Выскочив из броневичка, майор начал грозно кричать: «Стой! Стой! Стрелять буду!» Выхватил пистолет и выстрелил вверх. Тут кто-то звезданул его в ухо, и он свалился в какую-то песчаную яму. Немного полежав, он понял, что криком тут ничего не добьешься. И он начал призывать: «Коммунисты! Комсомольцы! Командиры — ко мне!» Призывая, он продвигался вместе с толпой, и вокруг него постепенно собрались люди. Большинство из них оказалось с оружием, тогда с их помощью он начал останавливать и неорганизованную толпу. К утру личный состав полка был собран. Удалось подобрать и большую часть оружия. Командиры все из запаса. Только командир, комиссар и начальник штаба — кадровые офицеры. Но все трое были убиты во время возникшей паники. Запасники же растерялись. Никто не помнил состав своих подразделений.

Поэтому майор произвел разбивку полка на подразделения по своему усмотрению и сам назначил командиров. Разрешил всему полку сесть, а офицерам приказал составить списки своих подразделений. После этого он намеревался по подразделениям выдвинуть полк на прежние позиции. А пока людей переписывали, прилег спать после бессонной ночи. Но отдохнуть не удалось. Послышался гул приближающейся машины. Подъехал броневичок. Остановился невдалеке. Из броневичка вышел майор, направился к полку. Два майора встретились. Прибывший показал выписку из приказа, что он назначен командиром 306-го полка.

— А вы возвращайтесь на КП, — сказал он майору Т. Майор Т. хотел было объяснить, что он проделал и что намечал дальше. Но тот с неприступным видом заявил:

— Сам разберусь.

Т. пошел к броневичку. Там его поджидали лейтенант и старший командир. Лейтенант предъявил майору ордер на арест:

— Вы арестованы, прошу сдать оружие.

Так началась его новая постакадемическая жизнь. Привезли его уже не на КП, а в отдельно расположенный палаточный и земляной городок — контрразведка, трибунал, прокуратура. Один раз вызвали к Следователю. Следователь спросил:

— Почему не выполнили приказ комкора?

В ответ майор рассказал, что делал всю ночь и чего достиг. Протокол не велся. Некоторое время спустя состоялся суд.

— Признаете себя виновным?

— Видите ли, не… совсем…

— Признаете ли себя виновным в преступном невыполнении приказа?

— Нет, не признаю. Я выполнял приказ. Я сделал все, что было возможно, все, что было в человеческих силах. Если бы меня не сменили и не арестовали, я бы выполнил его до конца.

— Я вам предлагаю конкретный вопрос и прошу отвечать на него прямо: выполнили вы приказ или не выполнили?

— На такой вопрос я отвечать не могу. Я выполнял его, добросовестно выполнял. Приказ находился в стадии выполнения.

— Так все же был выполнен приказ о восстановлении положения или не был? Да или нет?

— Нет еще.

— Достаточно. Все ясно. Уведите!

Через полчаса ввели в ту же палатку снова:

— … К смертной казни через расстрел».

Григоренко завершает этот отрывок так:

«Военный совет Фронтовой группы от имени Президиума Верховного Совета СССР помиловал майора Т. Помиловал и остальных шестнадцать осужденных трибуналом Первой армейской группы на смертную казнь».

Весь отрывок воспоминаний Григоренко я цитирую по книге Б. Соколова «Неизвестный Жуков: портрет без ретуши». Соколов сопровождает текст уточнением: бежал не 306-и, а 603-й полк.

С бегства этого полка началось сражение при горе Баин-Цаган. Жуков пишет в «Воспоминаниях и размышлениях»:

«Было ясно, что в этом районе никто не может преградить путь японской группировке для удара во фланг и тыл основной группировке наших войск».

А в это время майор Т. приказал переписать личный состав и лег вздремнуть.

Японцы смогли без помех переправиться через Халхин-Гол, перетащить противотанковую артиллерию и начали окапываться. Пока они не закрепились, Жуков бросил против японцев танки, прямо без пехоты, поскольку 24-й мотострелковый полк еще требовалось подтянуть. Много танков, конечно, сгорело, но японцы были выброшены за реку.

