— Да, Томокацу, распорядитесь, — согласно кивнул головой генерал-лейтенант Ямада и, сделав небольшую паузу, все же предупредил: — Но не вздумайте давать команду обязательно атаковать его, если это в действительности произойдет. Император согласился принять условия Потсдамской декларации союзных держав и Москва демонстрирует динамичные действия. Праздник на ее стороне. Теперь все может произойти.

— Петля быстро затягивается, Ямада, — продолжил диалог заместитель начальник штаба армии. — Я только что разговаривал по телефону с генералом Микио. Он находится в районе Харбина. Ситуация там более чем критическая. Гарнизон города деморализован. Сейчас с востока на Харбин надвигаются остатки уцелевших войск 5-й армии. Возможно паническое перемешивание частей.

— У вас есть предложения, как это предотвратить, Томокацу? — глаза собеседников встретились.

— Внести предложения, Ямада, в состоянии лишь командующий войсками, хорошо владеющий конкретной обстановкой. Я не отношу себя к таковым. Генерал Микио сообщил мне, что русские заняли Цзямусы и продвигаются в направлении Саньсина. Теперь я не представляю, что на самом деле происходит у него на фронте.

Словно очнувшись, командарм Квантунской вдруг круто переменил тему разговора:

— Скажите, Томокацу, а что происходит в наших санитарных службах? Какие вы получаете донесения с фронтов?

Это был трудный для «штабника» вопрос. Точного положения вещей он не знал, но все же доложил:

— Лазареты в Муданьцзяне остались на месте, Ямада. Обстановка на оборонительных позициях изменяется так быстро, что командованию армий и дивизий бывает просто не до тылов. К тому же, повсеместно ощущается острый дефицит транспортных средств. Допускается нерасторопность тыловых служб. Повседневными стали их ссылки на отсутствие горючего, нехватку парка автомашин. Велики их потери в прифронтовой полосе... Очень велики.

Генерал-лейтенант Ямада возразил:

— Но почему плохо используется, Томокацу, железная дорога? Разве и там все тоже полностью остановилось?

— Подвижной состав оказался в руках противника, Ямада. В основном, в приграничных укрепрайонах. Его не удалось вывести из-за повреждений железнодорожного полотна при первых же бомбардировках Советов.

Командарм Квантунской продолжил диалог, затронув не активную «медицинскую тему»:

— Раньше вы мне докладывали, Томокацу, что лазареты переполнены ранеными. Но что случилось с нашим медицинским персоналом? Куда он подевался?

— Медперсонал из Муданьцзяна частично эвакуирован в Имяньно и Гирин. Судьба части медперсонала неизвестна. Я уже распорядился уточнить этот вопрос. Им озадачен и начальник Генштаба вооруженных сил генерал Умэдзу.

— Уточните, Томокацу. Он важен для нас со всех точек зрения. Я полагаю, что Советы не станут особенно церемониться с нашими ранеными. У них достанет проблем с обустройством военнопленных. Так что, на первых порах забота о раненых японских военнослужащих всецело ляжет на плечи нашего медперсонала. Даже после капитуляции японскому командованию придется заниматься этим вопросом.

Командарм Квантунской на время умолк, и, прервав паузу, сразу заговорил уже на «политическую тему»:

— Принц Такеда[75] рассказал мне о последних событиях в столице. Группа майора Хатанака предприняла попытку государственного переворота, отвергая саму мысль о безоговорочной капитуляции Великой Империи. Пытаясь предотвратить объявление по радио рескрипта императора о капитуляции Японии, мятежники с помощью частей охранной дивизии захватили токийскую радиостанцию. Солдаты, ведомые капитанами Кога и Ухера, напали на дома премьер-министра Судзуки и председателя Тайного совета Хиранума. Но, не обнаружив в них пленки с записью речи Хирохито, заговорщики сожгли оба особняка. В ночь на 15 августа части Восточного военного округа, возглавляемые генерал-лейтенантом Танака, полностью подавили мятеж. Обманутые офицеры и солдаты охранной дивизии добровольно сложили оружие. Хатанака, Кога и Ухера совершили «харакири» на лужайке перед императорским дворцом. Так же поступил и военный министр генерал Анами. Кабинет Судзуки ушел в отставку. Продолжается сформирование нового правительства. Генерал-майор Томокацу уточнил:

— Что же, Ямада, принц Такеда и прилетал в Чанчунь, чтобы рассказать вам о преступных событиях в Токио?

