17 апреля МИД переслал резолюцию Рижской конференции германским послам и представителям в 20 европейских государствах. В сопроводительной телеграмме указывалось: «Запланировано по возможности использовать отдельных епископов посредством поездок в балканские страны для прямого воздействия на глав автокефальных Церквей». Подобным образом рассылались и резолюции конференций в Варшаве и Минске[445].

Весной 1944 г. МИД придавал подобной церковно-политической деятельности такое большое значение, что пошел на создание нового подразделения, специально предназначенного для координации ее проведения — информационного бюро XIII. Заседание этого органа должно было проходить раз в две недели. Первое из них состоялось 12 апреля, а второе 4 мая. В ходе обсуждения речь шла в основном об использовании результатов четырех упомянутых конференций русских иерархов[446]. Вся акция согласовывалась с Партийной канцелярией, причем допущение возможности проведения совещаний и заграничных поездок православных архиереев занятых восточных территорий вовсе не означало изменения принципиально враждебного отношения руководства Третьего рейха к Русской Церкви. Это было видно и из комментария посланника Лангмана относительно переговоров с Партийной канцелярией, высказанного на заседании информационного бюро XIII: «При этом речь идет не об изменении принципиальной постановки вопроса, а о практических мероприятиях»[447].

12 мая в Партийной канцелярии состоялось совещание, на котором было признано целесообразным использование православного духовенства с Востока для пропаганды на Балканах. По его итогам Колреп просил 16 мая ведомство шефа полиции безопасности и СД побыстрее подобрать подходящих священнослужителей. В докладной записке МИД от 15 июня намечались и другие контрмеры советской церковной пропаганде — поездки профессоров-теологов, ранее пресекавшиеся СД, назначение германского евангелического епископа Хеккеля представителем при Константинопольском патриархе, но в очередной раз подчеркивалось:

«Кроме того, желательно использование православных русских, но по возможности не царских эмигрантов, которые больше на Балканах не так популярны, и других православных доверенных лиц, которых СД, по-видимому, имеет в своем распоряжении»[448]. Безуспешные попытки проводить пропагандистские церковные акции на Юго-Востоке Европы продолжались до августа 1944 г., затем их пришлось резко свернуть. В связи с общим ухудшением военного положения и приближением советских войск стало не до них. Так и не дошло дело и до посылки священнослужителей из Белоруссии, Украины и России на Балканы.

Изменение военного положения самым непосредственным образом сказалось на судьбе Архиерейского Синода РПЦЗ. С первого дня Пасхи начались регулярные воздушные налеты на Белград англо-американских бомбардировщиков, которые приносили большие жертвы и разрушения. Русское духовенство ежедневно обходило с чудотворной Курской Коренной иконой дома прихожан, совершая молебствия. Митр. Анастасий также навещал раненых, хоронил убитых, стараясь после каждого налета разузнать, не пострадал ли кто-либо из его паствы[449].

В это время в посланиях архиереев РПЦЗ при сохранении их антикоммунистической направленности появились новые ноты. Так, проживавший в США архиеп. Виталий (Максименко) в начале 1944 г. писал: «Мы усердно молились об избавлении нашего русского народа от нашествия супостатов, а Русской Церкви — от гонений и от надругательств безбожников… Жестокий враг — германцы уже почти изгнаны русским христолюбивым воинством и оставляют землю русскую, хотя и разоренную. Также и безбожные гонители на Веру Христову в России послабили свое тяжкое иго». При этом митрополит призывал не идти на поводу у антицерковных агитаторов и предостерегал от подчинения патриарху Сергию[450].

В этом отношении интересно обратиться к Рождественскому посланию митрополита Анастасия 1944 года. В нем помимо мольбы к Богу запретить нынешнюю лютую брань, «умирив нашу жизнь», содержатся слова, которые достаточно ясно осуждают политику Третьего рейха: «Уже теперь очевидно для всех, что те, кто зажигал нынешний пожар или радовались его распространению, не могут ни остановить, ни тем более погасить его. Нынешние роковые события развиваются с какою-то неудержимою стихийною силой и готовы увлечь в бездну всех, кто так неосторожно будил зверя в человеке». В то же время митрополит называл коммунистов людьми «с сожженною совестью», которые «везде служат сеятелями лжи и неправды и источником смуты умов»[451].

