Смыкались за кормой. Налево были горы.

Направо — ночь и льдом забитые просторы.

XLII

И под лучами зорь последних, на востоке,

Тресковой чешуей канал воды блеснул.

То был желанный путь, неведомый, далекий,

Лишь —Вегой&raqyo; пройденный. А следом

реял гул

Орудий. Это льды сшибались на пороге

Двух водяных домов. А север потонул

В огне. Он весь пылал, как пуншевая чаша,

И плыли в золоте вечернем, в иглах башен,

XLIII

Соборы айсбергов. Двенадцать моряков

И Кучин — капитан, ходивший к Антарктиде —

Взошли на палубку, Завал тяжелых льдов

Раскрылся западней пред ними. На корыте

С названьем «Геркулес» они без лишних слов

Решили дальше плыть: иль потонуть, иль выйти

К проливу Беринга сквозь тысячу ворот

Возможной гибели. И ночь открыла рот

XLIV

И поглотила их навек...

А на год раньше

У горла двух морей столпились корабли.

В проливе — караван. На взморьи — караван же..

Все в море в этот год проникнуть не могли.

И вот уж в сентябре, — когда багров, оранжев

Лег за кормой закат, — как бы паря вдали

На дымовом крыле, расталкивая льдины,

Как лебедь пронеслась проливом баркантина.

XLV

Лишь имя золотом на выпуклой корме

«Святая Анна» враз зажглось под солнцем

поздним

И враз погасло... «Снег шумел в вечерней тьме.

Слетаясь к фонарям, шепча о чем-то грозном,

О чем-то сказочном, как детство. Как в уме,

Во вьюге понеслись преданья. То в морозном

Дыму, в огнях, встают большие города.

Tо слышен женский смех, то — хор. А то —

суда,

XLVI

В скульптуре, в фонарях, кренясь под парусами,

Но не касаясь волн, во вьюге пролетят

Легки, хоть доверху загружены тюками,

На Белых островах сгибаются, шумят

Багряные леса, невиданные нами...

Так — в мутно-синее кольцо сомкнув закат

С восходом, ночь несет легенды снеговые,

Как миллион гусей, над Колой, над Россией,

XLVII

До Крыма... Если вы увидите хоть раз

Миражи снежных бурь над Баренцевым морем,

Вам будет чудиться и будет мучить вас

Цветущая страна за ледяным простором,

Которой нет еще, где лишь снега сейчас.

Вы захотите льдам, ночам, полярным зорям,

Любой снежинке дать другие имена,

Взяв их из тех глубин, где Эдда рождена...»

XLVIII

Толпится экипаж Норвегии и поморы

У грязной лестницы в салон. Порой до них

Доносятся слова ругательств или спора.

Вот капитан кричит, вот штурман. Крик утих.

Шаги. Наверх взбежал Альбанов: «Братцы! Скоро

Я ухожу к земле. Но это для других

Пусть будет не в пример!» И все, кто были в силе,

Тринадцать человек пойти за ним решили.

XLIX

На корабле цынга, раздор. Им все равно

Ждать было нечего. Они в конце апреля,

Взяв судовой журнал, покинули судн о.

Под ними зеркала пунцовые горели —

Корчаги тысяч зорь расколотое дно.

Но с каждым днем страшней недостижимость

цели

Им затемняла ум. Все знали: дрейфом льдов

Их тащит в океан, назад от островов.

L

От кулака цынги из челюстей крошились

Их зубы. От трудов ужасного пути,

Мертвели ноги их. Сильнейшие ложились

На лед, чтоб умереть, но дальше не итти.

Тогда к ним подходил Альбанов. Черен, жилист,

И сам чуть жив, он все ж их должен был вести.

В нем подымалася мостом огромным воля,

Верст на сто бросив тень на ледяное поле.

LI

Чтоб их от гибели спасти, он кулаком

Отставших бил в лицо, пока они, рыдая,

Не встанут, не пойдут. Забывшись кратким сном,

Он быстро вскакивал и, снова избивая,

Гнал обессилевших. Порой им островком

Казалось облако иль глыба ледяная.

Вот наконец земля дневной луной вдали!..

Но двум лишь удалось добраться до земли.

