— Товарищ командир полка…

— Ладно-ладно, Олег, — отмахнулся он от жеста нового комэска, едва дав подполковнику показать намерение отдать приветствие. — Что боя не было, я знаю. Как вообще?

— Вообще — ничего, — пожал плечам Лисицын. — Поначалу мне Владлен не понравился, нервничал, водило его здорово. Лишние шестьсот литров под брюхом — строгий самолет в управлении стал, ручкой мя-ягенько так работать приходилось… Но потом ничего, справился с собой и шел без нареканий. Барражирование без событий, единственная польза — что получше освоились с районом. Я бы предложил первую или третью эскадрилью в тот район отправить на следующую тревогу или в плановый вылет на шестнадцать часов. Лучше первую, она там не была еще… Но это вам решать, товарищ командир. Как вы сходили?

— Хорошо, — с удовольствием сказал майор то, что думал. — Сожгли командный сортир или что-то другое, столь же ценное. Облили огнем окопы, может, и попали в кого.

Корейцы сработали на редкость качественно — обозначили цель хорошо, как требовалось. И точно по времени. Насколько такое бывает часто, можешь догадаться сам. Более того, даже их штурмовики отработали без проблем — вот это меня окончательно сразило. Штаб ОВА сработал как часы, единственная «ложка дегтя» — это так и не подошедшее прикрытие китайцев на посадку нашей собственной «группы прикрытия». Так мы его и не дождались, и ничего вразумительного по этому поводу не услышали. Но идеально ведь никогда не бывает, и обошлось все же. А корейские ребята — молодцы, всегда бы так.

Они помолчали, а потом почти одновременно расправили плечи и развели локти в упражнениях, разминающих затекшие мышцы спины. Это совпадение насмешило всех троих.

— Вообще у меня такое ощущение, — сказал Марченко, когда все отсмеялись, — что мы воевать научились. Я имею в виду, «мы», коммунисты.

— Научили, — пожал плечами майор Скребо. — Если человека так бить, как нас били в сороковых, то или научишься, или тебе конец. И всей стране вместе с тобой. Естественный отбор — слышали про такое?

— И слышали, и видели, — буркнул Олег. Скребо, не задумавшись ни на мгновение, кивнул — настолько точно это было сказано. Он тоже видел подобное больше, чем хотелось бы.

— Товарищ командир полка, — решил попросить он, воспользовавшись удачным вроде бы моментом. — Я снова ходил разговаривать в штаб дивизии, и мне было сказано, что боевые вылеты в составе 913-го — на ваше усмотрение. Разрешите в следующий вылет вместе с подполковником Лисицыным?

— Хм…

Комполка посмотрел на него, прищурившись: с демонстративным превосходством, смешанным с изрядной долей юмора. В 1920-е годы было такое выражение: «смотреть, как царь на еврея». Получилось похоже.

— Тебе так понравилось драться с ним рядом? — полюбопытствовал он, глядя поверх головы майора Скребо и с интересом ожидая ответа.

— Понравилось, — признался тот. — Не нужно было симулировать плохую радиослышимость, чтобы претендующего на команды бреда не слышать, — а бывает, между прочим.

— Бывает… — протянул командир полка. — Ишь ты… Ты майор, значит, «команды» — это тебе или подполковник, или полковник отдает. Или даже генерал-майор. Хм, кто это у нас из старшего командного состава в родимой 32-й ИАД способен выдавать такой, как ты выразился, «командноподобный» или «претендующий на команды» бред, а? Ну ладно, не обижайся, — добавил он, увидав, что майор нахмурился. — Я тебя на слове не ловлю. Но с Олегом…

Он повернулся к и.о. комэска и смерил его взглядом.

— Что скажешь, ас? Ты вроде бы говорил, твой узбекский герой что-то нервничает, так? После вчерашнего — это неудивительно, разумеется, но я бы предложил взять Николая Ильича, если он вызывается.

— Не ведомым, — быстро отозвался Олег. — Иметь ведомым майора, тем более такого летуна, как Ильич, — это как если водкой цветы поливать: эстетично, но вредно. Владлен не подведет, я в нем уверен. Просто машина у него новая, да и ночью взлетели опять же. Мне и самому не стыдно признаться, знаете ли: после такого перерыва это здорово давит на нервы. Мне так было страшновато. Владлен уже давно не пионер, а усталость не с бухты-барахты накопилась, который бой парень проводит. Когда мы в последний раз Улумбейский «Дом отдыха» организовывали?

— Давно, — признался комполка. — Да только ты сам все знаешь, так что не надо на меня… А-а-а… — он махнул рукой. — Делай, как считаешь нужным, ты офицер и комэска. «Не пущать», когда боевой летчик в бой рвется, — это опозориться на весь корпус. Так что считайте, что я с признательностью согласился.