— Не только. Император направил в войска ближайших родственников, чтобы убедить сомневающихся и скептиков в подлинности его решения о капитуляции. Приходится использовать и такие меры.

— Кризис Великой Империи разрастается, — сделал очевидный вывод заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Томакацу.

Чувство безысходности все сильнее овладевало командармом Квантунской. Он безучастно реагировал на тревожные доклады с фронтов и уже редко высказывал какие-то свои стоящие рекомендации. Донесение командующего 5-й армией генерал-лейтенанта Симидзу о том, что командир гарнизона на горе Острая в Хутоуском укрепрайоне отверг ультиматум противника о капитуляции и продолжает удерживать важный узел сопротивления, вызвало у генерал-лейтенанта Ямады двоякое чувство. С одной стороны, он готов был приветствовать эту похвальную верность офицера императорской присяге, но, с другой, такая очаговая стойкость ничего уже не решала в масштабах всей армии, вела к новым неоправданным жертвам в живой силе.

Ближе к вечеру из Харбина позвонил начальник штаба генерал-лейтенант Хата и сообщил, что на военном аэродроме Советы только что высадили свой воздушный десант и он, в сопровождении генерал-лейтенанта Микио, направляется туда для встречи и переговоров с представителем командующего 1-м Дальневосточным фронтом. С этого момента время тянулось для генерал-лейтенанта Ямады, напротив, мучительно долго.

Лишь спустя два с половиной часа генерал-лейтенант Хата вновь вышел на связь с Чанчунем и доложил командарму о результатах своей встречи с особоуполномоченным советского командования генералом Шел аховым. Кванту некой армии предъявлен ультиматум о безоговорочной капитуляции всех ее войск на территории Маньчжурии. Он получил три часа для «подготовки необходимых материалов» по составу Харбинского гарнизона и именному списку генералов. 19 августа утром, он вместе с группой генералов и консулом Японии в Харбине Миякавой отправляется на передовой командный пункт командующего 1-й Дальневосточным фронтом для согласования вопросов, напрямую связанных с капитуляцией всех армейских сил.

Ровно в семь часов 19 августа десантный самолет с генералами Хата, Микио, консулом Миякава на борту в сопровождении офицеров Красной Армии взлетел с Харбинского аэродрома и взял курс на Хороль. Затем на автомашинах начальник штаба Квантунской армии и его «свита» были доставлены к советско-маньчжурской границе, в район селения Духовская, на передовой командный пункт маршала Мерецкова. Здесь, у подножия высокой сопки, в лесу, в свежесрубленном домике пополудни состоялась встреча генерал-лейтенанта Хата с Главкомом дальневосточной группировки советских войск маршалом Василевским.

Начальник штаба Квантунской армии выглядел на встрече «прилежным учеником». Маршал Василевский пригласил его к «оперативке», лежащей на столе, указал время и пункты, куда надлежит прибыть японским войскам, чтобы сдаться в плен. Назвав номера соединений и отдельных частей, он указал, на какую дорогу им следует выйти, в каком направлении двигаться навстречу советским войскам.

Переводчик не нужен. Генерал-лейтенант Хата хорошо понимает, о чем говорит Главком дальневосточной группировки советских войск. Он то нервно перебирает аксельбанты, то неторопливо протирает очки, то снимает платком испарину с чисто выбритой головы. Волнение не скрыть. Все-таки процедура не из приятных. Это не участие в приеме зарубежного военного атташата в довоенном советском Генштабе на Фрунзенской в Москве.

— Учтите, — говорит маршал Василевский, — что японские войска должны сдаваться организованным порядком, вместе со своими офицерами, на которых в первые дни ложится забота о питании ваших солдат. Поэтому они должны сдаваться в плен со своими кухнями и запасами продовольствия. Японские генералы должны являться вместе со своими адъютантами и необходимыми личными вещами. После сдачи в плен их некогда будет разыскивать. Я гарантирую хорошее отношение со стороны Красной Армии не только к офицерам, но и к солдатам японских вооруженных сил.