Но всё же больные приезжают сюда и устраиваются кое-как и выздоравливают в большинстве случаев. Обыкновенно привозят с собой хотя что-нибудь, чтобы устроиться в первое время. Вот хорошо, если бы в Москве Вы изыскали какие-нибудь, хотя маленькие, средства; хорошо, если бы Вам оказало поддержку "О<бщест>во вспомоществ<ования> учителям", которое есть в Москве и работает успешно, и если бы кто-нибудь пообещал высылать Вам ежемесячно понемногу; а остальное можно было бы выхлопотать у Попечительства.

Как бы ни было, напишите, что и как. Напишите о результате Ваших хлопот, а я в ответ сообщу Вам, как ехать, где остановиться и т. д.

Будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего.

А. Чехов.

19 января 1900 г. Ялта.

19 янв.

Вы подписались так: "Хворый Щегол". Вы болеете, милый Жан? Что с Вами? Напишите поподробнее.

Узнав на конверте Ваш трагический почерк, я очень обрадовался. Вообще приятно бывает вспоминать о Вас и если я не поздравил Вас 7-го янв<аря>, то не потому, что не вспомнил, а потому, что не знал Вашего адреса. Часто встречаю в Ялте на набережной известную Вам рожу — доктора Лаура, водевилиста и гомеопата, написавшего "Хохотушку". Мы, т. е. я и рожа, раскланиваемся и говорим о гомеопатии и о Вас.

Я живу себе помаленьку. Бациллы ведут себя прилично, не либеральничают; по крайней мере, в моих плевках давно уже не было красного…

Что новенького, милый Жан? Отчего в Вашем письме Вы так коротки? И если в самом деле хвораете, то отчего?

Отчего?

Поклонитесь Вашей жене. Мать благодарит Вас за поклон и шлет сердечный привет.

Крепко жму руку, будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

19 января 1900 г. Ялта.

19 янв.

Дорогой Василий Михайлович, в ноябре я писал рассказ, в полной уверенности, что пишу его для "Рус<ских> вед<омостей>", но рассказ растянулся больше чем на лист, и пришлось отправить его в другое место. Затем я и Елпатьевский решили послать Вам накануне Нового года телеграмму, но захлестнула суетня, и мы прозевали настоящий момент. И теперь, так сказать, задним числом, совершая служебный подлог, приходится поздравлять Вас с Новым годом и с ангелом. Простите мне сии многие мои прегрешения! Вы знаете, как глубоко я Вас чту и люблю, и если перерывы в нашей переписке бывают продолжительны, то виноваты тут чисто внешние причины.

Я жив, почти здоров. Бываю болен, но не надолго, и в эту зиму меня ни разу не укладывали в постель. И болел я на ходу. Работал больше, чем в прошлом году, и скучал больше. Без России нехорошо, нехорошо во всех смыслах. Живешь тут, точно сидишь в Стрельне, и все эти вечнозеленые растения, кажется, сделаны из жести, и никакой от них радости. И не видишь ничего интересного, так как нет вкуса к местной жизни.

Здесь Елпатьевский и Кондаков. Первый воздвиг себе громадный дом, который высится над всею Ялтой, второй уезжает в Петербург, чтобы засесть там в Академии, — и рад. Елп<атьевский> бодрится и всегда жизнерадостен, во всякую погоду ходит в летнем пальто; Конд<аков> раздражительно насмешлив и ходит в шубе. Оба часто бывают у меня, в мы вспоминаем о Вас.

Варвара Алексеевна писала, что она купила участок в Туапсе. Ой-ой, но ведь там скучища ужасная. Там чеченцы и сколопендры, а главное — нет дорог и нескоро они там будут. Из всех русских теплых мест самое лучшее пока — южный берег Крыма, это несомненно, что бы там ни говорили про кавказскую природу. Я недавно был в Гурзуфе около Пушкинской скалы и залюбовался видом, несмотря на дождь и на то, что виды мне давно надоели. В Крыму уютней и ближе к России. Пусть Варвара Алексеевна продаст или подарит кому-нибудь участок в Туапсе, а я ей найду кусочек пляжа с бухтой, с купаньем в Крыму.

