— Если вы объясните, товарищи, что конкретно вам нужно, я, возможно, смогу вам лучше помочь.

— Так мы уже объяснили, — удивился Зая. — Катер. Быстроходный и сравнительно вместительный. А если не катер — то что-то, что сможет его заменить.

Это была уже сказка про белого бычка. Пойди Алексей «на третий круг», ответь им, что здесь такого нет и сроду не было, они наверняка оставят его в покое, но чувство долга все же победило. Какими бы эти два офицера ни были, они явно занимались делом, и поэтому помочь им если не на практике, то хотя бы советом было прямой обязанностью Алексея как обладающего здесь некоторым влиянием и хоть каким-то опытом.

— Есть минный заградитель, — мрачно признался он. — Совершенно новый и большой… по местным меркам. Шестьсот пятьдесят тонн. Быстроходным я бы его не назвал, но…

— Ну я же говорил, что вы что-нибудь придумаете! — подошел ближе Петров. — Пока никакого заградителя здесь нет. Он что, придет ближе к ночи? С севера, как я понимаю? Или с операции? Это его вы здесь ждете?

Алексей не выдержал, хмыкнул. И на старуху бывает проруха. Это приятно.

— Вы его просто не заметили, — ровным голосом сказал он. — А местные товарищи не затруднились вам его показать. Но если вы подождете еще пару часов, — он демонстративно поглядел на циферблат, — то увидите, как его грузят. Займет это часа полтора. Потом… Я, кстати, не просто так спрашивал, улетел ли самолет. Он наверняка ищет именно корабль.

— Так. Еще раз. Сначала… — уже другим тоном сказал старший лейтенант Зая. — Шестьсот пятьдесят тонн, — это довольно много, насколько я понимаю? Я так и думал. То есть слишком много, пожалуй. Слишком заметно. А скорость?

— Скорость, как я уже говорил, подкачала, — признался Алексей. — Сам я его на ходу еще не видел, но на одном «вулкановском» дизеле, в полном грузу… Если он выдаст, скажем, семь узлов, я буду очень доволен.

— А без груза? — быстро спросил «военюрист». Слово «узел» он понял без лишних объяснений, значит, действительно не такой уж и новичок в «амфибийных операциях».

— Без груза, вероятно, на узел больше. Четырнадцать мин заграждения, по английской тонне с мелочью каждая — это сравнительно немного, конечно, но мне так уж кажется.

— Кажется… — эхом повторил Петров самому себе. Про неспроста упомянутую «английскую тонну» опять никто не переспросил. Что бы это значило? Они действительно собираются в морской десант?

— Сравнительно неплохое вооружение, — без очередного наводящего вопроса дополнил Алексей описание посудины, составляющей гордость ВМФ Народно-Демократической Кореи. — По местным меркам, конечно.

— А вы к каким меркам привыкли, товарищ капитан-лейтенант? — будничным для разнообразия голосом поинтересовался старший лейтенант Зая.

— А я к двенадцати дюймам, — честно сообщил Алексей, прежде чем успел задуматься, а стоит ли отвечать на этот вопрос.

— Которые старые или которые новые?

Это уже было «минус очко», потому что те офицеры, которым повезло попасть в штатное расписание новых, точнее совсем уж новейших «Москвы» и «Сталинграда», не променяли бы их ни на какой Пхеньян, не то что Соганг с Йонгдьжином.

— Старые, значит. Вероятно, «Кронштадт»… Угу…

Имеющий в кармане документ, подписанный Председателем Совета министров СССР, старший лейтенант мазнул внимательным и задумчивым взглядом по кривому и длинному шраму на щеке капитан-лейтенанта Вдового. И только теперь Алексей сумел наконец-то вспомнить, кого именно ему так мучительно напоминали эти двое и кто был последним, задавшим ему почти точно так же сформулированный вопрос.

Узел 5.1

23—25 февраля 1953 года

— Вы, девочки, слишком много себе позволяете, — надрываясь, орал второй лейтенант, с брезгливостью оглядывая короткий строй солдат своего взвода. — Вы, наверное, думаете, что я идиот?

— Да!.. — сдавленно-тихо, но совершенно четко произнесли позади Мэтью, и он едва сдержался, чтобы не прыснуть. Голос был не просто знакомый, — он не сомневался, что прекрасно знает его обладателя. «Хорек» Джексон, бывший сержант первого класса и реальный, по общему мнению, командир взвода. Не то что этот напыщенный придурок.

