Ну, будьте здоровы. Ждем!

Ваш А. Чехов.

Посылаю Вам фотографию, снятую в первый день Пасхи Левитаном. У меня, как видите, вышел один только глаз. Узнали Гиляровского?

1178. М. О. МЕНЬШИКОВУ

13 или 14 мая 1892 г. Мелихово.

Ст. Лопасня, Моск.-Курск. д.

Милостивый государь Михаил Осипович, я давно уже ответил на Ваше письмо, но, по всегдашней своей рассеянности, назвал Вас в адресе не Меньшиковым, а Мельниковым. Об этом я вспомнил сегодня, когда читал Вашу статью о журналистике. Если в редакции получено письмо на имя Мельникова, то, будьте добры, прочтите его. Извините.

Повесть для "Недели" пишу.

Уважающий

А. Чехов.

На обороте:

Петербург,

Его высокоблагородию

Михаилу Осиповичу Меньшикову.

Ивановская, 4, в редакции "Недели".

1179. О. А. КОРСАКЕВИЧ

14 мая 1892 г. Мелихово.

14 май.

Милостивая государыня

Ольга Афанасьевна!

Я получил несколько писем на имя А. С. Суворина. Они были вручены ему лично, когда он был у меня, и посланы в Петербург, когда он уехал. Почерка на адресах я не помню и потому не могу сказать, были ли среди них Ваши письма.

С почтением

А. Чехов.

1180. А. С. СУВОРИНУ

15 мая 1892 г. Мелихово.

15 май. Мелихово.

Где Вы? Судя по маленькому письму о Баранове, Вы уже в Петербурге, а судя по объявлению о даче до июля, Вы не купили себе имения и бросили покупку. Мне кажется, что Вы никогда не купите себе имения, потому что ищете того, чего нет. Такого имения, которое нравилось бы покупателю и сегодня и завтра, и в целом и в частностях, не находил, вероятно, еще ни один человек. Чтобы имение нравилось, надо в нем родиться или связать с ним приятное воспоминание. Я думаю, что при покупке имения нужно только, чтобы оно было по карману и хотя бы издали подходило под привычные жизненные условия, чтобы был кабинет, парк, солнце, почта…, а остальное само приложится. Всё победит привычка. Как привыкают к штанам, так привыкают и к имению. Быть может, я ошибаюсь, но мне кажется, что если бы я продолжал выбирать, то до самой старости жил бы в городе. Вам Мелихово ужасно, ужасно не понравилось, и мне оно при покупке не нравилось, но теперь я привык и к полю, и к деревьям, и к людям, и чувствую себя дома. Быть может, я буду со временем каяться и продавать Мелихово, но зато весну я провел великолепно. Хоть день, да мой. Спасибо богу и за весну.

Простите, голубчик, я не выслал Вам еще долга. Цертелев надувает меня. Я уже прочел корректуру, послал конец, а ответа нет и нет! Вероятно, мне не заплатят, ибо дела и судьба журнала тесно связаны с крахом нотариуса Боборыкина. Потерпите, вышлю долг, ибо пишу еще повесть.

Мужиков и лавочников я уже забрал в свои руки, победил. У одного кровь пошла горлом, другой руку деревом ушиб, у третьего девочка заболела… Оказалось, что без меня хоть в петлю полезай. Кланяются мне почтительно, как немцы пастору, а я с ними ласков - и всё идет хорошо.

У меня есть лесной участок в 150 десятин, которого Вы не видели. Там есть проточная вода. Езжу туда на беговых дрожках и высматриваю место для постройки хутора. Глушь, тишина, соловьи, лоси…

Можно устроить для лета очаровательный уголок. Земля моя оказалась превосходной. А что мне врали про нее мужики и ямщики! Когда покупаешь имение, никого не нужно слушать. Ямщик скажет: "Скучное тут имение!", а у покупателя дух падает.

В Давыдовой пустыни поднимали колокол. Звонит неважно, глухо; говорят, что разбили. Место, где монастырь, похоже немножко на Святые горы. Прекрасная мельница. От нас 2 — 3 версты. В монастырских прудах кишмя кишит рыба.

