— Ложе мне подарил Шаша, — постучав по ванне, сказал Тараканыч. — Обитать, Николя, будешь со мной. Ванну постараюсь достать…

— Не надо, — отказался Редькин. — Мне достаточно сидений.

— Не приучен ты к удобствам! — Маг усмехнулся. — Ладно. Сейчас можешь погулять, места у нас роскошные! А у меня срочная работа: вечером Шаша речь держит, надо готовить текст. — Он внимательно поглядел на Колю. — Только не вздумай удрать, парень! Из Мусорных гор живым не уйти!

Он высунул голову из цистерны, подозвал к себе какого-то непутяка и приказал ему сопровождать Редькина во время прогулки.

Экскурсии Коля любил. Каждое лето папа покупал путевку «для отца и ребенка», и они отправлялись то в Ленинград, то в Суздаль, то еще куда-нибудь, где было много исторических памятников и туристов. Они мчались за экскурсоводом, поворачивая головы налево — направо. Герман Павлович беспрерывно щелкал фотоаппаратом, фотографируя все подряд, а Коля смотрел и слушал, узнавая много интересного. А потом, когда они возвращались домой, он рассказывал папе о местах, где они побывали, и папа ахал, восхищался и сокрушался, что не успел ничего увидеть.

Но здесь, в Мусорных горах, Редькин не был беззаботным туристом. Он был пленником, и вместо экскурсовода к нему был приставлен молчаливый непутяк, который брел в трех метрах позади. И не достопримечательности искал Колин взгляд — их, впрочем, тут и не было, — он надеялся увидеть воздушный шар.

Среди всевозможного хлама, которым была завалена долина, на небольших пустырях дымили котлы с густым черным варевом. Вокруг котлов стояли и сидели непутяки. Резкий запах гуталина заполнял пространство. Редькин подошел поближе к одной из групп. На него не обращали внимания. Все взгляды были прикованы к котлу.

Когда варево стало густым, как смола, непутяки издали дружный возглас «Нущяк!» и начали хватать его руками, с жадностью наполняя рты. Через несколько минут они закачались как пьяные и разлеглись вокруг котла, поджав колени к животам. Идиотские гримасы блуждали по лицам непутяков, они что-то бормотали, блаженно кивали. Потом вдруг на губах у них появилась пена, по телу пробежала судорога, они застыли и минут семь не подавали признаков жизни. Затем зашевелились, поднялись и вновь окружили котел.

Пораженный этим жутким зрелищем, Коля вытер взмокший лоб и, не оглядываясь, пошел прочь. Ему вдруг стало так страшно, что он тут же захотел вернуться в цистерну Тараканыча. «Спокойней, — сказал себе Редькин. — Без паники. Это только цветочки…»

Идя дальше, он наткнулся на двух непутяков, лежащих прямо на тропе. Коля остановился в нерешительности: обойти их не было возможности, а перешагнуть через них побаивался. Один из непутяков, взглянув на Редькина, произнес:

— Хы!

Второй сказал:

— Хлипак!

Оба продолжали лежать, преграждая путь. Вперед вышел конвоир Редькина и крикнул:

— Гыц!

Непутяки лениво откатились в сторону, освободив тропу.

Вскоре Коля добрался до мазутного озера, берега которого были покрыты битым стеклом. Здесь он увидел сотни три непутяков, окруживших железную бочку. На бочке стоял непутяк. Между пальцами его руки и ноги были натянуты пять тонких проволочек. Свободной рукой он перебирал эти струны, они звенели, издавая однообразный, но громкий звук. Непутяк что-то кричал. По-видимому, он пел. Содержание песни Коля, естественно, не понял, но звучали слова примерно так:

Припев вместе с солистом подхватывала вся толпа:

Подняв вверх руки, непутяки тряслись, вращали головами, притоптывали ногами, и брюки их из фольги глухо звенели.

С полчаса Редькин слушал этот концерт, но ничего нового не услышал. Репертуар исчерпывался все теми же шестью строчками.

Долго бродил Редькин, надеясь обнаружить воздушный шар, но «Искателя» нигде не было.

«Куда же они его упрятали? — с тоской думал Редькин. — Ведь не иголка».

