Поражение под Малагой вызвало бурную реакцию в Республике. По требованию общественности военный министр передал в руки военному трибуналу Вильяльбу и начальника генерального штаба Кабреру. На суде выяснилось, что полковник неоднократно и тщетно добивался присылки ему подкреплений, в чем ему постоянно отказывали военный министр и генштаб. Доверявший сотрудникам министерства Ларго был уверен, что войск в Андалузии достаточно. А Кабрера накануне сражения уверял, что оставление Малаги неизбежно и даже полезно, «ибо оно позволит сократить протяженность фронта».
Суд, естественно, не посмел покарать «испанского Ленина», но Кабрера был снят с поста, а Вильяльбу приговорили к тюремному заключению. Обоим в дальнейшем было запрещено занимать командные военные посты.
Победа националистов на Юге совпала с новой битвой в центральной части Испании.
После ничейного «туманного сражения» Асенсио Торрадо по поручению Ларго руководил в Леванте обучением двадцати свежих, только что набранных бригад республиканской армии. По мысли «испанского Ленина», именно они (а не защитники Мадрида) должны были стать ядром регулярных войск, побеждающих Франко.
Военное министерство оставило наконец несбыточный проект наступления Республики на всех фронтах. Оно разработало в январе 1937 года план менее масштабной, но осуществимой решительной операции окружения и разгрома врага у стен столицы глубокими обходными маневрами на флангах. Мадридские части должны были отвлекающими действиями сковать неприятеля.
План, восходивший к ноябрьскому плану Горева — Рохо, имел под собой серьезные основания. Он был оправдан положением линии фронта, которое позволяло республиканцам обойти войска Варелы и обрушиться с севера и с юга на их фланги и в случае удачи даже тыл.
Авторы плана учитывали усталость националистических ударных войск, их обескровленность и обилие свежих сил у Республики, качественное превосходство советской военной техники. Руководить сражением должен был командующий Центральным фронтом генерал Посас. Его советником был «Купер» — комкор Г.И. Кулик, овеянный славой гражданской войны в России, «победитель при Царицыне».
Однако готовилась операция чрезвычайно медленно. Ее назначили на 27 января, затем перенесли на 1 февраля, затем — на 12 февраля. Мешали трудности на железных дорогах, медленное освоение новобранцами советского оружия, поразительная беззаботность. Очень многие были уверены, что после ноябрьских боев у Мадрида Республика «обречена на победу» и нет необходимости торопиться. За январь план операции успели «проболтать». О нем знала вся Валенсия. За столиком ресторана доморощенные стратеги обсуждали его в деталях. Поэтому не было ничего удивительного в том, что о плане узнали и националисты.
Франко и Варела быстро перегруппировали резервы. Поскольку после Махадаонды внимание мадридского командования было приковано к северу и северо-западу, националисты решили атаковать юго-восточнее столицы, в долине реки Харамы, и отрезать Мадрид от остальной Испании.
Опередив неприятеля на шесть суток, националисты пятью мобильными бригадами 6 февраля перешли в наступление. В авангарде привычно шли марокканцы и Иностранный легион. Участвовали также два небольших «добровольческих легиона» — португальский и ирландский. Пехоту и кавалерию поддерживали 6-дюймовые батареи. Впервые в сражении участвовали также новейшие германские 88-миллиметровые зенитки, едва закончившие полигонные испытания в рейхе.
Танков и броневиков у наступающих на сей раз не было. Соединения «Ансальдо» и «Т-1» после жестокого урона, понесенного в Мадриде и Махадаонде, находились на ремонте и отдыхе. Тем не менее слаженными действиями националисты сразу проделали бреши в растянутой неприятельской обороне и веерообразно устремились на восток и юго-восток. Они быстро овладели высотами — Ла-Мараньосой и Пингарроном и к 8 февраля взяли под обстрел автостраду Мадрид — Валенсия, намереваясь перекрыть ее.
Снабжение столицы было нарушено. Генштаб Республики, уверенно готовившийся наступать, несколько дней был в трансе. В Валенсии снова заговорили о невозможности удержать столицу.