Ваше письмо о Баранове прекрасно. Сильно и искренно, и очень интересно. Но только не финал "возлюбим друг друга". Нельзя говорить о любви, отхлеставши людей по щекам. Да и не за что любить Баранова и Мещерского. Пускай грызутся! Вообще, кстати говоря, к Вашим письмам ужасно не идут божественные слова. Я знаю, что Вы вовсе не божественный, не дряхлый человек, и потому, когда Вы в финале письма начинаете говорить о взаимной любви или о своей старости, то моя душа кричит караул. Финалы должны быть такие, как у Вас было насчет голов, к<ото>рые нужно приставлять тем, у кого их нет. Толпу не следует мазать по губам хорошими мягкими словами, а ее следует пужать. Если бы я был журналистом, то был бы строг и неумолим.

Ну, конечно, Вы в Мелихово уже не хотите? Мне это ужасно грустно; оттого, что Мелихово Вам не понравилось, оно потеряло в моих глазах половину своей цены, хотя я и знаю, что оно не так худо, как Вам показалось. Я жалел, что Вас не было, когда цветущий сад был белым и пели соловьи. Что касается реки, то к ней ездить можно, а в дурную погоду отсутствие ее представляет удобство: сырости нет. Что же касается рессорного экипажа, то для Вас я теперь могу достать его у соседей. Дорога теперь хороша. Через деревню теперь не придется ехать, так как ворота мы переносим на другую сторону, в поле, и у нас дорога теперь собственная, через наше поле.

Будьте здоровы. Всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Черкните хоть две строчки.

1181. М. О. МЕНЬШИКОВУ

19 мая 1892 г. Мелихово.

19 май.

Многоуважаемый Михаил Осипович!

Повесть я постараюсь прислать в конце этого месяца или же в начале июня. Мне кажется, что к этому времени она будет готова. Пишу я вообще медленно, с натугой, с частыми остановками и переделками, — от этого и происходят мои всегдашние запаздывания. Рад бы поскорей, да не умею.

Чтение корректуры я считаю необходимым и никогда корректуры не задерживаю. Адрес, куда высылать ее, сообщу своевременно. Повесть будет содержать около трех листов обычного толстожурнального размера. Этак между 3 и 4 листами. Если Вы пишете, что чем больше, чем лучше, то, значит, придется как раз впору.

Если случится Вам писать мне, то не откажите сообщить мне, где в настоящее время находится И. Л. Щеглов.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно уважающий

А. Чехов.

1182. А. С. СУВОРИНУ

19 мая 1892 г. Москва.

19 май.

Я писал Вам; очевидно, письмо мое пропало или разминулось с Вашим. Что Буренин болен, это не беда: страдания ведут к совершенству. Но Настю бедную очень жаль. Ее гонит в рост, она скоро будет с Вас ростом, комплекция у нее не из важных; вероятно, будет часто хворать, пока не окрепнет и не перевалит за 20 лет. Если у нее только малокровие, то почему же 39°? Если инфлуэнца, то не лучше ли ехать в деревню, а не за границу, где тоже инфлуэнца? Не верю я в целебную силу заграничных поездок. Вагонная качка, подлые табльдоты, отсутствие печей, твердая почва под ногами и магазинная суета - всё это, по-моему, не вредно только здоровому. Извините, что я вмешиваюсь, но Насте в Феодосию лучше бы.

А за Вас меня берут тоска и досада. Жить теперь в Петербурге! Как бы ни была плоха и скучна деревня, она все-таки во сто крат лучше города. Вы пишете, что поехали бы в Киев и купили бы первый попавшийся хутор. Но ведь это Вам не по характеру. Во-первых, Вы не купите, потому что Вам ничто не понравится, а если купите, то через три дня станете скучать и досадовать на себя за покупку. Надо Вам не хутор, а имение. Знаете что? Соберите Вы все Ваши рукописи, поезжайте в Троицкую лавру и займите там самый лучший номер. Это будет превосходная дача, и не свяжет она Вас. Вифания великолепна. Окрестности лавры тоже. Экипажей много, и для ума и наблюдательности пищи много. В гостиницах же по заказу приготовляют всё что угодно, даже артишоки и соловьиные языки. И я бы к Вам приехал. И Вы бы ко мне, если Мелихово Вам не окончательно опротивело.

Кундасовой я был бы очень, очень рад, как ангелу небесному. Если бы я был побогаче, то устроил бы у себя для нее отдельный флигель с мезонином.