Датский стих
Дню национального Согласия и Примирения посвящается
А, может, ну его к чертям собачьим, этот
праздник?
Понавезут в Москву ментов и всяких
“Наших”,
Впихнет ОМОН в зашторенный свой
ПАЗик,
А там уже конкретно отъебашат.
И в день, что важно так провозгласили
Согласия, блядь, днем и примирения,
Менты бьют граждан по всей матушке
России
И пиздят деньги из карманов населения.
Под низкими слепыми небесами
Подгнило что-то в русском государстве.
За это ль отдал жизнь Иван Сусанин?
За это ль бились Минин и Пожарский?
И ведь тогда на Земском на Соборе
Для всех людей создать хотели царство.
А нынче для трудящихся здесь — горе.
А счастье для ментов да пидарасов.
Дума об Австралии в контексте глобального потепления
Ах, оставьте мои гениталии,
Я сегодня к любви не готов.
Я взволнован судьбою Австралии
В свете быстрого таяния льдов.
Я встревожен немыми угрозами,
Что сгущаются в небе пустом
Над ехиднами и утконосами
И над знаменем с Южным Крестом.
Мы и так уже столько просрали,
А теперь еще эта проблема —
Со дня на день затопит Австралию
С кенгуру и со страусом Эму.
Дни прощания, видно, настали,
Допиваю паленую водку.
Никогда там, в далекой Австралии,
Не обнимет меня антиподка.
Зря завидовал в Электростали,
Как завидует пешка ферзю,
Я тому, что в далекой Австралии
Проживает боксер Костя Дзю.
Ледники Антарктиды подтаяли,
Повышается уровень вод.
Не забудет несчастной Австралии
Всеотзывчивый русский народ.
Ах, Австралия — бывшая каторга,
Так сумевшая нынче процвесть,
И пускай она ниже Экватора
До нее все же дело нам есть!
Теплый декабрь 2008 года
“Стигматизированные меньшинства”
Учат нас, тупых натуралов и автохтонов,
Что задача поэта — “приращение смыслов”,
И что даже макаронные фабрики заточены
здесь под производство патронов.
Вышел на улицу. Голая черная земля,
Из нее торчат бессмысленные деревья
без листьев.
На дворе декабрь. Температура +10, бля.
Леса лысы. Леса обезлисили.
Что же пишут в газете, в разделе “Из зала
суда”?
Сын генерала отпиздил мента, сломана
переносица.
Дай-то Бог, чтобы это была самая большая
беда.
Зато в Перу Великий Инка наградил
президента орденом Бога Солнца.
По дороге к метро не встретил ни одного
русского лица.
Я не расист. Знаю, столица нуждается
в трудовых ресурсах,
Но почему-то не оставляет ощущение
пиздетца,
Одновременно с уверенностью, что мы
движемся правильным курсом.
Там, где была душа — только усталость
и страх,
И лишь тревога одна где-то на дне
копошится,
Что эти люди, говорящие на гортанных
чужих языках,
Ох как когда-нибудь выебут
“стигматизированные меньшинства”.
Мой же русский народ в сотый раз замирил
чечен.
Он победил грузин. Он великий воин.
Все нормально, Россия встает с колен.
Я спокоен. Вы слышите, блядь? Я спокоен!
Поэты послушно сидят, “приращают
смыслов”,
Патронные фабрики заняты производством
макаронов.
“Дайте водки два ведра и коромысло!” —
Как сказал знаменитый Андрей Родионов.
Уголовная хроника эпохи кризиса
Все началось с крика
Прогрессивных журналистов.
Кто мог напасть на человека со скрипкой?
Ну, конечно, фашисты!
Известно, какой нации у нас скрипачи,
Это вам не какие-нибудь швеи-мотористы,
Они той же нации, что врачи
Гинекологи и дантисты.
Идет музыкант из консерватории
В “Рюмочную” на Никитской,
А вместо этого попадает в историю —
Он подвергается атаке фашистской.
Здесь, в ЦАО, такое ежеминутно случается,
Фашистов здесь больше, чем в 41-м
под Брестом.
Хотя, говорят, что еще рано отчаиваться,
Президент заявил, что ксенофобия не должна
иметь место.
Сидит музыкант грустно на тротуаре,
Думает: “Ни хуя себе, пообедал”.
И жалеет скрипку свою Страдивари,
Которую с криком “Зиг Хайль!” унесли
скинхеды.
И еще оттого музыканту невесело
И как-то даже особенно страшно,
Что на его скрипке теперь будут играть
“Хорста Весселя”
И другие фашистские марши.
Короче, сидит, потирает разбитый пятак
И сокрушается по поводу кражи…
Но на самом деле, все было совершенно
не так,
А как все было, мы сейчас вам расскажем.
Дело в том, что не все менты
во Владивостоке
Ломают кости автолюбителям.
В Москве остались самые стойкие,
Они дают отпор хулиганам и грабителям.
И когда музыкант, ставший жертвой
преступления,
Сумел поднять с тротуара свое пострадавшее
тело,
Он сразу отнес в милицию заявление,
И немедленно было возбуждено уголовное
дело.
И следствием было установлено быстро,
Что не надо нам тут вешать лапшу на уши,
Никакие не фашисты это были, а сушисты,
В смысле те, которые делают суши.
Их не беспокоили могендовиды,
Им был абсолютно не свойственен
великорусский шовинизм.
Так как были они из Сибири монголоиды,
И традиционной религией их был синтоизм
шаманизм.
Это были два мужчины с Алтая,
Прибывшие в Москву на заработки,
которые,
Благодаря своей внешности, похожей
на самураев,
Устроились в сетевое кафе “Якитория”.
Они варили побеги молодого бамбука,
Резали рыбу фугу и скатов,
Пока не настал этот кризис, сука,
И в трудовом коллективе не началось
сокращение штатов.
Выгнали их из “Якитории” на мороз.
Стоят они, холодают и голодают.
Вдруг навстречу со скрипкой идет виртуоз,
И решили ограбить его гости с Алтая.
Нету у них профсоюза,
Некому за них заступиться.
Так по скользкой дорожке якудза
Пошли самураи из дальней провинции.
Набросились сразу двое,
Вывернули карманы,
Ожившие киногерои
Из фильмов Такеши Китано.
Но напрасно они по карманам шарили,
Не нашлось у артиста ни одной ассигнации,
Тогда они взяли его Страдивари
С целью последующей реализации.
Закопали ее в глубине двора,
Чтобы потом продать за многие тыщи,
Но, слава Богу, не фраера
Наши московские сыщики.
Они дорожат офицерской честью,
Они не зря носят высокие звания.
И вот в программе “Чрезвычайное
происшествие”
Задержанные дают признательные
показания.
Остается надеяться им только на УДО,
Если, конечно, в заключении будут вести
себя достойно.
В общем, не задался ихний Буси-до,
Что в переводе с японского означает
“Путь воина”.
Катится по Москве вал преступлений
корыстных,
Грабят квартиры, на улице режут.
Одни винят во всем этом фашистов
Другие винят во всем этом приезжих…
Ну, а вас же, граждане, предупреждали,
что в результате кризиса
Появилось много бандитов с большой
дороги,
И если вдруг видите, к вам кто-то
приблизился —
Скрипку под мышку и ноги, блядь, ноги.