Утром 22 июня дивизия действовала в полном соответствии с довоенными планами:

«Стойкость пограничников во многом способствовала первому успеху частей 41-й дивизии — стремительным броском ее дивизии выдвинулись на основной оборонительный рубеж, с ходу — в нескольких местах уже с боем — заняли подготовленные и заранее оборудованные сооружения. Пулеметчики завладели новым дотом «Комсомолец» у шоссе, идущего к Рава-Русской. Гарнизон «Комсомольца», которым командовал старший лейтенант И. Мартынчик, а также гарнизоны недостроенных дотов «Медведь», «Незабудка» наносили врагу серьезные потери» (В солдатской шинели. С. 24).

Таким образом, 41-я дивизия, вопреки Суворову-Резуну, не вторглась 22 июня на территорию врага, а отбивала у врага свой собственный укрепрайон.

А вот 23 июня 41-я стрелковая дивизия действительно перешла границу, но не «по предвоенным планам», а в ходе контратаки.

«Наша атака была стремительной и столь неожиданной для врага, что он дрогнул, побежал. Мы прошли без отдыха километров восемь, преследуя отступающих и не заметив, как перешли границу. Между Любыча-Крулевской и Махнувом вся земля была изрыта воронками наших снарядов. Мы видели много брошенных минометов, грузовиков — ошеломленные немецкие солдаты в панике бежали. С нами в бою находились командир полка Гатта Гарифович Чумарин и батальонный комиссар Василий Григорьевич Кацаев. Они объявили, что полк уже на три километра углубился во вражескую территорию, и приказали окопаться: «Мы не захватчики». Появились «юнкерсы», они больше двух часов бомбили нашу оборону, но часть бомб легла туда, откуда мы отошли…» (там же. С. 24).

Контратака 23 июня была одной из очень немногих удач Красной Армии, и потому она отражена в «Воспоминаниях и размышлениях»

Г. К. Жукова:

«23 июня немцы возобновили атаки, особенно сильные на Рава-Русском направлении. Кое-где вражеским частям удалось вклиниться в оборону 41-й дивизии, но благодаря твердому руководству генерала Г. Н. Микушева противник контратакой вновь был отброшен на исходное положение».

К слову, в районе Равы-Русской перед нападением немцев границу перешел немецкий перебежчик и сообщил о готовящемся нападении. Пограничники информировали о нем командование 41-й дивизии, и это привело дивизию в повышенную боеготовность. Именно благодаря боеготовности 41-я дивизия смогла отбить укрепрайон, а затем сдерживать восемь дивизий врага. Если бы в боевую готовность были приведены все дивизии прикрытия и если бы они находились у границы — кто знает, как пошел бы ход войны?..

А Суворов-Резун продолжает фантазировать: «Утром 22 июня 1941 года командующий Северо-Западным фронтом, не дожидаясь приказа Москвы, отдает приказ своим войскам нанести удар в направлении Тильзит в Восточной Пруссии… Действия командующего Северо-Западным фронтом — это не импровизация. Просто генерал-полковник Кузнецов ввел в действие предвоенный план». Ссылки опять нет.

На самом деле утром 22 июня командующий Северо-Западным фронтом не дожидался «приказа Москвы», поскольку приказ — директиву № 1 — он получил еще ночью. Ночью 22 июня в 0 часов 30 минут из Москвы на Северо-Западный фронт был передан приказ о приведении войск в боевую готовность, поскольку «возможно внезапное нападение немцев», но в приказе ставилась задача «не поддаваться ни на какие провокации». Исходя из этого, командующий Северо-Западым фронтом Ф. И. Кузнецов и действовал во время нападения. В. А. Анфилов, ссылаясь на документ ЦАМО СССР. Ф. 229. Оп. 164. Д. 1. Д. 71., пишет, что В. И. Кузнецов в 6 часов

10 минут докладывал, что в 4 часа он «отдал приказ контратаками отбросить противника и… принял меры, чтобы бомбить противника, не перелетая границы» (Анфилов В. А. Крушение похода Гитлера на Москву, 1941. С. 117).