Коля хотел было взобраться на ближайшую гору, состоящую из шлака, чтобы с ее вершины увидеть «Искатель», но непутяк жестом показал, что пора возвращаться. Коля попробовал объяснить ему, что он ищет шар, и для наглядности изобразил руками круг.

— Хы! — сказал конвоир. — Тупта!

Спорить с ним было бесполезно, и они повернули назад. Тараканыч нервно бегал вокруг своей цистерны, волнуясь, не исчез ли Редькин. Увидев Колю, он побежал навстречу.

— Ну, Николя, заставил ты меня поволноваться! — закричал чародей. — Как тебе здешний пейзаж?

— Места живописные, — ответил Коля. — Только чересчур грязновато…

Чародей расхохотался.

— А мы грязи не боимся! Мы с детства уши не мыли!

Редькин рассказал ему о песне, которую пели непутяки, повторил на память все шесть строчек и попросил объяснить хотя бы смысл песни, краткое содержание. Тараканыч насупился.

— Надоел ты мне, пионер, со своими вопросами, — сердито произнес он. — Все тебе смысл подавай… как, что и почему… А песня у непутяков без смысла. Понял? Одни звуки, свободная стихия, так сказать… Пусть ребята поют, как им вздумается!

Редькин догадался, почему недоволен чародей.

— Текст песни ваш? — спросил он, улыбаясь.

— Ну, мой… — не сразу ответил Тараканыч. — Музыка тоже.

— По-моему, это большая творческая удача, — похвалил Редькин. Эту фразу часто повторяла одна из маминых знакомых, глядя на мамины скульптуры.

Маг был польщен и тронут.

— Да, — сказал он задумчиво. — Если бы я не был злым волшебником, я бы точно стал композитором. Распирает меня изнутри разными звуками. Веришь?

— Верю, — согласился Коля. — Трудно вам придется среди непутяков, они вас не поймут…

— Где им понять… — Тараканыч вздохнул. — Они ведь только шесть слов и знают. Когда восхищаются или удивляются, орут «Нущяк!». Забава по-ихнему «булдёж». Третье слово — «тупта», то есть в переводе — «ерунда». «Гыц» — это значит «разбегайся». Ха-мизонцев называют хлипаками. «Удача» у них — «прухец». А все остальное им заменяет «Хы!». А у меня в запасе три тыщи слов, так что поболтать тут, кроме Шаши, не с кем… Вот я ему речь накатал, так ведь не поймут ни черта! Даже обидно…

— Зачем же король выступает перед ними? — удивился Коля.

— Он на них криком действует. Шаша большой артист! — с уважением произнес Тараканыч. — На что уж я спокойный, и то возбуждаюсь, когда он выступает. Да ты сегодня сам услышишь!

Вечером, когда солнце закатилось за Мусорные горы, площадь перед Дворцом заполнили тысячи непутяков. Они молча стояли в ожидании Шаши Бесподобного. Наступили сумерки, и Редькин вдруг увидел, что глаза непутяков засветились бледно-зеленым неоновым светом. Зрелище было удивительное: словно тысячи странных масок явились на площадь, чтобы вершить грозный обряд. По спине у Редькина побежали мурашки.

Наконец на крыше Дворца появилась фигура Шаши Бесподобного.

— Нущяк! — взорвалась тишина от дружного рева.

Король поднял руку. Рев разом оборвался.

— Непутяки! — завопил король. — Мы дети технического прогресса! Мы родились из промышленных отходов! Нам принадлежит будущее! Чем грязнее воздух, тем легче нам дышится! Нас много, но скоро нас будет еще больше! Нам уже тесно в Мусорных горах, мы нуждаемся в новых территориях. Хлипаки задыхаются! Они обречены! Они должны подохнуть! — На Шашу Бесподобного было страшно смотреть. Он искрился, клочья пены летели из его рта, кулаки молотили по воздуху. Казалось, он вот-вот взорвется. — Мы поможем хлипакам подохнуть! Хватит заниматься мелкими набегами! Будем действовать решительно и безжалостно! Я поведу вас к победе! Планета принадлежит нам!! Смерть хлипакам!!!