Отступавший генерал Посас рассчитывал остановить неприятеля у мостов через Хараму. Харама, как и Мансанарес, неширока, но протекает в долине с крутыми и высокими берегами. Переправа через нее без мостов крайне затруднена, а каждый мост охраняла целая рота, вооруженная пулеметами. Однако марокканцы в ночь на 8 февраля тайно пробрались к мостам, пользуясь небрежностью республиканцев в сторожевой службе. Бесшумно, одним холодным оружием арабы в темноте уничтожили охрану и завладели мостами. Националисты переправились на восточный берег реки. Не имея в тылу оборонительных рубежей, Центральный фронт все более подавался назад.
Перепуганный фронтовой штаб несколько раз просил помощи, в том числе у Хунты обороны Мадрида. Наконец 11 февраля Миаха прислал 11-ю дивизию Листера. Она на несколько дней стала стержнем республиканского сопротивления. Затем военное министерство двинуло подкрепления из Леванта, в том числе находившуюся на отдыхе бронетанковую бригаду Павлова. К Хараме стянули почти всю республиканскую авиацию — до 130 машин. Над долиной реки произошли грандиозные воздушные бои, шедшие в несколько ярусов.
С 14 февраля силы националистов начали иссякать. Встречные удары противника учащались и усиливались. Высоты переходили из рук в руки. Особенно сильный удар марокканцам Ягуэ нанес 15–16 февраля майор Модесто. Советская бронетанковая бригада заставила националистов понести тяжелые потери. Ее командир Павлов стал героем сражения.
Под сильным натиском неприятельской авиации, танков и пехоты марокканцы впервые за всю войну побежали. Генерал Варела оставил часть захваченной территории и с трудом удержал Пингаррон и небольшой плацдарм на восточном берегу Харамы.
К 27 февраля Харамское сражение затихло. Наступление Варелы оказалось не особенно плодотворным. За неделю упорных наступательных боев националистам удалось отбросить неприятеля на 10–14 километров к востоку. Темп операции составлял не более 2 километров в день. Окружить Мадрид так и не удалось. Между южным и северным авангардами националистов зияла пропасть почти в 70 километров. А единственная автострада, связывавшая столицу с остальной Республикой, теперь тоже не могла работать с полной нагрузкой, так как оказалась под артиллерийским огнем националистов.
Обеим сторонам битва на Хараме стоила очень дорого — почти по 20 000 человек ранеными и погибшими. У националистов сильно поредели марокканские части и Иностранный легион, лишившись половины бойцов. Харама предвещала гибель этим элитарным частям Франко. Ровно столько же потеряли республиканские интернациональные бригады. Их роль и значение в военных действиях в дальнейшем тоже значительно уменьшились. Потери ирландского и португальского легионов были еще внушительнее, и они вскоре были распущены. Немногие уцелевшие бойцы вернулись на родину.
Любопытным явлением Харамского сражения были новые тактические приемы наступающих, выработанные германскими военными советниками. Франко и Варела отказались от ведущей роли бронетехники при прорыве фронта. Вместо «Ансальдо» и «Т-1» в первых рядах пехоты и конницы наступали противотанковые и зенитные батареи. Их огнем националисты нанесли ощутимый урон танкам и ВВС врага, а также его пехоте. Впервые зенитная артиллерия была использована не против воздушных, а против наземных целей.
На Хараме националисты применили только что изобретенное противотанковое средство — бутылки с зажигательной смесью. В дальнейшем им суждено было войти в историю под названием «молотовского коктейля»… Ими ловко пользовались марокканцы, метавшие бутылки с деревьев в оливковых рощах. Поэтому вскоре республиканские танкисты взяли за правило, въезжая в рощу, сначала обстреливать из пулеметов кроны деревьев.
Харама принесла националистам только успех, а не настоящую победу. По мнению Муссолини и итальянского командования, такой итог после трехнедельной операции, сопровождавшейся большими потерями, объяснялся трусостью и бездарностью националистов. Дуче и генерал Роатта настояли после Харамы на самостоятельной операции итальянского корпуса против Мадрида. План новой операции итальянцы составляли наспех, в радостном возбуждении после взятия Малаги. Роатта с одобрения из Рима взялся овладеть испанской столицей с северо-востока — через Гвадаррамский хребет. Для этого он стянул к Сигуэнсе весь добровольческий корпус — четыре дивизии с громкими названиями «Литторио» («Отважная»), «Черные перья», «Черное пламя» и «Так хочет Бог». Дивизии считались моторизованными — они имели 2000 грузовиков и тягачей «Фиат» и «Изотта-Фраскини», а также 400 мотоциклов.