- Но...
- А что «но», малыш? - и вновь горькая усмешка скользит по красивым губам. - Отношения внутри эльвийского Дома строятся через понятие собственности. Низшие являются полной собственностью главы Дома, Младшие являются условной собственностью главы Дома. Она была вправе творить все, что угодно. Она и творила.
- А Анхен?
- А Анхен долго и безуспешно пытался ее изменить. Найти ей увлекательную работу. Найти ей хорошего врача. Попросту запретить. По-хорошему. По-плохому. Как угодно. При нем она нас не трогала, да даже если и бывали вспышки - он пресекал их мгновенно, все же он был сильнее. Но я уже говорил - он не мог быть дома всегда, а я... - он вздохнул. - А я просто красивенький мальчик, Ларка, у меня нет ни силы, ни магии, мне нечего противопоставить Огненной Деве, но мою сестру слишком часто больше некому было спасать. Приходилось использовать то, что есть... А ее возбуждала боль, только боль. Она сгорала изнутри на огне своей ненависти, и ей хотелось заставить страдать весь мир. И что бы она ни творила - она оставалась дочерью Владыки. Его единственной дочерью, и уже по этой причине - его возлюбленной дочерью. Неподсудной. Непогрешимой...
Он замолчал, глядя вдаль невидящим взглядом, закусив губу, обхватив себя руками. Прекрасный вампир. Почти что бог. Я подошла и прижалась к нему сзади, обняв и положив голову ему на плечо. Ему было больно вспоминать об этом, я чувствовала, и все же он вспоминал, делясь со мной даже собственной слабостью, чтобы помочь обрести силу.
- Знаешь, - заговорил он вновь, - она отрастила себе длинные волосы, всерьез начав считать себя жрицей Лунной Богини. У этой богини множество лиц, но Селиарэ поклонялись самой жестокой из ее ипостасей. Той, которую радует только смерть, кому на алтарь жрицы древности бросали еще трепещущие сердца своих мужчин, чье положение не многим отличалось от положения рабов. Отринув Светоча, Арчара ушла к Несущей Смерть, ее безумие прогрессировало, а Анхен... он ведь пил ее кровь, он все время пил ее кровь, обряд зачатия этого требует, и постепенно он сам становился все жестче, жестче...
Лоу вновь ненадолго замолк, но я не торопила. Просто обнимала его, прижимаясь к нему всем телом. Он же не бросил меня одну среди моих кошмаров. Мне хотелось, чтоб он чувствовал, что и я - тоже рядом.
- Я не знаю, где та грань, и когда он впервые сорвался... - голос Лоу был спокоен, рассказ продолжался. - Пожалуй, сначала ему просто стало безразлично. Он никогда не защищал от Ары людей, ведь пока она занята теми, кто все равно уже обречен, она не трогает членов Дома. Но далеко не сразу у него появилась привычка заниматься делами в пыточной, в которую она превратила их совместную спальню, просматривая документы в ожидании, когда она пригласит его присоединиться, дабы очередной раз попытаться осчастливить Владыку наследником... Потом появились вспышки неконтролируемого гнева, во время которых он становился неоправданно жестоким и мог причинить боль даже близким и дорогим для него людям. Потом он осознал, что происходит, и пытался лечиться, бороться, он очень многое сделал для того, чтоб остановить болезнь, повернуть ее вспять... И мне даже казалось... Вру, я очень сильно надеялся... Но то, о чем говоришь ты... Знаешь, я ведь видел твои шрамы в тот день, когда помогал тебе мыться, но мне и в голову не пришло...
Он вдруг развернулся, обхватил меня за талию и усадил к себе на колени. Я не возражала. Его губы очень нежно коснулись моего лба. Я улыбнулась и зарылась ему носом куда-то под подбородок.
- У Анхена всегда была слабость к человеческим девам, - поведал мне Лоу. - Они всегда значили для него несколько больше, чем человек в принципе может значить для вампира. Но Древним вообще свойственно искать прошлогодний снег, так что не так уж оно и странно. А в девах он всегда искал того, чего был лишен дома: покоя, покорности, любви. За тихий взгляд обожающих глаз он им луну с неба готов был достать. А уж чтоб когда-нибудь он хоть на одну из них поднял руку... А впрочем - ты не похожа ни на одну из них. Я тогда жутко удивился, увидев тебя у Анхена, ты совершенно не в его вкусе... не похожа на тех, кто был у него раньше, но при этом ты ему дороже любой из них... Похоже, он просто не справляется с эмоциями... Я его не оправдываю, Лар. Я просто знаю, что он не идеален. Давно не идеален. Совсем не идеален. Но что же делать, другого Анхена у нас нет. Только этот. Один единственный.
