- Здравствуй, наставник, - улыбаясь, поклонился ассасин.

- Как прошло задание? На этот раз ты как-то сильно задержался, что-нибудь случилось? – поинтересовался глава.

- Нет, ничего не случилось, ведь целей оказалось больше, чем раньше, - он пожал плечами, но заметив, как расширились глаза Старейшего, вернее один левый – правый он потерял в сражении под Аламутом, - целей было две, один оказался братом-близнецом.

- Понятно, что-то ещё?

- Нет, Высший. Хотя, я хотел бы отдохнуть с неделю, выспаться, как-никак, жену найти.

- Я не против продолжения рода такого отличного ассасина, - улыбнулся Аль-Муалим.

- Тогда дозвольте приступить к вольной жизни на семь дней?

- Дозволяю.

13:54

Остров Святой Елены

Дезмонд открыл глаза.

Он лежал в своей комнате, рядом, с левой стороны, придремав, сидела на стуле Люси, она держала мужчину за руку, не выпуская её даже во сне. Дез от этого классного вида, что он ждал долгие месяцы, просто был на седьмом небе от счастья. Расплывшись в улыбке, он приподнялся на левую руку, в плече раздалась лёгкая боль. Тихонько зашипев, он высвободил руку и сел на край кровати. Встал на ноги, обошёл стул с девушкой, стал сзади и приобнял её. Люси резко открыла глаза и ошарашено посмотрела вверх. Над ней высилось довольное, наглое, лицо, снова немного обросшее щетиной.

- Дезмонд, тебе нужно побриться, - улыбнулась девушка.

- Очень рад твоим таким словам, - поникнув, буркнул мужчина.

- Ну не обижайся, я тебе, сказала правду, - девушка встала со стула и ладони её легли на лицо ассасина.

Люси посмотрела в обиженные глаза Дезмонда, а он посмотрел в её, полные радости и ласки. Их губы стали сближаться, а потом, они сомкнулись в долгом, нежном поцелуе.

«Вот это жизнь, теперь я из больниц выходить не буду» - подумал Дезмонд и мысленно запрыгал на месте, представляя, что будет дальше.

Аромат её кожи и духов, подействовал на мозг Дезмонда не так, как хотелось бы - не совсем адекватно. Его руки сами поплыли вниз по спине и почти…

- Дезмонд! – в комнату ворвался Шон, поднимая над головой пакет.

«Только тебя здесь не хватало» - понурился больной, отстраняясь от Люси.

- Всё отсюда: бананы, мандарины, какая-то штука, - вошедший начал освобождать пакет от содержимого, выкладывая всё на тумбу рядом с кроватью.

А Дезмонд сидел в койке и явным подозрением посмотрел на ту штуку, что оказалась на тумбе, зелёная такая, кажется папайя. Потом он перевёл взгляд на Шона и смотрел, как тот что-то бурчит себе под нос, парень не особо хотел разбирать то, что говорит друг. Так же, ассасин перевёл взгляд на Люси, которая неловко улыбалась и даже немного краснела, когда смотрела на Деза, парень понимал, что данный момент повторится очень даже не скоро.

Вскоре, друг закончил перечислять, довольно разнообразный список и с укором посмотрел на Дезмонда, тот уловил взгляд и лишь одними словами сказал «я тут при чём, это всё она, я не пользовался моментом», а хотя, именно так всё и случилось, он воспользовался этим. Но жизнь то короткая, а продолжение рода нужная штука…

- Как у тебя дела, друг? – спросил Шон, уже изменившись в лице и улыбаясь во все тридцать два.

- Всё хорошо, только тебя и ждали, - грубовато ответил ассасин, но на то он и ассасин, что остаётся извечно хладнокровный.

- Извините, не знал… - ничуть не обидевшись, парировал тот.

- Шон, нужно кое-что обсудить, - прервала диалог Люси и потянула его за собой.

Они оба удалились из комнаты, оставив парня наедине со своими мыслями, которых сейчас было в голове, как блох на дворняге – не сосчитать. Как? Как он переживает жизнь Умара ибн ла Ахада? Ведь он ничего не значит в этом всём, он не прикасался к Частице Эдема. А может всё-таки касался? «Ладно, решим после того, как увижу конец его истории».

… День за днём так вот, на кровати, пролетали быстро и уже на пятый день, он пошёл вновь разгадывать тайны прошлого, тесно связанные с тайнами будущего.