Ввиду приближения советских войск антикоммунистическая деятельность митр. Анастасия даже усилилась, и в связи с этим его контакты с германскими ведомствами участились. 18 апреля 1944 г. МИД, очень заинтересованный в любых церковных антисоветских акциях, писал своему уполномоченному в Белград о выделении митрополиту в случае необходимости денег и бумаги для выпуски печатных изданий. Правда, 26 мая Бенцлер отвечал, что ему о соответствующей просьбе митр. Анастасия ничего не известно, и Граббе, наоборот, сообщил о практической невозможности издания в Белграде церковной литературы, сославшись на полную загруженность единственной типографии с русским шрифтом заказами охранного корпуса[452]. Архивных документов о передаче Архиерейскому Синоду германских денег найти не удалось, но, согласно косвенным данным, в 1944 г. он все-таки получил единственный раз за годы войны 3000 марок[453]. Скорее всего, в данном случае речь могла идти о материальной помощи РКМ в связи с эвакуацией Синода в Германию.

23 июня 1944 г. митр. Анастасий отправил в РКМ свое последнее письмо с предложениями относительно германской церковной политики, в котором выражалась тревога по поводу ситуации на Украине. Дело в том, что 26 апреля в Белград прибыл эвакуированный из Одессы архиепископ Херсонский и Николаевский Антоний, представивший вскоре Архиерейскому Синоду подробный доклад о церковной жизни в своей и соседней епархиях. В мае митр. Анастасий и архиеп. Антоний отслужили панихиду по экзарху Московской Патриархии в Прибалтике Сергию, митрополиту Волынскому Алексию и всем другим убитым за последнее время большевиками архиереям и священникам (хотя, как теперь известно, к убийствам преосвященных Сергия и Алексия советские власти не имели никакого отношения)[454].

В своем письме митр. Анастасий предостерегал немцев от поддержки неканоничной автокефальной в ущерб законной автономной Украинской Церкви, делая вывод, «что так называемая Украинская автокефальная церковь является группой с настоящим сектантским характером, поддержка которой со стороны германских ведомств никоим образом не рассматривается верующими в качестве признака внимания по отношению к Православной Церкви». К письму руководителя карловчан был проявлен определенный интерес, 31 июля копии его были пересланы в МИД, РСХА, Партийную канцелярию, а 17 августа в РМО[455]. Но никакого реального воздействия оно не оказало. Министерство занятых восточных территорий и далее продолжало поддерживать именно автокефальную церковь.

В сентябре 1944 г., за три недели до вступления советских войск в Белград, Архиерейский Синод со своими служащими эвакуировался в Вену. Вопрос о переселении Синода в Германию поднимался еще на Венской конференции в октябре 1943 г., и митр. Серафим (Ляде) подал об этом заявление в германские ведомства. Но его поддержало тогда только РКМ, все остальные заняли отрицательную позицию. 24 апреля 1944 г. уже Бенцлер прислал в МИД телеграмму с предложением об эвакуации Синода, по желанию последнего, в Карлсбад, указав, что его позицию в этом вопросе разделяет не только РКМ, но и белградское СД. Однако ведомство шефа полиции безопасности и СД 25 апреля сообщило своим офицерам в Белграде, что вопрос об эвакуации вообще не может ставиться. В качестве обоснования приводился довод, «что при переселении Белградского Синода в Карлсбад этот город, принимая во внимание большое число восточных рабочих в рейхе, рано или поздно станет местом паломничества православных верующих». МИД считал точно так же; еще 12 сентября 1944 г. он указывал своему уполномоченному в Белграде оставить митр. Анастасия и его сотрудников на месте так долго, как позволит военное положение на Балканах. Эта позиция, помимо ссылок на интересы германской внешней политики, объяснялась необходимостью препятствовать тесным контактам митрополитов Серафима (Ляде) и Анастасия[456].