Когда будете на Воздвиженке, то передайте мой поклон и привет Варваре Алексеевне, Варе, Наташе и Глебу. Воображаю, как выросли Глеб и Наташа. Вот если бы вы все приехали сюда на Пасху, то я посмотрел бы на нас всех. Не забывайте меня, пожалуйста, и не сердитесь. Шлю Вам сердечные пожелания, крепко жму руку и обнимаю.

Ваш А. Чехов, d'Acadйmie.

19 января 1900 г. Ялта.

19 янв. 1900.

Многоуважаемый

Сергей Николаевич!

Будьте добры, сделайте распоряжение, чтобы контора выслала мне новогодний номер, в котором помещен мой рассказ "На святках". Контора присылала мне уже два раза, да всё старый, напечатанный в рождественском номере. Я надоел Вам? Что делать! Я, как Исав, получивший чечевицу, обязан всякий новый рассказ наклеивать и отсылать брату моему Иакову, живущему на Мал<ой> Морской, 22.

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно уважающим.

А. Чехов.

Ялта.

Если бы здесь, в Ялте, знакомые получали "Петерб<ургскую> газету", то я переписал бы рассказ, не беспокоил бы Вас так часто.

21 января 1900 г. Ялта.

21 янв. 1900.

Дорогой Григорий Иванович, соответствующее PS в автобиографии сделать можно, но лучше подождать общего собрания Академии, когда будут произведены окончательные выборы.

То, что у меня, по-видимому, подходит для детей — две сказки из собачьей жизни, посылаю Вам заказной бандеролью. А больше у меня, кажется, нет ничего в этом роде. Писать для детей вообще не умею, пишу для них раз в 10 лет и так называемой детской литературы не люблю и не признаю. Детям надо давать только то, что годится и для взрослых. Андерсен, "Фрегат Паллада", Гоголь читаются охотно детьми, взрослыми также. Надо не писать для детей, а уметь выбрать из того, что уже написано для взрослых, т. е. из настоящих художеств<енных> произведений; уметь выбрать лекарство и дозировать его — это целесообразнее и прямее, чем стараться выдумать для больного какое-то особенное лекарство только потому, что он ребенок. Простите сие медицинское сравнение. Оно, пожалуй, теперь как раз вовремя, ибо я вот уже 4 дня занимаюсь медициной, лечу себя и мать. Должно быть, инфлуэнца. Жар и голова болит.

Если напишу что-нибудь, то дам Вам знать своевременно, но издать написанное может только один человек — Маркс! За всё, что издаст не Маркс, я должен буду заплатить 5000 р. штрафа (за каждый лист).

У меня есть брат учитель, Иван Павлович, который возится с детворой уже больше 20 лет. Он прекрасно знает, что детям нравится и что не нравится. При составлении сборника он был бы бесполезен для Вас, редактор он плохой, но если бы Вам вздумалось издать когда-нибудь библиографич<еский> указатель художеств<енных> произведений и статей, пригодных для детского чтения, то брат мог бы сделать Вам немало хороших указаний. Он учительствует в Москве. Его адрес: Нов<ая> Басманная, Петровско-Басманное училище. У него практический нюх.

Ваше письмо порадовало меня и подсыпало немножко соды в мое кислое настроение. Спасибо, что вспомнили. Скоро в "Жизни" появится моя повесть — последняя из народной жизни.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

21 января 1900 г. Ялта.

21 янв.

Милая Маша, я положил твои 5 тыс. в банк на 3 года, т. е. ты можешь взять их оттуда не раньше, как через 3 года. Каждый месяц (кроме июня и июля, как я говорил тебе) ты будешь получать по 25 р. Или бери это из моих москов<ских> денег, или я буду высылать — это как хочешь. В удостоверение того, что деньги принадлежат тебе, посылаю записочку, которую береги.

Вчера у нас были целый день гости. Была та очень красивая дама, что живет около Гурзуфа. Была m-me Бонье, похожая на красного петуха с белым хохлом. Вечером приходила начальница с Манефой и по обыкновению сидела долго и изумлялась бесчеловечности гостей, которые сидят долго. Как только она ушла, с матерью сделалось дурно. Лежит бледная, жалуется вялым упавшим голосом на тошноту и слабость. Приехал Альтшуллер. Нашел у матери здоровые легкие, старческое перерождение сосудов и сердца и прописал покой. Сегодня утром вхожу в столовую, а мать уже сидит и пьет кофе. — "Ведь вам, говорю, запретили вставать!" А она: "Надо же мне кофию напиться!"