждена, Умэдзу, и этим все сказано. Состояние тревоги за ее судьбу будет отныне сопровождать нацию несколько десятилетий. Германии после Первой мировой удалось подняться за двадцать лет, но это произошло потому, что в лагере ее европейских противников с первого победного дня не было единства. Их раздирали непримиримые идеологические противоречия. В этом смысле наше положение намного сложнее. У нас обозначился один главный противник — Соединенные Штаты. Мы начали против них войну, не взвесив как следует соотношение сил и возможные последствия нападения на Перл-Харбор.

— С Японией произошло то же самое в декабре сорок первого, что и с Германией в июне, господин премьер-министр, — негромко констатировал ситуацию генерал-лейтенант Кавабэ.

— Именно то же самое, Кавабэ, — согласился премьер Хигасикуни. — Утратив Индонезию, мы совсем потеряли голову и не хотели остановиться, чтобы посмотреть правде в глаза. Надо было сделать вывод, что это не последняя наша потеря. В конце сорок первого Япония, кстати, предлагала выступить посредником в замирении Германии и Советского Союза, но Гитлер счел момент неподходящим. Он возлелеял надежду сделать сорок второй год триумфальным, победным. Не получилось. В сорок третьем тем более.

Генерала Умэдзу волновала судьба армии и его собственная судьба. Начальник Генштаба армии снова сделал особый упор на текст полученного документа:

— Судя по тексту, господин премьер-министр, американцы не позволят иметь Великой Империи даже небольшую армию и флот. Не будет и Генштабов. Без сильной армии Япония быстро утратит свое величие. С нею перестанут считаться даже страны-ублюдки, типа Внешней Монголии и Филиппин.

— Вас беспокоит судьба армии, Умэдзу. Я вас понимаю. И меня она беспокоит, — взгляды маститых генералов встретились. — Мы можем уповать, к сожалению, только на время. Оно в будущем, позволит разжать эти гнетущие клещи ограничений. Я часто привожу примеры из истории возрождения Германии, но и в данном случае ее пример но размыванию Версальского договора должен и Японии сослужить добрую службу. Налицо прямая аналогия ситуации.

В кабинет Хигасикуни вошел министр иностранных дел Сигэмицу. Премьер-министр тут же подключил его к разговору, сообщив последнюю новость:

— Генерал Кавабэ доставил из Манилы текст акта о безоговорочной капитуляции Японии. Скоро он будет подписан. Как вы думаете, Сигэмицу, роль Советов в дальнейшей судьбе Великой Империи будет падать или, напротив, возрастать? Вы ведь считаетесь у нас крупным специалистом по России[80]. Понять эту страну непросто.

Вопрос премьер-министра не застал «первого дипломата» Японии врасплох. Сигэмицу уверенно ответил:

— Если вас смущают мои прежние заблуждения в отношении России, господин премьер-министр, то на этот раз я буду совершенно определенен: да, роль России будет возрастать. И в отношении Японии тоже. Но я полагаю, что Советы ограничат рост своего влияния в основном материком. Они ведь больше заинтересованы в нормализации отношений с Китаем. Кроме того, у них достанет после войны и своих собственных забот по восстановлению сильно разрушенного войной народного хозяйства.

Хигасикуни удовлетворился ответом:

— И я так думаю, Сигэмицу. Метрополия окажется под жестким контролем американцев. Англичане погрязнут в делах своей империи. Все крупнейшие доминионы хотят быть независимыми, и их трудно сдержать на этом пути.

Сигэмицу поддержал премьер-министра:

— Мир стоит на пороге нового передела сфер влияния. И можно уверенно предсказать, что далеко не всегда соперники смогут договориться полюбовно. Острого соперничества им просто не избежать.

Вдруг, словно спохватившись, Хигасикуни озадачил начальника Генштаба армии «жгучим вопросом»:

— Наша абстрактная дискуссия до сих пор не касалась обстановки в Маньчжурии. Скажите, Умэдзу, что там сейчас происходит? Вы ведь получали оттуда военные сводки.

— Там продолжается поэтапная капитуляция наших войск, господин премьер-министр. Советы десантировали большие силы в Чанчунь и Мукден. Управление нашими войсками повсеместно парализовано. Сегодня на рассвете морской десант Тихоокеанского флота высадился в Вонсане. Морская связь с материком полностью прервана.

— Выходит, повсюду прекращены боевые действия? — озабоченный взгляд премьера Хигасикуни всецело выдавал его внутреннее состояние.

— Нет, боевые действия продолжаются еще на Сахалине и на Курильских островах, господин премьер-министр. — Генерал Цуцуми уклоняется от прямых переговоров с командованием Камчатского оборонительного района и сохраняет плацдарм на Шумшу. Наши войска полностью удерживают в своих руках острова Парамушир и Онекотан.

— Вы, конечно, знаете, Умэдзу, что в наших войсках повсеместно растет количество самоубийств? — премьер-министр пристально посмотрел на своих собеседников. — Это в особенности касается офицерского состава авиационных частей. Что ж, не согласных с безоговорочной капитуляцией Великой Империи немало. Но я считаю, что мы в состоянии справиться с молодыми сторонниками майора Хатанака. Надо не допустить любых беспорядков в районе столицы.

Начальник Генштаба армии согласился:

— Да, эго так, господин премьер-министр. Вчера генерал Ямада сообщил мне по телефону, что требования Советов о капитуляции не выполнили четверо наших летчиков в Мукдене. Они совершили воздушные «харакири», направив свои боевые машины в землю вблизи аэродрома.

Министр иностранных дел Сигэмицу добавил:

— Такое же сообщение поступило с авиабазы Ацуги, господин премьер-министр. Летчики-смертники отказались повиноваться командованию и угрожают торпедировать корабли союзных держав в случае их появления в Токийской бухте. Генштаб армии должен пресечь эти нежелательные эксцессы. В противном случае мы можем оказаться несостоятельным правительством в глазах победителей.

Премьер-министр Хигасикуни сразу же озадачил начальника Генштаба армии:

— Вопрос, поднятый Сигэмицу, исключительно актуален. Генштаб, Умэдзу, должен пресечь любые выступления «молодых тигров» в столице. У правительства хватает забот и без этих выходок озлобленных фанатиков, не понимающих, что в действительности происходит и что ждет Великую Империю в будущем. При любых обстоятельствах нас не должен оставлять последовательный оптимизм.

Всего через несколько минут после окончания совещания, в кабинет премьер-министра ворвалось сразу несколько молодых офицеров с пистолетами наголо и самурайскими мечами. Под угрозой смерти они потребовали от Хигасикуни, чтобы он отверг решение о безоговорочной капитуляции Японии, убедил в невозможности такого шага императора и продолжил войну до победного конца. Все доводы премьер-министра в пользу безоговорочной капитуляции были решительно отвергнуты. На препирательства ушло шесть минут.

Дело закончилось бы неизбежной расправой, но на выручку Хигасикуни подоспела верная правительству рота Восточного военного округа генерала Танака. Вся группа мятежных офицеров была разоружена. Аресты сторонников майора Хатанака продолжались на следующий день в учебном центре связи армейской авиации в Мито и на авиабазе Ацуги вблизи столицы... И второй путч «молодых тигров» провалился.