— Тогда пусть берет третье звено. У него командир послабее.

— Муковкина, что ли? Старшего лейтенанта? Да. Давайте, в общем. Сколько сейчас времени? И какого черта мне все время кажется, что с юга как будто вспухает что-то? Это артиллерия, или я недоспал сегодня?

Все трое прислушались, глядя куда-то в горизонт.

— Кажется, нет… — неуверенно произнес Олег после нескольких секунд молчания. — Не похоже. Да и далековато, чтобы услышать, будь это даже действительно артиллерия.

— Артподготовка, — предположил Скребо. — Сто семь и сто двадцать два миллиметра. Или американские стопятидесятимиллиметровки. Когда много, их и у нас, пожалуй, слышно должно быть. Или…

Командир полка и его штурман одновременно уставились майору в лицо, настолько неожиданно он осекся.

— Или это морские пушки, — и не с юга, а с юго-востока. С моря. Тяжелый крейсер бывает слышно километров за двадцать точно, а то и больше…

— Похоже на то, — настороженно признал Олег. — Я такие пушки слышал «вживую», и больше, чем один раз, — была у меня такая возможность.

Он нехорошо, мрачно усмехнулся и сплюнул себе под ноги.

— В Ленинграде, я слышал, когда линкорную пушку испытывали, так тогда даже объявления в газетах давали, что бы выкидышей не было от неожиданности, такой был звук.

А там тоже были десятки километров. Наших кораблей в Корейском заливе нет, — значит… Но сейчас тихо, верно? Снова тихо? Показалось? Да?

Полк снова был готов к бою уже в 10 утра, но самолеты оставались на земле: радиолокационные посты и выносные посты наблюдения, стянутые линиями проводной и радиосвязи в один узел, завязанный на аэродром Аньдун, молчали. Не было никаких указаний и «сверху», хотя управление дивизии держало своего офицера в полку непрерывно, до самого вечера. Все это время находящиеся в полной готовности летчики ждали команды на взлет. Но она так и не пришла.

О том же, что ни Марченко, ни остальным все же ничего не показалось, стало известно лишь тогда, когда Гроховецкий и его начштаба обсуждали с командиром 913-го ИАПа результаты вылетов и задачи на следующий день. Более полная информация о произошедшем появилась, когда сведения об «инциденте Тынготтон» дошли до Москвы, прошли весь путь, требовавшийся для того, чтобы попасть на вторую полосу «Правды», и вернулись обратно в Китай и Корею — с очередным транспортным самолетом из Иркутска.

О многом не было сказано и там — или было погребено под слоями словесного мусора и обвинений в «целенаправленной провокации». Обстрел американскими крейсерами корейских городков Тынготтон и Юксондон, находящихся в 30 километрах от границы с КНР, обычное уже событие. Таких обстрелов проводилось по нескольку в месяц, и если они не сопровождались попытками артиллерии береговой обороны КНА ответить, о них обычно упоминали только в контексте «обстрелам подвергались столько-то населенных пунктов», с приблизительным (хотя и редко завышенным) числом жертв среди гражданского населения.

Обстрел велся с большой дистанции — глубины в Западно-Корейском заливе не позволяли крупным кораблям подходить к берегу слишком близко. Немногочисленные батареи корейцев молчали — для них подобная дистанция была недостижима, но огонь крейсеров все равно велся не слишком прицельно: корректировать его с воздуха не рискнули. А потом интервенты вдруг оказались не одни…

«Вдруг» — слишком сильное слово, советскую эскадру в любом случае ни на секунду не выпускали из визиров «приписанные» к ней корабли 95-го оперативного соединения. Но сначала линейный крейсер с эскортом появился на экранах радаров завесы эсминцев, прикрывающих крейсера от возможных катерных атак и обнаруживших его еще за десятки миль. А затем подходящую «Москву» опознали и экипажи висящих в воздухе самолетов противолодочной обороны, и пилоты заслона истребителей. Для этого, наверное, все и делалось — обстрел не имеющего никакого военного значения городка в нескольких минутах подлетного времени от маньчжурских аэродромов напрашивался хотя бы на попытку проявления активности, за чем последовала бы схватка истребительных эскадрилий. Это было смело, у одного только 64-го истребительного авиакорпуса имелось около 300 «МиГов». Но корпус не имел права атаковать корабли в море, и даже единственному его полку, имевшему разрешение пересекать береговую черту, было строго определено: где и с какой целью это можно делать. Да и не могли «МиГи» ничего сделать крейсерам…