И снова «Анимус», и снова белая мгла, и снова перед ним прорисовывается Париж.

Перед глазами встал двухэтажный, не очень приметный дом, но с очень большой и тщательно скрываемой тайной.

Жан Дюфо лежал на не удобной жёсткой кровати, глаза его были закрыты и он беззаботно спал, словно младенец, изредка посапывая. Его коротко стриженые волосы немного отросли, а лицо покрылось щетиной, гадко неприятной на ощупь.

Так вот, в кровати, парень пролежал около двух дней. О нём заботились как о заболевшем сыне, кормили и поили лишь всем свежим и не дешёвым. Его левое плечо было перемотано марлей, дурно пахнущей каким-то лекарством, кое-где, на тряпицах виднелись капли крови. Жизнь, можно так сказать, без забот, но его беспокоили вопросы о том, как там братство и что сталось с его прадедом Эцио Аудиторе. По словам лечащих Жана, он скоропостижно скончался.

После этого, Дюфо не мог себя простить за это. Дед, единственный из его родных – погиб, причём по его вине. Жан не знал, что с его матерью, жива ли она, всё-таки год прошёл с того момента, а он даже пальцем не двинул. Возможно, его мать томится на острове Святой Елены и ждёт, ждёт, уповая на помощь сына.

Как же тяжко стало на душе, словно кошки начали её драть, острыми, как лезвия ногтями. Жан тихо застонал, перевернулся на живот и, взбив со злости и отчаяния подушку, уткнулся в неё лицом, он чувствовал, как слёзы накатываются на глаза, в горле стал ком, и он больше не смог сдерживаться. Он плакал от безвыходности и стыда, он никого не уберёг, даже Леони, его любовь, ту, которой он собирался признаться в симпатии.

Он колотил руками стены, он чуть ли не выдернул себе клок волос, раз даже, помыслил о самоубийстве, но рука остановилась сама, понимая, что этим он не сделает лучше, наоборот, он сделает намного хуже, даже не себе, не единицам, а братству, которое он никому ещё не может доверить. Ну, лишь Пьеру, но и тот должен стать рангом выше.

- Всё, больше здесь задерживаться нечего, ухожу, - прошептал сам себе Жан.

Дождавшись глубокой ночи, Дюфо вышел из комнаты, опоясанным и одетым в свою белую, хорошо выстиранную рясу. Капюшон уже укрывал голову, заостренный его носик дерзко смотрел вперёд и вниз, изредка двигаясь при движении то влево, то вправо. Спрятанный клинок мирно покоился на его левой руке, готовый в любой момент показать туз в рукаве первому попавшемуся врагу.

Глаза Жана дико блестели, он не отблагодарил своих спасителей, пусть думают, что так было предназначено судьбой. Он тихо отодвинул засов и отворил чуть скрипнувшую дверь, в лицо ему подул холодный, сильный ветер, сдувший капюшон. Так же тихо он закрыл дверь и пулей побежал по всё тем же грязным улицам, меся лёгкими сапогами жижу.

Не обращая внимания на капли грязи, что летели от сапог на одежду, он не сдавая форы, бежал к штабу, чтобы хоть как-то осведомиться, держится ли орден вообще или распустился без него.

Поворот, поворот, ещё поворот. Перед глазами всё мелькало, с неба срывался мелкий дождик, наполняя канавы и ямки водой. Мимо мелькали дома.

Вскоре показался конец улицы и площадь, на которой располагалась обветшалая церквушка, рядом с которой простёрся небольшой погост с невысоким, деревянным ограждением. Каменные кресты упрямо смотрели вершинами в небо, не сдаваясь перед дождём.

Наконец высокая дверь. Жан вбежал в здание, нащупал потайную дверь и шмыгнул в открывшийся проход. Всё тот же сырой коридор, год назад здесь были балки и полуразрушенные части платформы, а сейчас же, прогнившее дерево и рассыпающийся камень убраны, вместо них выложены ступеньки. В конце коридора чернела металлическая дверь, сзади, проскрежетала часть стены и стала на место. У двери горела масляная лампа, освещавшая маленький участок.

Жан торопливо взбежал к двери и постучал в неё. Ему не открыли, понятное дело, мало ли кто наткнётся на укрытие.

- Откройте, это я, Жан Дюфо! – прокричал парень.