Около тысячи полярников провели исследования на СП-22 в разные годы. Для многих из них ледяной остров стал привычным местом работы, куда они возвращались снова и снова, как возвращаются люди в какой-нибудь далекий заполярный поселок, отдохнув на материке. Среди полярников девятой смены – тоже много старожилов. Не первый раз встречаю я на СП-22 начальника радиостанции Анатолия Стоялова, врача Геннадия Горбунова, аэрологов Кира Гоби и Анатолия Комарова.

…Несколько дней назад мы сдирали с крыши одного из домов резину. Резина на морозе становится твердой, как металл. А сейчас морозы – под сорок. Попробуй отдери. Какой чудак ее на крышу постелил?

— Сразу видно: с любовью кто-то дом строил, — сказал аэролог Борис Борзенко. — Позаботился, чтобы летом не протекало.

Тут летом знаешь какие реки и озера? Без резиновых сапог не обойтись. Нам даже приходилось переправы из досок строить. Каждое лето на айсберге наводнение. Лед тает, и дома стоят словно на пьедесталах. Когда Борис первый раз прилетел на СП-22, дом аэрологов стоял вровень со льдом. А теперь к нему ведут семнадцать ступенек. Многие дома теперь как на горе: кают-компания на пьедестале высотой метра два. А я помню как несколько лет назад она почти полностью была занесена снегом и к двери приходилось спускаться по лесенке.

— На льдине лето – самое тяжелое время, — вздохнул Борис. — Да, не удивляйся. Льет как из ведра. Вот в эту зимовку 26 июля дождь сутки не унимался, выпало 16 миллиметров осадков. Представляешь, сколько это? За весь август осадков было лишь вдвое больше. Вот сейчас самая милая погода.

— Ничего себе «милая», — сказал я, втягивая голову в воротник и стараясь укрыться от обжигающего ветра.

— А чем тебе не нравится погода? При такой температуре бодро себя чувствуешь, только надо потеплее одеться. А летом сплошная сырость. На улице сыро, из домика в домик по мосткам перебираешься, в доме тоже сыро. Да и психологически летом труднее: нет писем. В мае, когда заканчивается экспедиция «Север», мы последние письма получаем. И до октября – только радиограммы. А в них много не скажешь…

Станция поставила рекорд долголетия – больше трех тысяч дней пропутешествовала она по океану. Аэролог Борис Борзенко тоже поставил своеобразный рекорд – почти полторы тысячи дней проработал он на станции. Четыре зимовки у него позади.

…Одного моего коллегу-журналиста вечером в кают-компании, что называется, купили. «Купил» большой охотник до розыгрышей – механик Николай Васильевич Лебедев. Васильич спросил:

— А ты знаешь, что доктор – первый в мире человек, кто добрался до Северного полюса на велосипеде?

Ну конечно, такой сенсации журналист упустить не мог. У него в блокноте уже было записано: 26 ноября 1981 г. станция СП-22 подошла к географическому Северному полюсу совсем близко – всего на 32 километра.

— Вот когда наша станция была у «макушки планеты», — продолжал с серьезным видом Николай Васильевич, — доктор сел на велосипед и за час эти 32 километра проехал. Да ты лучше сам у него расспроси.

Геннадий Горбунов рассказал обо всем подробно. И как трудно было крутить педали, и как он запыхался. И что перед этим он часами тренировался. Самое интересное, что доктор говорил истинную правду. Об одном умолчал: колеса велосипеда шли не по дрейфующим льдам, а по трем валикам, установленным в углу кают-компании.

Лебедев прилетел на станцию помочь эвакуировать грузы на остров Жохова, где строится новая экспедиционная база ААНИИ. Он руководит строительством.

Когда Лебедев вылез из самолета, доктор удивился:

— Ты же зарекся в Арктику ездить. Куда тебя носит – лучше бы внуков воспитывал, на пенсии сидел.

— Не, Генка, вот еще одну бороду отращу и тогда на пенсию. Знаешь какая борода будет? Во! — и Васильич провел ребром ладони по животу.

Каждую зимовку у Николая Васильевича Лебедева – новая борода. Прилетает он на зимовку гладко выбритый, а улетает в Ленинград с огромной бородой. Его многие так и зовут: «дед». Но в Ленинграде Лебедев бороду тут же сбривает. Встречаешь его на Невском и вдруг замечаешь: «дед» еще молод и крепок и глаза у него вовсе не стариковские… Васильич отращивал бороды на Северном полюсе и на Южном. Дважды зимовал он на самом холодном на нашей планете месте – на антарктической станции Восток. Зимовал и на СП-22.

Однажды мы сидели в домике доктора и Николай Васильевич рассказывал о перипетиях полярной жизни. Потом вдруг резко оборвал свой рассказ:

— Да что я тут разговорился? Ты лучше с доктором поговори. Я тебе скажу, что зимовать с ним – одно удовольствие. Я с ним еще на СП-16 был. Он даже собакам операции делал. Во какой доктор!

Потом выяснилось, что никогда Геннадий Горбунов собакам операции не делал. Оперировал на дрейфующих станциях не раз, спасал жизнь полярникам, но с собаками как хирургу ему дело иметь не приходилось. Их оперировал кто-то другой. Но это не важно. Ну и что, если человеку приписывают еще одно доброе дело, хотя оно и не его? Значит, вписывается в его характер. А хирург он опытнейший, хирург-онколог, работал в Ленинградском городском онкологическом диспансере. Но время от времени срывается с работы на СП. На СП-22 он второй раз. Зимовал на 16-й, 19-й, 23-й дрейфующих станциях.

— Ну ладно, собак, ты говоришь, не оперировал, — не унимался Васильич. — На воздушном шаре ты тоже, скажешь, по Арктике не летал?

— Во-первых, не на воздушном шаре, а на радиозонде. И разве это называется «летал»… Это у нас на 16-й было. Ломало нас все время. Только сделаем полосу для приема самолета – расколет. Только сделаем другую – оторвет. Васильич чуть не утонул. Ехал на тракторе и попал в трещину. Счастье, что успел выпрыгнуть…

— Я – да не успею, — усмехнулся Лебедев. — Тоже мне придумал.

— Однажды откололо кусок льдины и унесло домик радиста. Мороз под пятьдесят. Так бы можно было надувную лодку спустить, за ним съездить, а тут полынья в момент ледком покрылась. Попробовал я на него встать – дышит. А разводье шириной метров четыреста. Ну мы и придумали такую хитрость. Взяли оболочку радиозонда, надули ее, привязали трос и пустили. Перекинули трос таким образом на другой берег и устроили паром. Привязали трос к лодке – и стали перетаскивать груз и людей через полынью. Над лодкой еще и воздушный шар, чтоб ее поддерживал.

— Такая у нас раньше жизнь была, — сказал доктор. — Пока не нашли ледяной остров. На нем – как на земле. Не расколется, не сломается. Сейчас вот 25-я станция уже на тонком льду – не нашли острова. Для 26-й тоже острова нет. Придется ее на обычный лед высаживать. Снова начнется жизнь тревожная, беспокойная: разломы, переезды. Теперь ты понимаешь, почему нам так грустно уезжать отсюда? Не только потому, что почти девять лет здесь проработали, что многое сделать успели. Здесь надежно. Теперь уже надо говорить: было надежно.

…Утром 9 апреля полярники и экипажи прилетевших самолетов собрались на площади Владивостока. Собрались, чтобы спустить флаг станции. 3131 день развевался над ледяным островом этот флаг. Прогремели выстрелы, и над айсбергом взвились красные, желтые, зеленые ракеты. Прощай, СП-22…