Суворов-Резун продолжает самозабвенно врать:

«Соседнему Западному фронту высшее командование ставит задачу нанести сверхмощный удар в направлении польского города Сувалки. И для командующего Западным фронтом это не сюрприз. Он и сам знает задачу своего фронта и задолго до московской директивы уже отдал приказ наступать на Сувалки».

Западный фронт?

И это есть в книге историка В. А. Анфилова, со ссылкой на «Военно-исторический журнал» (1961. № 4. С. 65).

«Штаб Западного фронта. Заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант И. В. Болдин докладывает по телефону наркому обороны о том, что немецкие самолеты продолжают с бреющего полета расстреливать советские войска, мирное население. На многих участках противник перешел границу и продвигается вперед. «Внимательно выслушав меня, — вспоминал генерал Болдин, — маршал Тимошенко (нарком обороны. — А. П.) говорит:

— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать.

— Как же так, — кричу в трубку, — наши войска вынуждены отступать, горят города, гибнут люди…

— Иосиф Виссарионович считает, что это, возможно, провокационные действия некоторых германских генералов…

— Товарищ маршал, нам нужно действовать. Каждая минута дорога. Это не провокация. Немцы начали войну!

Настаиваю на немедленном применении механизированных, стрелковых частей и артиллерии, особенно зенитной. В противном случае дело обернется плохо. Но нарком, выслушав меня, повторил прежний приказ» (там же. С. 118).

Далее, наконец, Суворов-Резун дает-таки ссылку:

«Генерал-майор А. И. Михалев прямо признает, что Южный и Юго-Западный фронты советское командование не планировало использовать для оборонительных или наступательных действий. «Стратегические цели предполагалось достичь переходом войск фронтов в решительное наступление» (ВИЖ. 1986. № 5. С. 49). Таких признаний вполне достаточно, чтобы в Нюрнберге вновь собрать трибунал и разобрать причины советско-германской войны еще раз».

Опять же непонятен обличительный пафос этого афериста в исторической науке. Стратегические цели действительно предполагалось достигнуть переходом в решительное наступление. Никто с этим не спорит. Но переходом от чего?.. Переходом от обороны. Не от наступления же переходить в наступление. И не от «нерешительного наступления» переходить к «решительному».

«До 30 июня 1941 года Жуков настаивал на наступлении и требовал от командующих фронтами только наступления. И только в июле он и его коллеги пришли к выводу, что крокодил, у которого почти смертельная рана, наступать не может».

Дался Суворову-Резуну Г. К. Жуков…

Г. К. Жуков не мог требовать «от командующих фронтами» наступления, поскольку 22 июня И. В. Сталин послал его представителем Ставки на Юго-Западный фронт. «До 30 июня» Жуков не мог «настаивать на наступлении», поскольку вечером 26 июня вернулся в Москву и в ночь с 26-го на 27-е предложил Сталину оборонительный план. В «Воспоминаниях и размышлениях» он описывает этот план следующим образом:

«Обсудив положение, мы ничего лучшего не могли предложить, как немедленно занять оборону на рубеже р. Зап. Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилев — Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии. Кроме того, следовало срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово — Смоленск— Рославль — Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо этого, мы предлагали срочно сформировать еще 2–3 армии за счет дивизий Московского ополчения.

Все эти предложения И. В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями.

В своих предложениях мы исходили из главной задачи — создать на путях к Москве глубоко эшелонированную оборону, измотать противника и, остановив его на одном из оборонительных рубежей, организовать контрнаступление, собрав для этого необходимые силы частично за счет Дальнего Востока и главным образом новых формирований». А у Суворова-Резуна снова «открытие»:

«Существует немало указаний на то, что срок начала советской операции «Гроза» был назначен на 6 июля 1941 года…