После этого последовали новые многократные попытки. 29 июля митрополит встречался с генералом Шредером и уполномоченным МИД в Белграде Бенцлером. Последний, еще не зная о мнении своего начальства, обещал помочь в получении требуемого разрешения. В тот же день он действительно послал руководству телеграмму с рекомендацией пойти навстречу просьбе митрополита. Незадолго перед этим в МИД поступило письмо РКМ от 11 июля, а затем вскоре и негативный отзыв министра занятых восточных территорий А. Розенберга «из соображений принципиального характера». В самом МИД считали так же. В заметке начальника реферата культуры Гранова от 12 августа выдвигались возражения против предложения РКМ и утверждалось, что «регулирование отношений Православных Церквей за границами рейха не является задачей и правом Церковного министерства, а целиком относится к компетенции Министерства иностранных дел»[341].

В начале и конце октября 1941 г. митр. Анастасий еще дважды встречался с Бенцлером и передавал ему ходатайства о поездке в Берлин. Но каждый раз на запросы своего уполномоченного МИД отвечал категорическим отказом. 12 декабря он наконец отправил официальный ответ на письмо РКМ от 11 июля, в котором дипломатично объяснил свое нежелание разрешить поездку тем, что «принимая во внимание еще неясные церковные отношения на занятых восточных территориях, привлечение представителей Русской Православной эмигрантской Церкви к регулированию русских церковных вопросов пока представляется нецелесообразным»[342]. Но фактически речь шла о целенаправленной политике изоляции Архиерейского Синода, создавались препятствия даже его контактам с Берлинским архиеп. Серафимом.

Митр. Анастасий долго не терял надежду на появление возможностей активной церковной деятельности в России. В связи с этим в июле канцелярия Синода стала рассылать русским священникам в Югославии опросные листы с целью выявления желающих ехать на Родину. К 26 июля в соответствующем списке зарегистрировались 12 человек, к 7 августа уже 19–10 протоиереев, 7 священников, 1 игумен, 1 протодиакон и т. д. В ответ на запрос свящ. Вячеслава Зейна канцелярия отвечала 12 августа, что «пока производится только учет русского духовенства, которое пожелало бы при первой возможности поехать в Россию для миссионерской работы там и удовлетворения духовных нужд православного населения… Выражающим желание ехать в Россию надо иметь в виду, что, вероятно, ехать можно будет без семьи и первоначально на очень тяжелые условия жизни»[343].

О желании служить на Родине заявило большинство проживавших в Югославии русских священников. Но митр. Анастасий понимал, что для возрождения церковной жизни их нужно гораздо больше, и поэтому, согласно заметке канцелярии Синода от 3 августа 1941 г., планировал обсудить в Берлине с РКМ вопрос об организации в Белграде шестимесячных пастырских курсов примерно на 100 человек. Все эти планы реализованы не были. Их неудачный исход хорошо характеризует письмо из Вены архиеп. Серафима митр. Анастасию от 12 августа 1942 г.: «По вопросу о посылке священников в Россию: к прискорбию, по всем данным высшие правительственные власти относятся пока еще отрицательно к положительному решению этого вопроса. Я возбудил несколько таких ходатайств, но без успеха. По всей вероятности, власти подозревают, что заграничное духовенство является носителем политической идеологии, неприемлемой для германских властей в настоящее время. Мне даже не удалось получить разрешение на переезд в Германию некоторых священников из-за границы (напр., о. Родзянко), а по дошедшим до меня сведениям, разрешение не было дано, потому что эти священники якобы работали вместе с политическими эмигрантскими организациями»[344]. Предположение архиеп. Серафима о причине негативного отношения германских ведомств было совершенно правильным.

Высказал Архиерейский Синод и свои представления о создании церковного управления в занятых областях России. Здесь так же нужно разграничивать позиции руководства РПЦЗ и отдельных архиереев. Первоначально свой «Проект организации высшей церковной власти Православной Церкви в России» разработал и 9 сентября 1941 г. отправил в РКМ митрополит Серафим (Лукьянов). В этом проекте говорилось: «Для восстановления России чрезвычайно необходимо сразу после падения советской власти и образования национального русского правительства организовать в Москве единую высшую церковную власть Православной Церкви… следует позаботиться о том, чтобы национальное русское правительство признало главу Зарубежной Русской Церкви митрополита Анастасия временным Местоблюстителем Патриаршего престола и поручило ему образование временного Патриаршего Синода». Митрополит подчеркивал, что он написал это письмо исходя из своих представлений и предлагал «устроить в ближайшее время в Берлине конференцию, в которой участвовали бы митрополит Анастасий, он сам и архиепископ Берлинский Серафим»[345]. В письме хорошо видны характерные для некоторых эмигрантских кругов политические иллюзии, определявшие и их церковные действия. Конечно, нацистское руководство никоим образом не планировало содействовать организации «национального русского правительства» или «единой высшей церковной власти Православной Церкви», оно имело прямо противоположные цели.

Ознакомившись с указанным проектом, архиеп. Серафим (Ляде), видимо, не согласился с некоторыми высказанными в нем идеями и 16 сентября обратился к митрополиту Анастасию с просьбой прислать подобный документ[346]. Анастасий откликнулся быстро и уже 1 октября отправил краткое мнение Архиерейского Синода относительно регулирования церковных дел в России. В нем говорилось о двойной задаче: 1. Возобновление церковной жизни в освобожденных от коммунистической власти областях и 2. Воссоздание законной всероссийской церковной власти. Для решения первой задачи предлагалось предоставить Синоду возможность командировать епископов в Россию. Другая задача признавалась «едва ли разрешимой в полном объеме, прежде чем будет освобождена от коммунистической власти вся Россия и выяснена судьба главы Русского Патриархата митрополита Казанского Кирилла»[347]. А до этого времени считалось необходимым «в Москве в возможно ближайшее время по освобождении ея… созвать Собор из всех наличных епископов Русской Церкви, не скомпрометированных сотрудничеством с митрополитом Сергием и особенно участием в его Синоде, во главе со старейшим из них и составить временное высшее церковное управление, которое впоследствии созвало бы и Всероссийский Собор для восстановления Патриаршества и суждения о дальнейшем устройстве Русской Церкви»[348].

Митр. Кирилл (Смирнов) расценивался РПЦЗ после смерти митр. Петра (Полянского) как законный, канонический руководитель Русской Церкви. В этом качестве он с 1936 г. поминался за богослужениями в зарубежных храмах, в то время как в СССР поминали митр. Сергия (Страгородского). За границей тогда не знали, что владыка Кирилл после многолетней ссылки в Сибири и Казахстане был расстрелян 20 ноября 1937 г. Не теряя надежды получить разрешение на поездку в Берлин, митр. Анастасий 29 октября передал меморандум Синода с предложениями о регулировании церковной жизни в России уполномоченному МИД в Белграде. Этот документ в основном повторял письмо от 1 октября [349].

После весеннего немецкого наступления 1942 г., считаясь с тем, что Москва может быть завоевана летом, Синод решил подготовиться к новой ситуации и последний раз обратился к германским ведомствам со своими предложениями по организации церковного управления в России. В его июньском письме говорилось: «…в духе канонов Православной Церкви существует только одно решение в деле организации церковного управления, а именно созыв Собора русских архиереев старейшим среди них и назначение этим Собором временного главы Церкви и остального церковного управления». Окончательная организация руководящих органов и выборы патриарха, по мнению Синода, могли состояться только тогда, «когда будут назначены архиереи на все пустующие кафедры и в стране утвердятся нормальные отношения» [350].