- Утешил, - невесело хмыкнула я. - Значит, мне еще и уникальное отношение от твоего уникального Анхена. Скажи, а ты действительно готов простить ему абсолютно все, что бы он ни сделал?
Лоурэл ответил не сразу, видно и впрямь задумался всерьез.
- Я очень надеюсь, что он никогда не сделает того, что я не смогу ему простить, - наконец произнес он. - Непрощенные обиды - это слишком тяжелый груз, особенно, когда они разъединяют близких. Анхен значит для меня гораздо больше, чем друг или опекун. Анхен - это большая часть моей жизни, и, несмотря ни на что - лучшая ее часть.
- А Арчара? Ты так и не рассказал, что с ней стало. Ведь в этом доме, как я понимаю, она больше не живет?
- Не живет, и уже давно. Кажется, уж больше ста лет прошло. Арчара доигралась однажды. А Анхен уже давно искал только повод. Потому, когда она подставилась, он не стал ее покрывать, а схватил за руку и приволок на Совет Вампиров. И потребовал наказания за преступление.
- За какое?
- Даже рассказывать не буду. Не будь она дочерью Владыки, ее ждала бы за это казнь. Но единственную дочь Владыка не отдал. Ее лишили титула, ее возможные наследники так же потеряли право считаться исирэнэ и когда-либо претендовать на трон. Ее брак с Анхеном был официально расторгнут, а сама она сослана в Ичиасэ, это небольшой городок на берегу Восточного океана. У Владыки остался единственный авэнэ, но, думаю, ты понимаешь, что истории с Арчарой он ему не простил и не простит.
- Но если она безумная садистка и убийца - она ведь кого-то убила, верно? Кого-то из ваших, иначе никто бы и не заметил...
- Она его дочь, Лара. Что бы она ни сделала - отец всегда будет на стороне дочери. Как Владыка он обязан был наказать, ведь история стала публичной, но как отец он никогда не простит Анхену ни этой публичности, ни этого наказания.
Я почувствовала, что вновь начинаю мерзнуть. Даже в защищенном от колебаний температуры саду, даже в теплых объятьях Лоу. Оно хорошо, конечно, что встреча с прекрасной авенэей мне не грозит, зато в наличии психически неуравновешенный племянник и жаждущий мести дядюшка. И я - девочка, из-за которой убили вампира.
- Ох, Лоу...
- Ничего, - шепчет он мне, - ничего. Ты сильная, ты со всем справишься.
Мне бы его уверенность...
На следующее утро он пришел ко мне не просто рано, а очень рано. Обычно я ждала, когда он придет. А тут открыла глаза - и поняла, что это он меня ждет. Сидит себе на подоконнике, свесив ножки в сад, и дожидается моего пробуждения.
- Лоу? - я, конечно, рада и счастлива, но я не то, что не одета и не умыта, я даже без волос! А обнаженность собственного черепа я, почему-то воспринимала куда хуже, чем обнаженность любой другой части тела. Да нет, понятно, почему: фигура у меня стандартная, без изъянов. И если ее обнажить, то будет неприлично, но красиво (ой, загнула, где вампиры, и где приличия!). А вот обнаженный череп - это уродливо. Это дико, непередаваемо уродливо. И со стороны Лоу это просто свинство - прийти так рано и увидеть меня такой... такой... Сам-то вон, прекрасен, как картинка: весь в белом, рубаха расстегнута до середины груди, кудри вьются...
- Ларка, давай вставай быстрей, мы уезжаем, - сказано было весьма беззаботным тоном, но все же напрягло. Куда бежим? Зачем бежим? И вообще, это я просто глаза открыла, а просыпаться я несколько позже планировала.
- Хочу показать тебе одно место, - пояснил он в ответ на мой недовольный взгляд. - Одно удивительно красивое озеро. Правда, это не слишком близко, зато там мы точно будем совсем одни, и никто нас не потревожит.