2004
Баллада об оцинкованном листе
Ох, и ловок же кровельщик,
Чисто эквилибрист.
Он несет, как сокровище,
Оцинкованный лист.
Перед ним только бездна
В двадцать пять этажей,
Только крыша железная,
Да пентхауз на ней.
И плывут в его взоре
У подножья вершин
Люди — как инфузории,
Тараканы машин.
Олигархи и бляди
Копошатся у ног.
Под стеной детский садик,
Как цветка лепесток.
Так идет он по кровле,
Городской альпинист.
Режет пальцы до крови
Оцинкованный лист.
Если он его выронит,
То спикирует вниз,
Словно нож гильотины,
Оцинкованный лист.
Долетит он до садика
И, сверкнув словно меч,
Срежет девочке маленькой
Напрочь голову с плеч.
Прошумел над пентхаузом
Ветра злобного свист
И надул мощным парусом
Оцинкованный лист.
Но усильем чудовищным
Удержав этот лист,
Взмыл над крышею кровельщик,
Как дельтапланерист.
Завертел, закружил его
Черный вихрь над Москвой,
Тополиной пушинкою,
Да ольховой серьгой.
Словно ангелы крыльями
Вдаль его понесли
По-над трубами, шпилями
Этой грешной земли.
Крикнул мальчик родителям:
“В небе парашютист!”
И сиял ослепительно
Оцинкованный лист.
Ах, кривая падения,
Траектории путь.
Есть закон тяготения,
Его не обмануть.
Небо словно разверзлося,
И, как новый Икар,
На стоянке он врезался
В дорогой “Ягуар”.
Даже после падения
Он к груди прижимал,
Как икону нательную,
Серебристый металл.
Он лежал без движения,
Лишь хозяин крутой
Все пинал в раздражении
Его тело ногой.
Отказался на “Скорой”
Отвозить его доктор.
Не был он застрахован,
И вообще уже мертвый.
Сообщали по рациям
По своим мусора:
— Нет в Москве регистрации
У него ни хера.
И толпа вокруг охала, иномарку жалела,
И конца долго не было возмущенным речам:
“Лимита черножопая, мол, совсем одолела,
Скоро места не станет на Москве
москвичам”.
И никто не додумался, просто встать
на колени
И публично покаяться в коллективной вине,
Что судьба гастарбайтера в обществе
потребления
Есть судьба камикадзе на минувшей войне.
Смерть бомжа
Когда созревает рожь,
Ведут бой за уборку ржи,
Когда подозревают ложь,
Ведут на детектор лжи,
Когда умирает вождь,
По всем каналам играет балет,
Когда умирает бомж,
Прорывает трубу в туалет.
И знатоки примет
И народных преданий тоже
Говорят не: “Родился мент”,
А: “Видимо, умер бомж”.
А пресловутый мент,
Обнаружив тело бомжа,
Вызвал в тот же момент
“Скорую” из гаража.
И врач из последних сил
Трупу бомжа в пыли
Голову пошевелил
Узким носком туфли.
И осмотра этого короткого
Оказалось вполне достаточно,
Чтобы установил причину смерти доктор:
— Острая сердечная недостаточность.
А потом, закурив вдвоем,
А врачи с ментами друзья,
Сказали: “Вот так живем,
А потом умрем, как свинья”.
А настоятель церкви Успения,
Есть такой храм в центре столицы,
Где по вторникам и четвергам выдается
кормление
Без определенного места жительства лицам,
Сказал: “Сие есть указание,
Дабы не забывали мы,
Как сказано в Священном Писании —
От наглой смерти, сумы и тюрьмы”.
А воспитатель бомжей,
Сейчас их немало в Москве,
Дядя с чугунной шеей
И пробором на голове
Сказал веско и кратко:
“Бомжам — березовый кол”,
И продолжил не голый свой завтрак
И утренний опохмел.
В общем смерть этого мизерабля
Многих пробила на высказывания
философские,
Вплоть до задумчивого: “Да… Бля…”
Водителя труповозки.
И лишь королева бомжей,
С ней ходил он в последний запой,
Та, что выбирала вшей
Из волос его нежной рукой,
Промолвила: “Образ твой
Мы в наших сердцах сбережем.
Спи спокойно, родной,
Ты был образцовым бомжом.
Ах, как было хорошо мне
В объятьях твоих рук.
По-малому и по-большому
Ты ходил, не снимая брюк.
Пусть был ты по жизни крысой,
Воровал у своих,
В тюрьме ел из коцанной миски,
Возле параши дрых.
Били тебя по почкам,
Били тебя по роже,
Били с Украины строительные рабочие
И представители золотой молодежи.
Били тебя баркашовцы,
Били охранники офисов,
Били те, кто, как овцы,
По утрам на работу торопится.
Но не смогли эти суки
Тебя заставить пахать на них.
А кто выбрал свободу и муки,
Тот записан в Книгу Живых.
Ты попадешь сразу в Рай,
Так как прошел от и до,
Как истинный самурай
Свой крестный путь Буси-до…”
Не стали ей возражать
Ни Магомет, ни Христос.
Поскольку ведь смерть бомжа
Вообще-то говно вопрос.