Тупо глядя на снова собранный «Тип 54», лежащий на газетном листе как милитаристский натюрморт, Алексей задумался, что еще можно сделать. От усталости он был как пьяный, но это почему-то не помогло. Так ничего и не придумав, он просидел в той же позе еще минуты две, когда дверь распахнулась и в освещенную комнату вошел майор-зенитчик, несущий на плече обвисший тюфяк. Оглядев все вокруг и только мельком кивнув моряку, майор бросил тюфяк в угол, посмотрел на наручные часы, снял ватник, растянутый синий свитер и грязные сапоги и тут же рухнул. Погасить свет он не потребовал, только небрежно прикрыл голову рукой и полуотвернулся. Устал он явно так, что ему было все равно. Испытывая неловкость, Алексей вщелкнул обойму на место, убедился, что сделанная где-то в Пекине или Шанхае копия «ТТ» не находится на боевом взводе, и щелкнул выключателем, погрузив комнату в темноту. На ощупь он двинулся в тот угол, где стояла его кровать, наткнулся, больно ударившись голенью, на табурет, столкнул его с дороги, загремев и чертыхнувшись, и только нащупав невысокую койку, сунул пистолет на его законное место — под сплющенную подушку.
Когда он лег, «панцирная», как такую было принято называть, матрасная сетка заскрипела и защелкала, заставив его еще раз выругаться про себя. Уже лежа, накрывшись почти не удерживающим тепло тонким и колючим одеялом, Алексей с отвращением подумал, что теперь даже ворочатся будет нельзя — придется просто лежать с открытыми глазами, дожидаясь рассвета, который принесет возможность реабилитироваться перед земляками за свое дурацкое стояние у пулемета.
Немедленно после того, как эта мысль мелькнула у нею и голове, он и уснул. И проснулся, судя по ощущениям, так же почти немедленно.
— Тревога! — проорал солдат, буквально подпрыгивающий посередине комнаты, трясущий чье-то лежащее в углу тело. Тут же в комнату ворвался Ли с портупеей в руках.
— Товарищ военный советник!…
Увидев, что Алексей уже вскочил и торопливо напяливает куртку, Ли заткнулся и потратил секунду, чтобы опоясаться и отладить положение кобуры на своем поясе. Солдат уже куда то исчез, и майор-зенитчик, дико оглядываясь, торопливо одевался. Они столкнулись с Алексеем взглядами, и тот поразился, как он мог его не узнать. Спросонья, но все равно. Крокодилье выражение на лице майора за ночь никуда не делось.
— Ну что, допрыгались? — оскалившись, высказался зенитчик. — А я вечера как чувствовал. Развернули все-таки, не понадеялись на армию!
Алексей не понял, но переспрашивать было некогда. Едва не столкнувшись плечами в дверях, они вылетели из комнаты. Ли бежал впереди, пытаясь что-то невнятно орать на ходу, но во рту у переводчика-китайца было как горячей кашей набито, и капитан-лейтенант не понял ни слова. Несколько прыжков по ступеням — и вот уже двор, утоптанная, выметенная от снега площадка перед флагштоком. Только тут, поняв, что темнота едва-едва «стронулась», Алексей сообразил взглянуть на часы. Было 6 часов без четверти. Для подъема рано, для нормального рассвета тоже. «Ночники»? Для них поздно.
— Сколько?! — проорал кто-то в темноте.
— Минут десять! — ответил высокий, злой голос. Принадлежать он мог мальчишке-подростку, но поскольку таковых в батареях точно не было, то скорее всего это был все же как минимум восемнадцатилетний боец.
Застыв на месте, не зная, что делать, Алексей едва не оказался сбит с ног бегущим человеком, обе руки которого были заняты ящиками. Захлопнув рот, он побежал за темной фигурой, шарахавшейся то влево, то вправо. Кто-то позади сообразил, что забыли сделать, и шум топота множества ног, стук и лязг железа, и неразборчивые фразы, долетавшие из темноты, вскоре были перекрыты ревуном, заведшим свою однообразную жуткую песню. «Воздушная тревога». Прогресс добрался до ПВМБ Йонгдьжин. С год назад здесь, наверное, колотили по рельсу.
— Это явно не «По-2». Это разведчик, — неожиданно спокойно сказали за спиной. Алексей обернулся. Майор, конечно. Собранный, улыбающийся. Он явно чувствовал себя находящимся в нужное время и в нужном месте.
— Разведчик, — повторил он, когда Алексей кивнул. — Для «ночников»-бомбардировщиков, на мой взгляд, поздно, для нормальных штурмовиков — рано. А вот ему в самый раз. Стрелять я не буду. Может, и обойдется. Радиометристы утверждают, что это не налет. Если ни одна скотина не помигает ему фонариком, то…
Договаривать зенитчик не стал — к нему подбежал кто-то из офицеров, и он, выслушав доклад, сорвался с места, не уделив моряку ни одной секундой больше. Ревун, выполнив свою роль, заткнулся, и все еще забитые его гулом уши на мгновение кольнуло от боли. Постояв еще секунду в надежде, что к нему откуда-нибудь сзади подбежит комвзвода Ли, Алексей решился и побежал к темно-серому пятну замаскированного минзага.
Земля здесь была белая от снега — нападало за ночь. Вокруг все так же шумело топотом и приглушенными голосами. Потом стало можно расслышать шум ползущего где-то в темном небе авиадвигателя. Наклонив голову и сдвинув шапку на затылок, он попытался определить, один двигатель работает или два, но так и не сумел — слишком было высоко. Во всяком случае, звук был «нормальный», от винтового, или, как стало модно говорить, «поршневого» самолета. Это было уже хорошо. Окликнутый напряженными голосами обоих охраняющих минный заградитель часовых, Алексей, добежав до «сарая», остановился как вкопанный. Пароль на сегодняшний день он не догадался узнать — обычно его меняли после утреннего построения.
— Инмин![88] — не очень уверенно крикнул он. — Йе? — Этот пароль был вчерашним. Шести часов еще не было, но он не знал, что могло прийти в голову напряженным часовым, которым, с отдельно рассматриваемой точки зрения устава караульной службы, не могло нравиться такое обилие незнакомых вооруженных людей вокруг.
Один из часовых что-то ответил, и Алексею показалось, что и отзыв тоже вчерашний. Обмирая, он снова побежал вперед, и уже метрах в десяти от закрывающих борт минзага щитов увидел направленный ему в лицо автоматный ствол.
— Аньёнь.. — сказал Алексей, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Аньёнь-хасимника?
В окончании сотни раз уже слышанного, но все равно плохо запомнившегося корейского «здравствуйте» он уже не был уверен, но часовой, наверное, понял. Кроме того, он его узнал.
— Не. Маннасо панкаосыманида[89], — отозвался кореец, опуская ствол автомата, оказавшегося новеньким «ППШ», и даже, кажется, улыбнувшись.
— Не, — подтвердил Алексей, не понявший в ответе ничего, кроме этого слова. «Да». Похоже, не запутался: «да» по-корейски — это в том числе и «не». «Йе», впрочем, тоже.
За спиной раздался топот, за ним последовал обмен паролем и отзывом. Подбежали матросы с минзага, и его командир, которого легко было узнать даже в темноте по его неизменной шапке с «ушами», торчащими вбок и вверх. Ли так и не было, и, мучаясь от безъязыкости, Алексей наблюдал, как сноровисто матросы готовят корабль к бою.
Три огневые точки — это немало, но демаскировать корабль ради того, чтобы ввести их в дело, корейцы не стали, и это решение командира он одобрил без раздумий. Забравшись внутрь «сарая», матросы расчехлили установки, но вместо того чтобы растаскивать шиты в стороны, начали готовиться к борьбе с пожаром. Даже почти без помощи зрения действовали они слаженно и целенаправленно. Алексей не сумел заметить ни одной ошибки. Ему самому работы не осталось, и он просто стоял, то наблюдая за движениями корейских ребят, то поглядывая вверх, где продолжал гудеть и подвывать чужой самолет.
Постепенно начало стихать. Это относилось вообще ко всему — и к шуму, производимому людьми, и к тому шуму, который создавался работой одного, или нескольких двигателей в небе. Остыв от беготни и не зная, что делать, Алексей продолжал стоять, глядя вверх. Матросы начали осторожно пepeговариватьея, звякнуло в темноте что-то железное — и лишь зто наконец-то сняло с происходящего занесу «нереальности», наличие которой он ощущал с того момента, когда проснулся. В детстве, лет до тринадцати, у Алексея такое случалось достаточно часто: проснувшись или засыпая, он, бывало, с недоумением смотрел на свои руки, не осознавая — его они или чьи-то чужие. Всё — и его тело, и любые находящиеся и комнате предметы — вдруг становилось непропорциональным, ненастоящим. За несколько минут это обычно проходило, а с возрастом он испытывал подобное все реже и реже, хотя до сих пор раз в несколько лет все еще вспоминал о том, что подобное с ним случается. Сейчас как раз был такой случай — неожиданный и, как всегда, вызывающий резкую слабость.