— Разрушить или сохранить в целости? — деловито уточнил Петров, приставляя к глазам бинокль.

— Чтоб камня на камне не осталось.

— Ерунда. Два заряда. Горка сплошь известняк да сланец. Там, кстати, уже и трещина подходящая виднеется. Кувыркнется башня как миленькая. Никто и выскочить не успеет.

— Годится, — одобрил Корнеев. — Как окончательно стемнеет, заложите заряды. На всякий пожарный случай. Возможно, перед уходом нам понадобится громко дверью хлопнуть. И все-таки странно, что в башне совсем никакой охраны не видно.

— Может, солдаты внутри сидят? И за периметром из окон наблюдают. Чего зря по двору мотаться, коль у них вся округа как на ладони. Любого проверяющего издали заметят. Башня не зря сторожевой названа. Да и не опасаются особо. Здешние тыловики о партизанах, наверно, только из рассказов побывавших на Восточном фронте знают. Ага, а вот и подтверждение.

— Возможно, возможно… — не дал себя окончательно убедить Корнеев, хотя именно в это время на одном из верхних окон башни уютно замерцал желтоватый свет керосиновой лампы. Потом хитро ухмыляясь, взглянул на саперов. — Говоришь, проверяющего издалека заметят?.. Ну ну.

— Задумали что-то, товарищ майор? — загорелись глаза у Петрова. — Разрешите и мне с вами.

— Не торопись, подождем первой ночной смены караула, — охладил его пыл Корнеев. — А там и поглядим. Есть кое-какая мыслишка. Зря мы, что ли, в немецкие мундиры вырядились? Только, чтоб затея удалась, нужна ваша помощь.

— Что именно? — подались оба сапера к командиру.

— Как думаете, между башней и комендатурой связь поддерживается?

— Скорее всего.

— А надо, чтоб ее не было. Как только время смены караулов минует, так и оборвать. Сможете найти провод в темноте?

— Чего его искать, — хмыкнул Ованесян. — Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия. В нашем случае — это труба водопровода. Не зря же ее хозяйственные немцы обрезать обрезали, а демонтировать не стали. Замкну провод на металл трубы и всего делов. Связь останется, но с такими жуткими помехами, что говорящий сам себя не поймет. И все как бы случайно.

— Отлично, — одобрил предложение сапера Корнеев. — Так даже лучше… Действуйте. Заодно и фугасы установите. Только не взорвите преждевременно. Хотя, если задуматься: ворваться во вражеский населенный пункт верхом на средневековой башне — в этом, товарищи офицеры, есть что-то оригинальное…

Проводив взглядами спины удаляющихся товарищей, вошедших в состав «Призрака-один», группа Малышева спустилась по крутому склону в овраг и по его дну, старательно заметая следы, щедро посыпая землю махоркой, чтоб отбить нюх немецким овчаркам, отвернула на север. Южнее и западнее, там, куда отправились их товарищи, начинались просторные, чуть холмистые нивы, — и между колосящимися на них, невысокими, спелыми хлебами могли укрыться только зайцы и перепелки. Зато севернее песчаного карьера — жирные торфяные болота примыкали вплотную к большому лесному массиву.

Правее, примерно в полукилометре от места дневки группы, деловито перекликалась множеством голосов, гудела моторами, лязгала железом траков и стучала деревянными бортами грузовиков прифронтовая дорога. А еще дальше, за лесом, степенно, как уходящая гроза, выводила басовитые ноты персональной партитуры передовая. Там, у горизонта, что-то непрерывно ухало, взрывалось, полыхало, — но без надрывного свиста и воя, слышимого вблизи, казалось совсем не страшным и даже привычным. Тогда как редкие, короткие периоды затишья вызывали в душе фронтовиков неосознанную тревогу. Так машинист локомотива, передав управление помощнику, безмятежно спит под перестук колес и ворчание двигателя, но мгновенно просыпается при каждом торможении или остановке поезда.

Преодолев быстрыми перебежками открытое пространство торфяников, благо между небольшими болотцами местными жителями было протоптано множество тропок, — группа Малышева нырнула в тень деревьев.

— Я что-то не пойму, это лес или парк? — не удержалась от вопроса Оля Гордеева, удивленно поглядывая вокруг.

Лес и в самом деле мало походил на более привычные взгляду родные русские чащи. В иных колхозах кукуруза или подсолнух росли не так ровно и равномерно, как здешние деревья. Ни кустарника, ни подлеска, ни хворосту. Только аккуратно очищенные от старых веток, на высоту человеческого роста, словно под линейку высаженные дубы, грабы, липы и редкие березы.

Девушка даже внимательнее поглядела под ноги, ожидая увидеть вместо травы и опавшей листвы — песок и толченый кирпич.