Б. Соколов:

«… Приказ представителя наркома обороны будущего маршала Г. И. Кулика об отходе советских войск с восточного берега Халхин-Гола, отданный вопреки мнению Жукова, привел к паническому бегству 603-го полка, который пришлось останавливать злополучному майору Т. Японцы воспользовались этим и захватили гряду господствующих высот, выбить их оттуда стоило больших потерь».

Итак, Суворов-Резун, используя воспоминания Григоренко, их просто переврал.

Сфальсифицировав историю с Жуковым, Суворов-Резун с тем же усердием принимается за Рокоссовского.

«Летом 1941 года Рокоссовский командовал 9-м механизированным корпусом на Украине. Корпус готовился к нанесению внезапного удара. В начале июня вся артиллерия корпуса была тайно переброшена в приграничные районы и весь корпус получил приказ на тайное выдвижение к границе».

Проверяем по мемуарам Рокоссовского — была ли его артиллерия переброшена к границе?

К. К. Рокоссовский:

«Войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне. Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию. Доказали, что можем отработать все упражнения у себя на месте. И это выручило нас в будущем» (Рокоссовский К. К. Солдатский долг. С. 8).

Здесь Суворов-Резун использует тот же принцип. Берутся воспоминания и нагло перевираются. Не у каждого читателя есть в доме воспоминания К. К. Рокоссовского. А если есть, то слова Суворова-Резуна будут сочтены за ошибку. Может, это и ошибка, но из подобных «ошибок» состоят все-все аргументы Суворова — Резуна, до единого, в пользу его «теории».

Но приказ выслать артиллерию на полигоны все-таки был? Значит, готовился удар?

Источники говорят, что артиллерия высылалась на полигоны, но в 1941-м году в меньшем числе, чем раньше.

Начальник Главного управления РККА Н. Д. Яковлев:

«2 мая 1941 года у начальника штаба округа М. А. Пуркаева состоялось совещание, на котором обсуждался вопрос о положении с лагерями. Было решено, что поскольку из Москвы на этот счет не было никаких конкретных указаний, то артиллерию приграничных стрелковых дивизий в полном составе из лагеря не вьшодить, а поступить так: от каждого из двух артполков отправлять на полигон сроком на один месяц по дивизиону. И после боевых стрельб возвращать эти дивизионы в свои соединения, заменяя их следующими по очереди. Таким образом, в приграничных стрелковых дивизиях из 5 дивизионов артполков на месте всегда находилось по 3 дивизиона» (Яковлев Н. Д. Об артиллерии и немного о себе. С. 51).

Рокоссовский просто придержал у себя всю артиллерию.

Так, с артиллерией мы разобрались.

Теперь разберемся с утверждением Суворова-Резуна, что «весь корпус получил приказ на тайное выдвижение к границе».

Где находился 9-й механизированный корпус К. К. Рокоссовского 22 июня 1941 года?

И. Х. Баграмян:

«На направлении главного удара гитлеровцев в 250–300 километрах от границы располагались 9-й, 19-й механизированный корпуса» (Баграмян И. Х. Мои воспоминания. С. 222–223).

Именно потому, что 9-й мехкорпус находился далеко от границы, в бой он смог вступить только 24 июня.

К. К. Рокоссовский:

«24 июня 9-й мехкорпус вышел в район сосредоточения и вступил в бой» (Рокоссовский КК. Солдатский долг. С. 16). Это произошло в районе Луцка, в 100 километрах от границы.

Теперь проверим слова Суворова-Резуна: «корпус готовился к нанесению внезапного удара».

К. К. Рокоссовский:

«И самое тревожное обстоятельство — истек май, в разгаре июнь, а мы не получили боевую материальную часть» (там же. С. 9).

Вот те на! Готовил корпус удар, а материальной части нет. Готовил удар на столе или полу, играя в солдатики. Артиллерию делали из бумаги, танки — их спичечных коробочков.

Выходит, на бумаге корпус есть, но положенных ему по штату тысячи танков не существует. На 22 июня 1941 года 9-й мехкорпус имел 316 танков (См.: Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 603).