Изменить стиль страницы

Иодоформ. Посыпается кисточкой на рану до тех пор, пока рана не станет заметно желтой. С вазелином дает мазь, которая лучше держится, чем присыпка, и может быть даваема расслабленному на дом. Пропорция - какую бог на душу положит; на кусочек вазелина величиною с ноготь большого пальца достаточно сыпнуть кисточкой раза 2 — 3. Этой мазью лечат раны, язвы, лишаи и проч.

Карболка кристал<лическая>. Употребляется, когда нет иодоформа. С вазелином тоже дает мазь. С салом тоже. Впрочем… кому неизвестна карболка?

Письмо М. В. КИСЕЛЕВОЙ, 1 октября 1885 г.

1 октября 1885 г. Москва.

Пользуюсь правом сильного и отнимаю у сестры кусочек территории, чтобы, подобно Софочке, открыть Вам тайники моей души… и, надеюсь, Вы поймете меня больше, чем Софочку. Дело в том, что в моей бедной душе до сих пор нет ничего, кроме воспоминаний об удочках, ершах, вершах, длинной зеленой штуке для червей… о камфарном масле, Анфисе, дорожке через болото к Дарагановскому лесу, о лимонаде, купальне… Не отвык еще от лета настолько, что, просыпаясь утром, задаю себе вопрос: поймалось что-нибудь или нет? В Москве адски скучно, несмотря ни на что… Был сейчас на скачках и выиграл 4 р. Работы пропасть… Кланяюсь Алексею Сергеевичу так, как коллежские регистраторы кланяются тайным советникам или отец Сергий - князю Голицыну. Сереже и Василисе, которых я каждую ночь вижу во сне, салют и почет. А за сим, пожелав Вам здоровья и хорошей погоды, пребываю преданный

А. Чехов.

Письмо Н. А. ЛЕЙКИНУ, Между 6 и 8 октября 1885 г.

Между 6 и 8 октября 1885 г. Москва.

Уважаемый

Николай Александрович!

11 — 12-го октября я перебираюсь и omnia mea mecum porto* на Якиманку, д. Лебедевой, куда благоволите с означенного числа посылать журнал, письма и куда прошу Вас заглянуть по приезде Вашем в Москву.

Последний номер "Осколков" немножко удивил меня отсутствием в нем "Оск<олков> моск<овской> жизни". Обозрение послал я в понед<ельник> - стало быть, опоздать не мог. На случай пропажи, посылаю в удостоверение почтовую расписку. После долгой головоломки я заключил, что в отсутствии обозрения виновато мое соображение: я не сообразил, что во вторник - Покров, т. е. день, когда в типографии работ не бывает… Так?

Если не поздно, то прибавьте к обозрению еще один куплет. Похеренный цензурой рассказ пошел в "П<етербургской> г<азете>" под другим названием, и, таким образом, я не в убытке. Был я у Пальмина. Живет он у чёрта на куличках, куда птица не залетает и где извозчика не найдешь днем с огнем. Носит же его нелегкая! Право, можно подумать, что на приличных улицах и переулках поэтам жить не позволяется… Квартира, которую я оставляю, очень прилична и недорога (40 р. в м<еся>ц). Маленькой семье лучшей квартиры не найти. Предложу Л<иодору> И<вановичу>, но думаю, что откажется…

Читал я "Визиты" Aloe. Для чего ему понадобилась длинная поминальница с перечислением родни и знакомых, не понимаю… На знакомых вообще неприятно действует, если они видят в печати свою фамилию, а читателям неинтересно.

В Москве мороз, скука, открытие врачебного и (неофициально) литературного клубов, таинственное убийство на Никитской, толки о Мироновиче и т. д.

Ваш А. Чехов.

* всё мое несу с собою (лат.)

Письмо М. М. ЧЕХОВУ, Октябрь, не ранее 11,1885 г.

Октябрь, не ранее 11,1885 г. Москва.

Ну, брат Миша, не знаю, как и благодарить мою фортуну. Только фортуна и могла надоумить тебя прийти к нам вечером, в канун перевозки. Благодаря тому, что ты побывал у нас, перевезлись мы великолепно. Фуры сделали свое дело по всем правилам искусства, ломовой тоже. Этак можно в один день целую Москву перевезти. Спасибо тебе тысячу раз. Считай меня своим должником. Надеюсь, что теперь, когда мы почти соседи, ты будешь у нас не редким гостем, а по крайней мере еженедельным. Кроме вечеров вторника, четверга и иногда субботы, вечерами я всегда дома. Приходи как-нибудь пораньше, чтоб посидеть подольше.

Твой А. Чехов.

Во вторник я с 9 часов дома, в четверг только до 9-ти, так что в сущности нет того дня, когда бы ты рисковал не увидеться со мной.

Письмо Н. А. ЛЕЙКИНУ, 12 или 13 октября 1885 г.

12 или 13 октября 1885 г. Москва.

Уважаемый

Николай Александрович!

Ваше письмо получено мною уже на новой квартире. Квартира моя за Москвой-рекой, а здесь настоящая провинция: чисто, тихо, дешево и … глуповато.

Погром на "Осколки" подействовал на меня, как удар обухом… С одной стороны, трудов своих жалко, с другой - как-то душно, жутко… Конечно, Вы правы: лучше сократиться и жевать мочалу, чем с риском для журнала хлестать плетью по обуху. Придется подождать, потерпеть… Но думаю, что придется сокращаться бесконечно. Что дозволено сегодня, из-за того придется съездить в комитет завтра, и близко время, когда даже чин "купец" станет недозволенным фруктом. Да, непрочный кусок хлеба дает литература, и умно Вы сделали, что родились раньше меня, когда легче и дышалось и писалось…

Посылать Вам что-нибудь в эту неделю я не был намерен. У Вас были 3 мои вещи, и отдохновение я считал законным, тем более что меня заездила перевозка. Ныне, получив Ваше письмо и узнав про судьбу моих 3-х вещей, я шлю Вам рассказ, который писал не для "Осколков", а для "вообще", куда сгодится. Рассказ немножко длинен, но он трактует об актерах, что ввиду открытия сезона весьма кстати, и, как мне кажется, юмористичен. Завтра засяду и напишу "Сент<ябрь> и Октябрь и Ноябрь" - конечно, если не помешает что-нибудь вроде практики и проч.

Вы советуете мне съездить в Петербург, чтобы переговорить с Худековым, и говорите, что Пет<ер>бург не Китай… Я и сам знаю, что он не Китай и, как Вам известно, давно уже сознал потребность в этой поездке, но что мне делать? Благодаря тому что я живу большой семьей, у меня никогда не бывает на руках свободной десятирублевки, а на поездку, самую некомфортабельную и нищенскую, потребно minimum 50 руб. Где же мне взять эти деньги? Выжимать из семьи я не умею да и не нахожу это возможным… Если я 2 блюда сокращу на одно, то я стану чахнуть от угрызений совести. Раньше я надеялся, что можно будет урвать на поездку из гонорара "Пет<ербургской> газ<еты>", теперь же оказывается, что, начав работать в "П<етербургской) г<азете>", я зарабатываю нисколько не больше прежнего, ибо в оную газету я отдаю всё то, что раньше отдавал в "Развлечение", "Буд<ильник>" и пр. Аллаху только известно, как трудно мне балансировать и как легко мне сорваться и потерять равновесие. Заработай я в будущем м<еся>це 20 — 30-ю рублями меньше и, мне кажется, баланс пойдет к чёрту, я запутаюсь… Денежно я ужасно напуган и, вероятно, в силу этой денежной, совсем не коммерческой, трусости я избегаю займов и авансов… На подъем я не тяжел. Будь у меня деньги, я летал бы по городам и весям без конца.

Гонорар из "Пет<ербургской> газеты" я получил недели через 2 после отсылки туда счета.

Если в октябре Вы будете в Москве, то я как-нибудь соберусь и поеду с Вами. На путь в П<етер>бург найдутся деньги, на обратный возьму у Худекова (заработанные).

Писать больше того, что теперь я пишу, мне нельзя, ибо медицина не адвокатура: не будешь работать - застынешь. Стало быть, мой литературный заработок есть величина постоянная. Уменьшиться может, увеличиться - нет.

Во вторник жду "Осколки" по новому адресу. Давно уже я не получал их аккуратно.

Поздравляю с покупкой. Ужасно я люблю всё то, что в России назыв<ается> имением. Это слово еще не потеряло своего поэтического оттенка. Стало быть, летом Вы будете кейфовать…