— Лес, младший сержант, лес… — чуть строже, чем требовалось, подтвердил капитан Малышев.

Радистка была так соблазнительно женственна, что офицер не решался перейти с ней на дружеский тон. Опасаясь незаметно для самого себя перешагнуть тот едва заметный рубеж, где заканчивается фронтовое приятельство и начинается банальное ухаживание. Тем более что подобная фамильярность стала бы прямым оскорблением погибшей жене и их так и не родившемуся ребенку.

— А что же он тогда такой… — Ольга замялась, подбирая нужное слово. — Не настоящий.

— Ты хотела сказать: слишком ухоженный?

— Ну да. Это ж сколько труда приложено, чтоб такой порядок навести? А главное — зачем? Грибов больше вырастет, что ли? Заняться фрицам нечем, или… — Она помолчала чуток, а потом продолжила скороговоркой, потемнев глазами и задыхаясь от возмущения: — Я поняла, товарищи! Это проклятые фашисты над нашими пленными так издевались, верно? Заставляли людей выполнять совершенно бесполезную работу.

— Нет, дочка, — успокоил ее Степаныч. — Все гораздо проще и жестче. Иные края — иные порядки. Я немного пожил возле западной границы, успел понять. Деловая древесина здесь очень дорогая. Поэтому каждый хозяин ухаживает за своим участком, как за садом. Ни одного деревца зря не срубит…

— У них что, и лес у каждого свой?

— Не лес, нет, — усмехнулся Семеняк. — Только небольшой участок. Пара-тройка моргов… Морг — это не покойницкая, — поспешил объяснить, видя возрастающее недоумение на лице девушки. — Мера площади такая. Чуть меньше половины нашего гектара. Общее здесь только небо над головой. А все остальное — порознь. Каждый на себя тащит, в свою норку. Хотя какой-нибудь настоящий пан наверняка гораздо большим куском лесных угодий владеет. Но там такого порядка уже не увидишь. Пану хворост без надобности. В его каминах уж точно цельными поленьями топят.

— И одного собранного хворосту на весь год хватает? — пуще прежнего удивилась Ольга, хорошо зная, какая уйма дров нужна, чтоб на семью еду приготовить. А тем более в зимнюю стужу — избу обогреть.

— Нет, хворост только на растопку. А так они торф заготавливают, — продолжил походный ликбез старшина. — Вот мы болотца проходили. Небось заприметила: кучки из земляных кирпичиков вдоль тропок навалены? Это и есть здешнее главное топливо. Вроде сушеного кизяка…

— Ужас, — поморщилась девушка. — До чего проклятый капитализм людей довел: землю жечь в очаге приходится…

— Разговорчики! — шикнул на обоих Малышев. — Лучше ближе к деревьям прижимайтесь да по сторонам поглядывайте. А то мы в этих аллеях видны, как на плацу. На километры во все стороны простреливается…

— Куда дальше путь держим, командир? — задал вопрос Телегин, шедший впереди группы. — Продолжаем уходить из зоны возможного охвата или уже можем поворачивать на запад?

— Думаю, можно. Поскольку немцы не знают о нас, то и искать не будут. На северо-западе, примерно в двух километрах отсюда, — Малышев открыл планшет и бросил взгляд на карту, — отмечена продолговатая плешь. Надо проверить ее пригодность.

— Под аэродром? Не далековато от главной цели? — усомнился Кузьмич, тоже посматривая на карту. — Двадцать километров до точки «Д». В случае чего ни десант к нам на помощь вовремя не поспеет, ни мы сами к самолетам не добежим.

— Это, извини, как вопрос встанет, — не согласился с товарищем ефрейтор Семеняк. — Вот помню, у нас в колхозе, аккурат перед самой войной, случай был. Племенной бык отвязался. Хороший бугай, тонну двести с гаком весил. И что важно: к себе только зоотехника Василия подпускал, — тот его с теленка вырастил. Ну так вот… Воскресный день. Рядом с фермой, на выгоне, футбольный матч. Все, как обычно: шум, гам, свист… Очевидно, и быку стало любопытно. А команды играли, как сейчас помню: наш «Вымпел» — синие трусы и красные майки, а команда гостей «Заря» — белые майки и красные трусы. Сам понимаешь, что такого безобразия ни один порядочный бык безнаказанно оставить не мог. И, не обращая внимания на зрителей, эта гора мышц, вооруженная парой рогов, бросилась гонять игроков по всему стадиону. Благо спортсменов было слишком много, и он не мог сосредоточиться на ком-то конкретном… — под сдерживаемые смешки товарищей Степаныч мечтательно улыбнулся, припоминая веселые моменты прошлой, мирной жизни.