Претенденты на государственные и муниципальные посты в националистической Испании должны были предъявлять свидетельство о крещении. Занимавший государственный пост чиновник официально присягал на верность религиозному авторитарному государству. Служебная и военная присяга начиналась словами «Клянусь Богом, Испанией и Франко».
Во внешней политике победа националистов автоматически привела к полному разрыву отношений с поддерживавшими Республику державами — СССР, Мексикой, Чили и к усилению ориентации на тоталитарные государства — Германию и Италию и на авторитарные латиноамериканские режимы.
В годы Второй мировой войны Франко снабжал Германию стратегическим сырьем. Националистический режим перепродавал Третьему рейху продовольствие, купленное в США, хотя разрушенная Испания сама испытывала продовольственные трудности. На советско-германском фронте до 1943 года в составе «Голубой дивизии» сражалось несколько десятков тысяч испанских добровольцев.
Первые симптомы поворота испанцев к общенациональному примирению обозначились именно во время Второй мировой войны. Вызревали они крайне медленно и противоречиво.
Некая общая основа у победивших националистов и побежденных республиканцев обнаружилась впервые во внешнеполитических вопросах. Несмотря на обращенные к Мадриду призывы Гитлера открыто вступить в войну на стороне нацистско-фашистского блока, невзирая на выход победоносного вермахта в 1940 году к испанской границе, осторожный и предусмотрительный Франко официально остался нейтральным. Этому послужил ряд весомых причин.
Нацизм с его презрением к «неарийским» народам и слепым, нехристианским культом фюрера вызывал равную неприязнь у испанского духовенства, военных и фалангистов.
Опустошенность и обескровливание страны в ходе только что прогремевшего «крестового похода» вызывали у многих националистов справедливые опасения, что их отечество не выдержит участия во всемирном военном конфликте.
Заметную роль в сделанном Мадридом выборе сыграл руководитель абвера адмирал Канарис, который с 1938 года вел тайную политику против Гитлера и был настроен пессимистически. Во время очередного визита в Испанию в 1940 году Канарис настоятельно рекомендовал старому знакомому — каудильо не вступать в войну между великими державами. Он ссылался на слабость Третьего рейха на море, на нехватку у Гитлера топлива и продовольствия и на непроясненную позицию США. Прогнозы Канариса были приняты во внимание Франко. Поэтому последующие авансы Берлина — наградить «после войны» Испанию Гибралтаром, Французским Марокко и даже частью Алжира — не вызвали положительного отклика у хитрого каудильо и антигермански настроенного Серрано Суньера.
Чтобы сохранить терпимые отношения с Третьим рейхом, каудильо, не объявляя войны, направил на Восточный фронт «Голубую дивизию». Мстительный Гитлер загнал ее в гиблые болота Новгородчины. Дивизия не участвовала в больших сражениях, но понесла изрядные потери из-за болезней и обморожения. По возвращении дивизии в Испанию в 1943 году некоторые солдаты открыто заявляли, что сожалеют об участии в войне с Россией — их везли воевать с коммунизмом, «а заставили сражаться с обманутым русским народом». Таких пришлось отправить за решетку. Уклонение Мадрида от открытого вступления во Вторую Мировую войну нашло понимание и одобрение у всех испанцев, включая эмигрантов.
Шаткость с трудом созданного националистического режима вынудила Франко к отдельным уступкам побежденным. В 1941–1944 годах в несколько этапов были освобождены политические заключенные, которые получили не более шести лет лишения свободы. Власти разрешили им выезд за границу, чем некоторые сразу же и воспользовались. Был выпущен из тюрьмы соперник Франко — Эдилья, которому, разумеется, не позволили вернуться к политической деятельности.
В 1942 году Франко воссоздал законодательный орган — кортесы, упраздненные им во время войны. Как и в Республике, орган был однопалатным, но депутаты националистических кортесов не избирались народом, а отбирались каудильо и Национальным движением из числа «благонадежных испанцев».
Импульсы к примирению и объединению исходили и из-за рубежа. Инициативу проявила монархическая часть эмиграции. 17 февраля 1945 года находившийся в изгнании сын умершего короля Альфонса XIII — граф Барселонский в манифесте к испанскому народу осудил диктатуру и обещал восстановить «демократические институты», не предрешая формы правления. Манифест стал толчком к последующему преодолению застарелой идеологической вражды монархистов и республиканцев.
Закономерно, что манифест был поддержан прежде всего пытавшимся ранее закончить гражданскую войну социалистом Прието. В монархическом лагере сторонником компромисса с республиканцами под лозунгом «демократической монархии» объявил себя живший в Португалии Хиль Роблес.
Наведение мостов между различными течениями эмиграции и исход Второй мировой войны с крахом ряда авторитарных и тоталитарных режимов побудили каудильо к ответным действиям. 8 мая 1945 года — в день капитуляции Третьего рейха Франко опубликовал «Хартию испанцев», даровавшую сторонникам существующего строя гражданские и политические права. «Не замешанным в преступлениях» изгнанникам разрешалось вернуться на родину. Националисты вынесли Хартию на народное голосование, давшее свыше 85 % голосов в ее поддержку.
Тогда же было отменено приветствие «Воспрянь, Испания!» и обязательное ношение фалангистами сине-красной униформы. Роль Национального движения в жизни страны, доминирующая в 1939–1944 годах, начала постепенно снижаться.
В конце 1945 года каудильо официально разрешил вернуться в Испанию эмигрантам, не участвовавшим в вооруженной борьбе против националистов. Разрешением воспользовались некоторые монархисты и отдельные консервативные республиканцы вроде престарелого Лерруса. По его словам, он вернулся умереть на родине. Затем вернулся также философ Ортега-и-Гассет.
В 1947 году кортесы одобрили внесенный правительством органический закон о восстановлении в Испании монархии — «временно без короля». Испания получила определенную форму правления. Каудильо долго выступал против такой меры, его гораздо больше устраивала собственная неограниченная власть. Но Франко вынужден был уступить учтивому, но постоянно усиливавшемуся давлению духовенства и монархистов.
Однако в главных чертах «политика отмщения» продолжалась. В испанских тюрьмах к 1946 году оставалось не менее 26 000 политических заключенных, на принудительных работах — не менее 10 000. В местах заключения продолжались физические пытки, выносились и приводились в исполнение смертные приговоры. Свыше половины политэмигрантов по-прежнему не имели легальной возможности возвращения на родину.
Мыслившие категориями общенационального примирения изгнанники во главе с дальновидными Прието и Роблесом были в 40–50-х годах XX века слишком малочисленны и маловлиятельны. Увлечь за собой преобладающую часть политически активных эмигрантов (анархистов, коммунистов, басков и др.) они были не в состоянии.
Распавшееся республиканское правительство было в 1945 году воссоздано в Мексике и функционировало еще около 20 лет. А в горах Астурии и Каталонии действовали республиканские партизаны, постепенно превращавшиеся в уголовников.
С территории Франции республиканцы-эмигранты устраивали вооруженные вторжения на родину. Делались попытки (при американской поддержке) засылки республиканских боевиков в Испанию с моря и с воздуха. Подобные действия республиканской эмиграции на несколько лет накалили обстановку во всей Северной Испании.
Репрессии против партизан и подпольщиков вызвали протесты за рубежом, но одобрялись большинством испанцев, особенно в сельской местности. Страна устала от кровопролития, была настроена против внешнего вмешательства и видела теперь в националистах наименьшее из зол.
Нажим на Франко со стороны Большой четверки (недопущение Испании в ООН, дипломатический и экономический бойкот) болезненно задел гордость испанского общественного мнения и способствовал упрочению военной диктатуры.