— Думаете? — надрывался лейтенант во всю мощь своих легких. — Ну признавайтесь, а?

«А ведь сейчас признается кто-нибудь, — сказал себе Мэтью, дрожа от едва сдерживаемого истерического смеха. — Наверняка ведь сейчас кто-нибудь заорет „Да, сэр!". Вот это будет номер!»

Лейтенант коротко повернулся и уперся взглядом сначала в кого-то на левом фланге строя, а потом, неожиданно, прямо в него. Желание захохотать стало при этом почти непреодолимым, а борьба с ним настолько мучительной, что снайпер роты «Д» Мэтью Спрюс ощутил, что от переживаний может обмочиться. Это ощущение помогло, и он сумел сохранить совершенно бесстрастный и бодрый, по уставу положенный рядовому вид. Даже несмотря на буравящие его глаза, удивительно напоминавшие глаза свиньи в момент опороса, Лейтенант был настолько удовлетворен тем, что делал в настоящий момент, то есть реализацией возможности орать, не сдерживая себя, что не заметил как стоящий перед ним рядовой из всех сил напрягает мышцы бедер. А потом он уже перевел взгляд на кого-то другого.

Орал командир взвода еще минут пять, просто «добивая» сегодняшнюю норму крика и топанья ногами. Это было одно из двух основных состояний командира 1-го взвода. Вчерашний и позавчерашний дни он провел во втором своем состоянии, то есть в равнодушно-презрительном разглядывании окружающей обстановки, очевидно, сопровождавшемся размышлениями о том, как ему не повезло попасть в эту забитую дерьмом дыру — то есть на линию фронта в задрипанной Корее.

По мнению лейтенанта, с которым солдаты всей роты всегда имели массу возможностей познакомиться, в Корейской войне были и положительные стороны. В частности, она давала ему возможность заработать необходимый для всей дальнейшей карьеры ценз командования подразделением в боевых условиях. Увы, это ему приходилось делать не в Пусане или, скажем, в Усане, со всем прилагающимся к этому околовоенным комфортом и околовоенной же свободой, а там, где нет женщин и качественного сервиса, но зато полно вонючих косоглазых макак и набитых дерьмом бездельников, вроде солдат его взвода. То, что в нескольких километрах к северу чистит оружие перед началом возможного в любую минуту наступления еще полтора миллиона косоглазых макак, но уже одетых в шапки с красными звездами, а также минометные обстрелы и регулярное появления «Ночных Чарли»[49] — все это было уже дополнением к той мерзости, что вывалила на него несправедливая жизнь.

— Какого черта! — выдал он последний на сегодня залп брани. — Ну какого черта! Ну на хрена!

Речь шла о том, что кто-то из солдат взвода (кто именно — осталось неизвестным, по крайней мере, для самого Мэтью) попался на глаза аж командиру полка, прибывшему без предупреждения и в сопровождении всего лишь адъютанта и шофера осматривать запасной ротный опорный пункт. То ли находясь в хорошем настроении, то ли действительно решив все заранее и теперь отыскивая подходящий повод, командир полка спросил у солдата: а как у них в роте, и конкретно в их взводе, с противохимической подготовкой?

Стоящий по стойке «смирно» рядовой доложил полковнику, что рота «Д» является, несомненно, лучшей по боевой подготовке во всем славном 38-м пехотном полку, что, как известно, испытали на себе и боши, и «русски», и рисоеды, а 1-й взвод — это вообще нечто невиданное на поле боя, но вот как раз с противохимической подготовкой у них в роте и во взводе хреново.

Посмеиваясь, полковник сказал: «Я так и думал» — и потрепал парня по плечу, побродил минут десять по пустым траншеям, заглянул в пару блиндажей и землянок, и уехал. Теперь результат этого разговора дошел до командира роты, и поскольку словосочетание «1-й взвод» прозвучало, то командир этого взвода был отмусолен за болтливые языки своих солдат в первую очередь. Разумеется, солдатам досталось во вторую. Впрочем, солдаты — люди чрезвычайно умные, и никто из них не возражал. Лейтенант орал бы в любом случае — встреться полковник с кем-то из его взвода, задай он этот вопрос в штабной роте соседнего батальона или вообще промолчи. Но теперь им всем предстояли дополнительные занятия по противохимической подготовке, а это всегда лучше, чем холод патрулей, углубление траншей шанцевым инструментом или стрелковая подготовка на продуваемом всеми ветрами стрельбище, до которого приходилось добираться бегом и почти всегда «с полной выкладкой».