LII

..Отходит мглы стена, от солнца кровяная.

Под ней на берегах Гренландии шумят

Леса дубов, листву к прибою наклоняя.

Порхают бабочки, стада слонов трубят

Над теплым озером. Из моря выплывая,

Дюгони грудью вверх на отмелях лежат.

Прошло сто тысяч лет. В седых глазах варяга

Дым от колонии встает с архипелага.

LIII

Но спят под глетчером погибшие года —

Толпа богатырей и скайльдов, с городами

И войнами... И вновь ночные (ворота

Открыл морской апрель. Сверкая плоскостями,

Взлетает самолет следить движенье льда,

Чертя крылом волну, кружась под облаками,

Блестя за тучами сигнальным фонарем

И отражая даль серебряным крылом.

LIV

В очках и пыжике под шлемом желтой кожи,

Сжав рукавицей руль, ведет его пилот.

Оттуда глубже мир и молодость моложе...

Вот падает из туч огромный самолет,

Поджавши плавники. Тяжелым, полным дрожи

Крылом не зачерпнув кипящей пены вод,

Он над торосами и над волнами мчится,

Ведя во льдах дымки весенних экспедиций.

LV

Семь дней шатали дом и улетали прочь

Бураны. Ключ стучал в руках радиста. Канув

За Хатангу, в Таймыр откатывалась ночь.

Все ждали. Наконец через пролом туманов

Спустился самолет. И кто-то во всю мочь

Вскричал: «Опять у нас, товарищ Водопьянов?»

Плечистый человек, сошедший с корабля,

Ответил весело: «Всегда у вас, друзья!..»

LVI

До палуб вал вставал, крутой, зелено-сизый.

И ветер флаги рвал, глуша команд слова.

Шли выше Северной Земли. В очках у Визе,

В оранжевых кругах, качались острова.

Серебряной стеной подол полярной ризы

Волокся вдоль борта. Сверкала голова

Горы. И айсберг плыл в табачной мгле туманов

Обеденным столом харчевни великанов.

LVII

В завесе дымовой он плыл, как будто флот

В проливе надымил, при этом все матросы

Курили. Ни один корабль до тех широт

Еще не доходил. Лишь опустивши тросы

Как струны и как дом, поставленный на лед,

Там проволокся «Фрам». Стеклянные морозы

Сменяла оттепель. Борьба с тяжелым льдом

Сменялась широко распахнутым путем.

LVIII

Все зданье воздуха шатается от взрывов.

Ад перегрузок. Мга. Летящие снега.

И горы лунные и пропасти проливов.

Пурга. И снова льды на миллионы га.

Так шел «Сибиряков», раскидывая гриву

Осколков. Так была прорублена дуга

Заветного пути в закованном просторе

От моря Белого до Берингова моря.

LIX

«...Раздался громкий треск. Конец гребного вала

Обломлен. Винт лежит на дне. Теперь всему

Конец! Пути конец!» У мертвого штурвала

Встал Отто Шмидт, глядя в клубящуюся тьму.

Там мыс Шелагский нес чудовищные скалы.

А льдины прыгали и бухали в корму

И грохались в борта саженными краями

Зеленых панцырей... Четырнадцатью днями

LX

Неслыханных трудов оплачена была

Победа. Шесть больших брезентов с трюмных

люков.

Заместо парусов команда подняла.

Отпихивали лед багром я друг у друга

Учились ярости, чтоб ярость вон гнала.

И вырвали корабль из ледяного круга

И вынесли его на волю на плечах.

И враз осыпались на страшных воротах

LXI

Печати и замки!.. И партия решила

Отметить славную победу. Создан был

«Главсевморпуть». И вновь с учетверенной силой

Шло наступление. «Челюскин» повторил

Сквозной поход...

* * *

...Льды нарастали, целиком заполнив

Серебряное моря колесо,

Под южным ветром приходя в движение,

То расходясь разводьями, а то

Валы нагромождая. А разводья

За сутки застывали иль под ветром

Опять смыкали створки, становясь

Порогами сильнейших торошений.

На палубах заранее был сложен

Двухмесячный запас продуктов, бочки

Горючего, палатки и одежда.

Особым расписаньем люди были

Разделены на несколько бригад,