— И вы отдавали?! — праведно возмутилась Василиса.
— Вы что?! — в том же тоне изумился Слава. — Нет, конечно! Он их похищал, заручившись помощью оборотня. Самое главное, мы никак не можем отвадить Горыныча от наших девиц, не поймав оборотня. А видели его немногие, и…
— Что?
— Он страшен! Это медведь огромный под три метра ростом, если на задних лапах, а как в человека превращается, не ведает никто, только после себя он всегда одежду оставляет, когда медведем становится.
— А как же вы тогда об этом узнали, что он оборотень? — не понял я.
— Очень просто. Из тех кустов или ям, откуда он обычно вылезает, потом достают одежду, дюже растянутую или порванную.
— Хм, сомнительная версия, — хмыкнул я. — И что? Так и не остановили Змея?
— Летает, клятый, — вздохнул князь. — Ладно, что это мы о грустном?
— Э-э, стойте, — остановил я его. — А на что ж вам богатыри-то?
— Да ну, богатыри, — буркнул Мстислав. — Змей сам, лично тут не появится, пока Медведя не поймают. А этого даже Игорек, мой знакомый леший, не смог. Вот теперь со дня на день опять появится, жену мою похитит, Любоньку. Уж и не знаю, что делать… — вдруг он наклонился к моему уху и прошептал: — Агент, береги свою царевну… глаз да глаз за ней нужен, Змей-то особенно приезжих любит…
Князь помолчал. Тут Грызь поднес нам вина. Князь предложил мне, но я наотрез отказался — еще с прошлого месяца трезвенник. Пир продолжался; веселье же только началось.
К концу "вечеринки" Волк упился до икоты и в обнимочку с тремя пьяными боярами, ничуть не смущавшимися обществом говорящего зверя, горланил сказочнорусскую народную песню, сочиненную не так уж давно, но столь популярную, что автор добровольно-принудительно передал свои лавры всему народу русскому. Текст ее, на мой взгляд, можно воспроизводить исключительно после трех литров:
"Когда б имел я златые горы
И реки, полные вина…
Тогда бы ты без всяких споров
Со мною в ЗАГС пошла сама."
"Не упрекай несправедливо,
Скажи всю правду ты отцу.
Он даст нам двести тысяч ливров —
Тогда пойду с тобой к венцу."
"Ах нет, твою, голубка, руку
Просил я у него не раз.
Но он не поднял даже трубку
И вмиг смотался в Гондурас.
Спроси у сердца ты совета,
Страданьем тронута моим.
И мы с тобою без билета
В Канаду завтра полетим."
"Ну как же, милый, я покину
Семью родную и страну?
Ведь ты уедешь в Аргентину,
А я в Канаде не усну…":))
Умчались мы в страну чужую,
А через год он изменил.
Забыл Распутину простую,
Когда Орейро полюбил.
А мне сказал, стыдясь измены:
"Ступай, Мария, в дом отца.
Оставь на время мои стены,
Держи билеты в два конца.
За речи, ласки огневые
Я награжу тебя "Рено" —
Иль "Джип"-мигалки золотые,
Иль черный "бумер" заводной?.."
Я, кстати, себя не обеляю, я тоже немало хлебнул сладкого вина и, кажется, захмелел. Мстислав увел к себе Василису, прельстившуюся собиранием микросхем для "Пентиума" (вот с этого-то горя я и отбросил принципы непьющего). Ко мне подошла жена князя Мстислава и принялась щебетать о всяком, о разном. Я под весом ее речей склонял опухшую от женских премудростей и бесед про тушь "Макс фактор" голову все ниже и ниже, пока из вежливости не пришлось будить самого себя.
Когда все разошлись, я, уныло плетясь в отведенную мне комнату, услышал за одной из дверей голоса. Очень знакомые.
— Ой, ну ладно, пойду. А то Ванька еще начнет переживать, решит, что ты и есть Медведь, — звонкий смех Василисы.
— Иди… только не забудь: в двенадцать, когда все уснут, — ко мне… и не разбуди их пищалкой, — а это князь.
— Я пошла.
Я юркнул за угол и увидел, как Вася вышла из-за двери. Она поправила рукав сарафана и направилась к своей комнате. Думаю, вы догадались, какие мысли пришли ко мне в голову… и я ничего не мог с собой поделать, меня просто жгла каленым железом мысль о том, что она останется в Суздале, с Мстиславом. Дождавшись, пока царевна скроется в комнате, я выскользнул и… налетел на хмурого Грызя. Он зло сверкнул в меня глазами.
