III
Июльские дни — голубые арки,
И сквозь них золотой хоровод.
Июльский полдень истомный, жаркий,
А сердце у нее — лед.
А щеки так бледны в пепельной раме,
А плечи — поникшие ивы,
А руки тянутся — куда — не знают сами,
И так хочется быть счастливой.
Пойти разве к озеру
И зеленой тине
Отдать усталое тело?
И скажут, когда ее сердце совсем остынет, —
Быть счастливой она хотела.
Пойти разве ночью к лиловому косогору,
Облить полынь слезами,
Пойти, спросить у зеленого бора, —
К кому руки тянутся сами.
А если бы в город? Хоть в окно? Хоть тенью…
Нет, где уж я — куколка из ситца,
И город ничего, ничего не изменит, —
Что может теперь измениться?
Бродит девушка по смолистому бору,
То у озера, то где-нибудь повыше,
И солнцу не смешно, что от такого вздора
Грудь ее часто дышит.
Солнце ведет голубые арки
От утра к заре вечерней
И знает, что в бору и в нарядном парке
Радость цветет среди терний.
Июльские ночи — хрустальные карусели, —
Кружат бедные головы, кружат,
Пальмами сквозистыми серебрятся ели,
Морем зеленеют лужи.
Июльская полночь — влажное пламя,
И губы у бедной сгорели,
А руки тянутся, куда — не знают сами,
И дрожит коралловое ожерелье.
Пойти разве зарыться в медовые травы,
Росы ночной напиться…
И вдруг голос спокойный:
— Куда вы?
Куда вы, куколка из ситца? —
И бледнеют на шее розовые кораллы,
Но больше не никнут плечи,
Гордые губы жарки и алы.
— Смеешься? Погоди, отвечу!
И, вдохновеннее майской соловьиной трели,
Рвет упругие завязки
И нагая, в одном коралловом ожерелье, —
Лебедь древней сказки.
На песке, чуть влажном от рос июля,
Ее обнажившие ситцы,
И спрашивает луна благоговейно: — «Могу ли,
Смею ли тебе молиться?»
Охотница! Он у ног твоих,
Видишь, зверь ранен,
Видишь, кровь на губах дрожащих,
Видишь, смеяться он больше не станет, —
Ему слезы меда слаще.
Видишь, девушка, он песок ласкает,
Он пьет росу и не может напиться.
Она смеется: — Или я не такая,
Или я не куколка из ситца? —
Он молчит, он ресниц поднять не смеет,
Он сказать ничего не может.
И горят кораллы на ее шее.
— Вы немой? Ну, что же?
……………………………………
Долго русалки в ту ночь не спали,
Пели, хороводы водили,
Берег песчаный, смеясь, осыпали
Лепестками болотных лилий.
IV
Рассвело — и погасла луна кровавая.
Седовласый отец ищет дочку
И видит: за камыш зацепился и плавает
Обрывок белого платочка.
_____________________________
А когда ее сердце совсем остыло
Под тенью поникшей ивы,
Сказали русалки, видевшие, что было:
— Она хотела остаться счастливой.
Турухтан
Что может быть бесполезней,
Как дарить рабу царство?
От рабской болезни
Не поможет это лекарство.
_________________________________
Однажды в весеннее время,
Когда и воробей казался павлином,
Когда солнце издевалось над всеми,
Выдавая за золото глину,
Когда разные зайцы и утки,
Даже те были коронованы маем,
И короткими им казались сутки, —
В чем мы их очень хорошо понимаем,
В такой месяц весенний
Случилось некое чудо,
Которое вызвало обмен мнений
И, конечно, женские пересуды…
В саду стоял маленький домик
И у него было три окошка,
И жила в доме она, и кроме
Нее жила кошка.
Был час лунной ночи,
Когда засыпают птицы,
Когда ставят столько многоточий
Полуопущенные ресницы.
Когда в голосе дрожат струны,
А на глазах слезы,
Когда золотые руна
Висят на каждой березе.
Спала сирень белая,
Дремала на балконе кошка,
А она во тьму глядела,
Сидя у открытого окошка,
Глядела в глубь сада,
Где было темно и влажно,
И за чьей высокой оградой
Было весьма и весьма неважно, —
Скучно, пыльно, убого, —
Был город, людьми набитый,
Так называемый — уголок, богом
Позабытый.
И была «она» в этом месте
Как некая редкая орхидея,
Не было никого прелестней,
Никто не сравнился бы с нею.
Но в дни, когда даже турухтаны
Летают под облаками в короне,
Я ли упрекать ее стану
За то, что в общем законе
И ей захотелось быть строчкой,
Захотелось быть не одной, а в паре
И в сладком бездумном угаре
Над «и» поставить точку.
Итак, она сидела
И смотрела в темный сад
И не было ей никакого дела
До того, что о ней говорят.
Она чего-то ожидала
И, несомненно, надеялась на что-то,
Хотя надежды было очень мало
В тине провинциального болота.
Луна. Сирень. Лягушки.
Где-то вальс «Осенний сон».
Вдруг она настораживает ушки:
— Кто идет по саду? Он!..
Ах, как бьется бедное сердце…
Кто идет по темному саду?
Захлопнулись садовые дверцы…
Желанный, не иди, не надо!
Я чувствую смертельный холод,
Дрожат мои колени…
Арфы, гитары, виолы
Поют о сладости преступлений…
Остановись, пока не поздно,
Раб, вспомни — я царица,
Я в этой ночи звездной
Маем коронованная птица.
А ты? Кто ты? Ворон? Орел?
Не урони в грязь корону!
Приди… О, зачем ты пришел?
Он сказал: — Я тебя не трону.
Он медленно шел по песку,
И хрустел песок под ногами, —
Он нес свою тоску
«Коронованной» даме.
И он приблизился к ней,
И поцеловал край платья, —
И было стыдно даже луне
От этого неполного объятья.
И потом он ушел обратно
И бережно унес тайну.
Это все было так невероятно
И казалось до того необычайным,
Что даже луна покраснела
От стыда за некоронованного турухтана,
И было ее лунное тело
В темном небе как рана.
Скажу коротко: госпожа
Чудесной пушистой кошки
Пошла, от гнева дрожа,
По песчаной влажной дорожке,
И поглотили ароматы ночи
Шелест легкого, как пена, платья…
И рассыпались жемчуга многоточий
В чьих-то слишком полных объятьях.
Был ли это армейский поручик
Или ее прихода дьякон?..
Кого весна коронует лучше?
Всех одинаково.
___________________________________
И вот теперь задача:
Кто получил царство,
И что это такое значит —
Принять бесполезное лекарство?