XI.
Потом сбежала вниз пить традиционный кофей
Так были вкусны пышки и безе;
Так весело лучился светлый профиль
Летящими волосками в косе.
Блестели окна, самовар и чашки
И зайчик, с канделябр взбежавший к потолку,
И фрейлен в платьe цвета белой кашки,
И Валька, по полу скользивший на бегу…
А тетка за ухо шутливо оттаскала,
С улыбкой — «Как не совестно!» — сказала:
«В такое утро так безбожно спать!
Будить тебя я буду посылать».
XII.
И после кофея, когда она взбегала
Наверх, вдруг охватило холодком —
Окошко Пелагея выставляла,
Сбирала вату, чиркала ножом.
Облокотилась, задохнулась волей:
Звенел ручьев веселый водомет
И сизый пар дымился в смутном поле,
И был игрив и весел птичий лет.
И вывеска давно знакомой лавки,
И желтый новый мостик на канавке,
С жестянкой керосина дворник Дрон —
Все было — нежный, светлый, звонкий сон!
XIII.
«Петр Николаич! Где вы? Поскорее!
Здесь выставили первое окно,
А вы пропали!» Паутины, рея,
Струились у стекла. У мух давно
По закоулкам шли переговоры —
Вот поползли сквозь сон, вот сорвалась
Одна и полетела. Бились сторы
От ласкового ветра. Вот алмаз
Капели Каде угодить в прическу
Хотел, но Петр поймал на палец слезку,
И Кадя слезкой ярко-золотой
Свой глаз утерла, как святой водой.
XIV.
Безумно в солнце верили березы,
И их безумье создало весну!
Дрожат и млеют солнечные лозы,
Связав в ветвях поющую струну.
Шумят тяжелым ровным шумом сосны:
«Ну да, мы правы снова, как всегда -
Наследуют унылым зимам весны,
И претворенный снег весенняя вода!
У нас внизу закаменели корни -
Дыши, весна, на землю чудотворней,
Чтобы вокруг, добыча жадных пчел,
Нежнейший ландыш радостно зацвел!»
Часть вторая
Поговорим о странностях любви!
Глава первая
I.
Тоскливый перезвон Страстной недели…
На мокрой паперти огромные следы,
В щель тяжкой двери тусклый блеск купели
И маленьких старух гнилые лоскуты.
Шипящие по плоским лужам шины,
Слезливый дождь на черные зонты
И схимников-городовых резины,
И — с постным маслом на лотках блины…
На тумбы вскакивают, как эквилибристы,
Бегущие без ранцев гимназисты,
И из прикрытого брезентом кувшина
Уж тянут дулевую воду без конца.
II.
В Страстную пятницу, на похороны Бога,
На страшную легенду Четырех,
Раскрылась ночь своею бездной строго,
И ковш медведицы к ее престолу лег.
Застыли грудами мучнистые бульвары,
И реки улиц с четками огней
Беззвучно рухнули в унылые кошмары
Ворчливо спутанных стремительных теней.
Драконовыми пастями подъезды
Смотрели в узкие унылые проезды
С холщевой вывеской — «портниха Делярю»,
С автомобилем, наклоненным к фонарю.
III.
Единый день, единая суббота
На утро мглистая над городом взойдет;
Тумана хмурого растянутся тенета,
И кто-то серый в окнах промелькнет,
Тоскливее гудок на фабрике застонет
И, прежде чем уйти из черного депо,
Локомотив, попятившись, зазвонит
Чугунным буфером пугливо и слепо…
И мироносицей, скользя в ненастном дымe,
У гроба Господа — в унылой мгле, как в схиме,-
В тоске унылые склонит колени даль,
Встречая солнца тихую печаль.
IV.
«К Спасителю!» — решили Петр и Кадя.
Уютно-пуст был чистенький трамвай…
На эти бра, на яркость стекол глядя,
Петр думал: «Это ты, почтенный Разгуляй!
Где ж пустыри, откуда из канавы
Бывало стрелы мы пускали в караул?
Из полосатой будки бударь бравый
Грозил нам алебардой… Он здесь блюл
Гусей директорских, сидел на портомойне,
Бранился с прачками обидно, но пристойно,
И хвастался: «Когда, сказать вам не берусь,
А до гимназии здесь жил гадатель Брюс!»
V.
Агатовой тяжелой коллонадой
Стесненный зал и, как ворота в ад,
Иконостас червонно-красный… Стадо
Огней угрюмых, каждый точно взгляд,
Тяжелый взгляд, грехами угнетенный…
За тайною сквозных узорных врат,
За бархатом малиновым, стесненный
И ветхий голос заклинает ад…
Фарфоровые свечи нежно-алы,
Лампады в них томительно усталы,
И голосу алтарному из тьмы
Слагают клиросы гудящие псалмы.
VI.
На хорах гулко, мрачно и безлюдно —
Туда, по лесенке вертляво-винтовой,
Горят по нишам мглистым свечи скудно,
Срываются ступеньки под ногой.
К чугунный полосам решетки прижимаясь,
Уселись кое-как на выступе… Внизу
Кипели волны, опускаясь и вздымаясь
Огнистой пеной свеч. Багровую слезу
Спустила нитка в глубь паникадила,
И вздрогнуло оно и заструило
От тихих огоньков, повиснувших над ним,
Цветные ручейки по камням дорогим.