— Чего надо? — недоброжелательно осведомился парень.
— Ничего, ты свободен. Хотя… — какой я умный, какая идея! — Разбуди меня в двенадцать… нет, в без десяти двенадцать ночи.
— Будет сделано, — улыбнулся себе под нос беззубый мальчишка и умчался.
Тут я ощутил, что кто-то тянет меня за рукав. Я обернулся. Передо мной стоял десятилетний Савка со своим коллегой Димой.
— Дядя агент, не слушайте его, — сказал Савка. — Не просите Грызя ни о чем…
— Это еще почему? — заинтересовался я.
— А он Медведь, — просто ответил Димка.
До меня не сразу дошло:
— Какой-такой медведь?
— Оборотень он, — шмыгнул носом Савка. — Тот самый.
Как вы думаете, я ему поверил?! Десять лет человеку, пофантазировать хочется… конечно же, позже я пытался оправдать свое неверие ударившим в голову хмелем. А сейчас просто выдавил из себя жалкое "спасибо" и удалился в свою комнату на трех конечностях, поскольку от возмущения круто споткнулся на обе ноги сразу.
Добравшись до кровати, я упал ничком, не раздеваясь, и куда-то провалился. Во тьму, наверное.
Всю ночь снилась чепуха. Сначала Василиса, почему-то в кафтане князя Мстислава, гонялась за мной с горячим паяльником, громко вопя голосом царя: "Куда ты дел свои мозги?! А ну отдай мне свои мозги, немедленно! Куда ты их запрятал?" Потом Грызь бегал вокруг Волка, а Медведь размером с кота мчался за ним и в конце концов проглотил; ему, очевидно, оказалось много, и он лопнул на моих глазах. Затем опять царевна, в торжественной обстановке где-то в концертном зале, вручает мне премию "Изменник года" и наклоняется к моей щеке, собираясь поцеловать, и… я проснулся!
Причем вовсе не просто так. Меня действительно хотели "поцеловать в щечку" — и кто бы вы думали?! Я сперва ошарашенно вытаращился: с каких это пор Прекрасная носит в летние ночи медвежью шубу?..
МЕДВЕЖЬЮ?!
О, боже!!!
Я подпрыгнул на месте. Гигантский медведь с ревом разогнулся и, врезавшись темечком в каменный потолок, обиженно рявкнул. Мой взгляд упал на часы. Без десяти двенадцать…
Он все-таки меня разбудил.
Уши заложило от рыка, руки устали отмахиваться от страшилища чугунным казаном, в глазах уже плавали цветные пузырьки. За полчаса Медведь успел меня вымотать до безобразия, оставаясь свеженьким как огурчик. Я кое-как выскочил из комнаты, бросив казан, и принялся колотить в дверь Волка.
В дверной проем высунулась сонная физиономия Волка и раздраженно поинтересовалась:
— Чего еще?
— Пусти меня! Пусти! — надрывался я. — На меня Медведь напал!
— Какой-такой медведь? — огрызнулся Волк.
— Не время меня цитировать! Пусти же! Это Грызь, он за мной гонится…
— Не понял? — удивился Серый соня. — Ты что, разве красна девица?
— А то сам не видишь, — я влетел, наконец, к Волку и запер дверь изнутри.
— А чего он тогда за тобой гонится?
— А я почем знаю, — буркнул я, придвигая к двери тумбочку. — Но ведь гонится же…
— Д-да, — ошарашенно признал Серый Волк, так как в дверь явно кто-то стучал: посуда на полке и флакончики на тумбочке задрожали мелким ознобом и полетели на пол, раздался мощный удар, и что-то снаружи зарычало.
И тут я почувствовал легкое беспокойство из серии: "Блин, что же я забыл?" Пока пытался вспомнить, тумбочка, нагло оттолкнув меня, лихо отъехала к окну на скорости чокнутого поезда, а деревянная дверь хряпнула, и в пролом влезла огромная мохнатая лапа. Ух, ну и когтищи! Прежде чем Волк, опережая меня, бросился держать щеколду, лапа открыла ее и убралась. Как раз в этот момент до меня дошло: