— Я что, забыла включить поворотник?

— Тут «ствол», — громко заявил один из милиционеров после тщательного осмотра салона. — Это твой?

— Нет, конечно, — пожала я плечами. — Машина тоже не моя, и вообще, мне холодно, и я хочу сделать заявление!

— Успеешь, — заверил меня высокий плечистый парень такого зверского вида, что поверить его словам при всем желании я бы не смогла. Нельзя таких типов брать на службу, чтобы не дискредитировать родную милицию! Впрочем, парню мое мнение было неинтересно. Больно ткнув меня автоматом в раненый бок, отчего я слегка побледнела, он предложил: — Двигай в машину. В отделении разберемся.

— С превеликим удовольствием, — превозмогая боль, я сделала попытку улыбнуться, однако на ментов это впечатления не произвело: ответных чувств с их стороны я не дождалась. С кротостью овечки, ведомой на заклание, я проследовала в указанном направлении. По иронии судьбы, и на этот раз мои руки были несвободны — то есть сцеплены за спиной железными наручниками. При малейшем движении они сильнее впивались в кожу, что доставляло серьезные неудобства и боль. Уже в машине я попросила:

— Ребят, возьмите мой телефон. То есть не мой. Он у меня случайно оказался. Я жду звонка. А лучше я сама позвоню, если вы не против.

Сидящий справа от меня парень со зверской физиономией только хмыкнул, а сосед слева, мордатый мент с большим пивным животом, на котором не сходилась даже форменная куртка, огрызнулся:

— Обойдешься.

Я вежливо напомнила о правах человека и заявила о своем праве на один звонок. Ответ милиционеров оригинальностью не отличался, но был весьма информативен. Иными словами, перед моим носом возник здоровый кукиш с кратким пояснением, что это такое.

— Вам же хуже, — злорадно усмехнулась я.

— Слышь, Гарик, она еще угрожает! — искренне изумился Злобный.

— Да на здоровье, — равнодушно зевнул мордатый по имени Гарик. Имя ему совсем не шло. На месте родителей я бы назвала его Гришей — уж больно походил дядька на любителя сала и горилки. — Срок ей и так немалый корячится: угон, ношение огнестрельного оружия… Ствол еще проверим, наверняка из него кого-нибудь замочили. Ну и сопротивление при задержании, угрозы в адрес правоохранительных органов… Теплый прием в холодной Воркуте девушке обеспечен.

Перспектива блестящая, но я ничуть не испугалась, потому что бояться уже устала, и еще потому, что была уверена — Зотов не дремлет, и совсем скоро эти два придурка будут приносить мне свои искренние извинения. А уж я-то заставлю их извиняться, или я не Василий Иваныч!

Вскоре мы прибыли в отделение милиции какого-то местечка поселкового типа. Располагалось оно в нескольких метрах от железной дороги. На синей табличке над входом я успела прочитать: «Линейное отделение внутренних дел пос. Родники».

«Эк, куда меня занесло! — подумала я. — Это где ж такое? Надеюсь, цивилизация сюда докатилась, и информация, касающаяся меня, уже получена. Иначе несладко мне придется».

Дежурный, пожилой майор с жиденькими рыжими волосами, даже привстал за стеклянной перегородкой, когда наша живописная группа нарисовалась в дверях. Какой-нибудь художник-футурист непременно впечатлился бы: хрупкая девушка в легкой шелковой пижаме и босиком, с кровоточащей раной на боку, бледная, но с наглой ухмыляющейся физиономией, в сопровождении группы товарищей в форме с автоматами наперевес и с хмурыми лицами. Картина называлась бы: «Правосудие всех достанет».

— Это что, мужики? — присвистнул майор.

— Принимай клиента, Кузьмич, — молвил Злобный. — Оформляй протокол задержания, и к следователю…

— За что задержали-то? — проявил понятное любопытство Кузьмич.

— У-у-у, тут букет приличный! Да она сама тебе расскажет. На вот, — Злобный протянул в окошко ключи от «Лексуса» и пистолет, — вещественные доказательства.

Кузьмич присвистнул и приступил к исполнению служебных обязанностей. Меня сопроводили в крохотную каморку. Главным украшением в ней был стол, похожий на школьную парту времен Никиты Сергеевича, то есть деревянный, и такие же скамейки, прикрученные к полу по обеим сторонам стола. Выкрашенные в веселенький синий цвет стены даже самого Кузьмича заставили зябко поежиться, а я вдруг впервые в жизни испытала приступ клаустрофобии.

— Замерзла, дочка? — неожиданно спросил Кузьмич, при этом в его тоне совсем не было слышно официальных ноток. Наоборот, сквозило в нем что-то нормальное, почти отцовское. Я ощутила тепло человеческого участия, неожиданно для самой себя громко всхлипнула, а потом начала сбивчивое повествование о событиях последних нескольких дней. Тут было все: и труп, облитый кислотой в туалете ночного клуба, и чужой телефон, и падение из автобуса, и кадаверин в капельнице… А главное — предательство человека, которого я приняла за рыцаря и Мужчину Моей Мечты, а он оказался сволочью обыкновенной. Есть такой тип людей: класс «гады», отряд «сволочи».

Когда слезы и слова иссякли, я испустила тяжкий вздох и заткнулась.

— Посиди здесь, я скоро вернусь, — неожиданно пообещал Кузьмич, срываясь с места.

Можно подумать, у меня есть выбор — пойти прогуляться или остаться здесь! На деревянном столе я заметила пачку «Беломора» и коробок спичек.

Мой папка, сколько себя помню, предпочитает именно эту марку папирос. Его усы насквозь пропитались терпким «беломорским» дымом. Я ловко сложила бумажный мундштук гармошкой и глубоко затянулась, стараясь успокоить разгулявшиеся нервишки. Папиросный дым оказался на редкость противным и крепким. Я мучительно закашлялась, отчего бок разболелся еще больше.

В камеру вернулся Кузьмич в сопровождении милиционеров, которые так нелюбезно обошлись со мной. Только теперь они выглядели растерянными, прятали глаза и в мою сторону старались не смотреть. Вместо автоматов в руках у них была милицейская форма и кирзовые сапоги. Сам Кузьмич торжественно нес огромный термос.

Судя по всему, информация обо мне получена, злоключениям пришел конец, очень на это надеюсь!

— Что ж ты, дочка, сразу-то все не рассказала? — сочувственно вопрошал пожилой майор Кузьмич, сноровисто наливая крепкий чай в крышку от термоса.

— Я пыталась, — шмыгнула я носом. Вышло по-детски и очень жалобно. Милиционеры совсем смутились и принялись с преувеличенным вниманием изучать бетонный пол под ногами. Видя такое дело, я добавила: — Только меня не слушали, Воркутой грозили и в бок автоматами тыкали. А он у меня, между прочим, только после ножевого ранения, а голова — после сотрясения. И даже не извинились…

— Они извинятся, — заверил меня Кузьмич. — Правда, мальчики?

«Мальчики» изумленно переглянулись. Чувствовалось, что извиняться они не привыкли, может, даже и слов-то таких не знают. Я выжидательно уставилась на мужчин. После паузы, во время которой они явно вспоминали уроки вежливости из курса начальной школы, Гарик невнятно пробормотал: