Изменить стиль страницы

Наступило 30 июня, а западнее Рава-Русской 296-я немецкая дивизия все еще несла тяжелые потери — там яростно сопротивлялись гарнизоны «Комсомольца», «Незабудки» и других дотов. Их выкуривали — они не прекращали огня и погибали непобежденными» (В солдатской шинели. С. 30).

Глава 22

ЦИТАТЫ ИЗ МЕРЕЦКОВА

Суворов-Резун пишет:

«По приказу генерала армии КА. Мерецкова в июле 1940 года была проведена рекогносцировка по всей западной границе. В ней приняли участие тысячи командиров всех рангов, включая генералов и маршалов, занимавших высокие посты, а Мерецков, который недавно рассматривал финскую границу, делает то же самое на румынской и финской границах. Товарищ Маршал Советского Союза, вам слово: «Я лично провел длительное наблюдение с передовых пограничных постов (На службе народу. С. 202). Затем я объехал пограничные части» (там же. С. 203)».

Проверим Суворова-Резуна. И, как всегда, находим подлог.

Суворов-Резун говорит о 1940 годе, а цитируемые им слова Мерецкова относятся к середине 1941 года, когда с границы поступили тревожные сведения о концентрации немецких войск на западной границе. Ознакомившись с масштабами концентрации, Мерецков отбыл в Москву, и по его докладу были предприняты экстренные меры по подготовке к отражению возможного нападения.

Вот страница 202 из книги Мерецкого, на которую ссылается Суворов-Резун:

«В ходе дальнейшей беседы И. В. Сталин заметил, что пребывать вне войны до 1943 года мы, конечно, не сумеем. Нас втянут поневоле. Поэтому порядок ввода в строй механизированных корпусов будет еще обсуждаться. Необходимо сейчас уделить главное внимание обучению войск. Политбюро считает, говорил И. В. Сталин, что Наркомат обороны усилили, возвратив туда меня, и ждет активной деятельности.

Так закончился этот разговор с И. В. Сталиным. На следующий день я целиком переключился на боевую и учебную подготовку армии. С этого момента и вплоть до войны я виделся с И. В. Сталиным редко.

Считая наиважнейшим из средств обучения практические учения, приближенные к боевым действиям, я наметил план действий в этом направлении и ряд поездок по военным округам. Нарком утвердил их без особых изменений.

Весной 1941 года я был на учениях в Ленинградском военном округе, которым командовал генерал-полковник М. М. Попов. Поездку в ЛВО считаю успешной. Командный состав поставленные задачи решал правильно. Войска готовились хорошо. Затем отправился в Киевский особый военный округ. В конце мая начальник оперативного отдела штаба округа генерал-майор Баграмян доложил мне обстановку. Дело приближалось к войне. Немецкие войска сосредоточивались у нашей границы. Баграмян назвал весьма тревожную цифру, постоянно возраставшую. Прежде чем доложить в Москву, я решил еще раз все перепроверить. Поехал во Львов, побывал в армиях округа. Командармы в один голос говорили то же самое. Тогда я лично провел длительное наблюдение с передовых приграничных постов и убедился, что германские офицеры вели себя чрезвычайно активно.

На правом фланге Киевского особого военного округа строился в то время укрепленный район. Сооружения уже возвели, но еще не было оборудования. Имелись и части, предназначенные для укрепленного района. Взяв на себя инициативу, я сообщил командарму-5 генерал-майору танковых войск М. И. Потапову, что пришлю своего помощника с приказом провести опытное учение по занятию укрепленного района частями армии, с тем, чтобы после учения 5-я армия осталась в укрепленном районе. В других местах оборонительные работы были еще не завершены. Ответственным за строительство укрепрайонов был Б. М. Шапошников, и я решил дополнительно переговорить с ним в Москве».

На этом страница 202 книги Мерецкова кончается.

Теперь посмотрим, как цитирует Мерецкова Суворов-Резун. Вот образчик его тонкого обращения с источником:

«Товарищ Маршал Советского Союза, вам слово: «Я лично провел длительное наблюдение с передовых пограничных постов».

Читая это, наивный читатель подумает, что Мерецков, готовясь к войне, высматривал цели для огня и атак.

Но там, где Суворов-Резун поставил точку, у Мерецкова на самом деле стоит запятая, а дальше идет предложение «и убедился, что германские офицеры вели себя чрезвычайно активно». К границе Мерецков отправился потому, что ему сообщили о концентрации немецких войск на границе. На странице 202 об этом сказано совершенно определенно. Но Суворов-Резун это место пропустил, представив дело так, как будто слова Мерецкова относятся к 1940 году, к его — ну прямо мифической — рекогносцировке границы.

К слову, если предложение обрывают, не ставя отточия, это уже подлог, подтасовка фактов.

Подобное цитирование — с обрывом строки — применяет только Суворов-Резун, и применяет очень часто.

Далее в книге Суворов-Резун цитирует страницу 203 воспоминаний Мерецкова:

«Затем я объехал пограничные части».

Это предложение не оборвано — но весьма хитро вырвано из контекста. У Мерецкова:

«Затем я объехал пограничные части. Все они были начеку, и почти везде я слышал, что на той стороне неблагополучно». Суворов-Резун:

«Мерецков вместе с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М. П. Кирпоносом проверяют рекогносцировку на всем участке Киевского особого военного округа».

Читатель взволнован: оказывается, уже в 1940 году был создан Юго-Западный фронт. Так Сталин готовил удар!

Но К. А. Мерецков про «Юго-Западный фронт» ничего не пишет: такого фронта тогда не существовало. Мерецков инспектировал КОВО (ставший позднее Юго-Западным фронтом) в конце мая 1941 года. Инспекция осуществлялась с целью проверить состояние войск перед явно готовившимся немцами нападением. Мерецков писал: «Здесь были допущены ошибки. Почти вся зенитная и противотанковая артиллерия переформировывались одновременно, поэтому противотанковая артиллерийская бригада утратила свою боевую готовность. Чтобы командный состав армии убедился в этом, я провел с ним военную игру. Как я и ожидал, в ходе игры обнаружилось, что «танки» противника могут действовать почти беспрепятственно. На разборе я подчеркнул серьезность допущенного промаха».

А Суворов-Резун цитирует Мерецкова дальше: «Из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М. В. Захаровым… я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим с ним на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных».

Здесь Суворов-Резун тоже поработал ножницами, чтобы исказить смысл, как ему хочется. Из приведенного отрывка можно заключить, что Мерецков готовил нападение. Однако полный отрывок такого заключения не дает:

«Это было уже в начале войны. А тогда, накануне нее, из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М. В. Захаровым. Выслушав его подробный доклад, из которого явствовало, что и здесь на границе наблюдается тревожная картина, я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим мы на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных. Оказывается, это были немецкие офицеры».

Мерецков ясно пишет, какой была его причина появления у границы. «На границе наблюдается тревожная картина». Это Суворов-Резун, конечно, убрал. Направившись к границе, Мерецков убедился в «тревожности картины»: с противоположного берега смотрели немецкие офицеры, которым в Румынии ну никак не следовало быть.

Но вот нашему закройщику надоедает работать ножницами, и он начинает просто врать:

«Но вернемся к Мерецкову. Из Одесского военного округа он спешит в Белоруссию, где с генералом Д. Г. Павловым тщательно рекогносцирует советско-германскую границу и германскую территорию. Короткий визит в Москву, и Мерецков уже на Северном фронте».

Тут нагромождение лжи.

1) Мерецков не мог быть на Северном фронте: Северного фронта тогда еще не существовало.

2) С генералом Д. Г. Павловым Мерецков «германскую территорию» не рекогносцировал. Про Павлова Мерецков пишет следующее: «Познакомившись с положением на западной границе и выслушав доклад Павлова, я убедился, что и здесь Германия сосредотачивает силы».