Боженка не могла дать точного ответа, отговариваясь тем, что всего не запомнила, а уж таких подробностей — и вовсе. Ведь Данута перестала писать письма, а вся наша информация сохранилась лишь благодаря ее письмам. Ну не совсем перестала, просто стала писать меньше, адресаты поумирали, другие исчезали, уехав за границу, она же сама, что тут скрывать, очень постарела. Вот вспомнила относительно дома. Нет, такой уж глупой Вивьен не была, с вещами не продавала. Много вещей из дома забрала Бригида для Богуся, а остальное взяла себе.

Зажигалки наверняка не взяла…

— Скажите, — продолжала я, — а эта Вивьен второй раз не вышла замуж?

— Да вы что! — вскричала Боженка. — Если бы вы ее видели… Я всего один раз видела, но с меня достаточно. До сих пор не понимаю, как он мог жениться на такой, хотя, возможно, в шестнадцать лет она не была такой страшилой.

— Неужели такая страшная?

Собеседница не сразу ответила, вроде бы колебалась:

— Это не так-то легко определить. Вроде бы ничего особо страшного… Знаете, есть женщины, вроде не красавица, ничего в ней особо красивого нет, а все восхищаются. Эта же как раз противоположный случай. Конечно, в ней нет ничего красивого, а то, что есть, все какое-то… короче, любого отпугнет. И вся она какая-то такая… нескладная. Смеется, как старая кобыла на лугу. Пасть раззявит и ревет. Страсть! Извините, что так грубо, но как-то надо же передать ее внешность…

— Что вы, совсем не грубо, я и то поражаюсь вашей деликатности. И очень вам признательна. А случайно не доходили до вас слухи, что она за кем-то сильно приударяла?

— О, откуда вы это знаете? — оживилась удивленная пани Божена. — Почти со времени их развода люди сплетничали, что выискала она себе адониса и из шкуры лезет вон, только бы его заполучить. А он нет и нет. Это происходило уже в последнее время, Дануся тут не очень поможет, я уже говорила, давние знакомые порастерялись, она перестала писать письма. Уже я слышала сплетни, что и кусок сада-огорода Вивьен только из-за своего адониса оставила, он по этой части подвизался, профессия у него такая — устроитель садов. А как только у Вивьен денежки кончились, он и перестал с ней якшаться, перестал к ней приезжать, она потому и продала недвижимость.

— А перед этим подарила ему зажигалку, оставшуюся от старого владельца, — с горечью вырвалось у меня. Нет чтобы вовремя прикусить язык.

Оказалось — правильно вырвалось. Наш разговор получил продолжение, пани Боженка не удивилась моему замечанию.

— Если бы только это! Силой совала ему в руки всевозможные презенты, а он не хотел брать. Чего брать-то? Все лучшее пани Бригида увезла, у нее одна шелупонь осталась. Помнится, еще Дануся тогда писала, из-за этой зажигалки Бригида устроила Вивьен скандал, хотела увезти, а та не дала. Не знаю, правда ли, я при этом не присутствовала, так что головой ручаться не могу. И вообще не знаю, не идет ли между ними и сейчас война, ведь Бригида приезжает сюда время от времени, возможно хочет у нее это отобрать. Имеет право, сама покупала для дядюшки, так она считает.

О, это уже интересно.

— А где же Вивьен сейчас живет?

— На Мысядле купила квартиру у какого-то Пчулковского, или похожая фамилия, могу и перепутать, кажется, еще не приватизированная, опять же точно не знаю, меня это не касается, я бы вообще о ней забыла, да пани напомнила. Но возможно, то, что Бригида дядюшке привезла, ну, та дорогая вещь, о которой вы говорили, еще сохранилась, и Бригида и ее хочет заполучить, разве что Вивьен успела всучить ее любовнику, а он ее продал или еще чего.

Хорошо, что Боженка напомнила мне шедевр об испражнениях животных, а то он у меня совсем вылетел из головы. Мне был нужен адрес Вивьен. Кто там знает этого святой памяти Мирека, не заменил ли он своей зажигалки моей? Жалко ему стало отдавать собственную, он свистнул мою, и она до сих пор у этой кикиморы?..

Когда я спросила про адрес, Боженка сто раз предупредила, что вовсе не уверена в фамилии Пчулковский, не обязательно от пчелы, может, его фамилия от какого другого насекомого, например Мровчинский… Всего и запомнилось — от насекомого фамилия, да еще какого-то трудолюбивого. Нет, ни улицы она не помнит, ни номера дома, запомнилось лишь — в районе Мысядло.

Я поблагодарила за очень полезный для меня разговор, заверив собеседницу, что как-нибудь и без адреса обойдусь.

Значительно позже выяснилось, что трудолюбивым насекомым был шмель, квартиру продавал Тшмелевский.

Получив от Вольницкого задание, фотограф поехал к дому Габриэлы. И тут ему улыбнулась судьба. Не так чтобы уж слишком улыбнулась, но небольшой подарочек судьба преподнесла: подходя к ее дому, фотограф встретился с Собеславом Кшевцем, который в это время из него выходил. Фотографу не было нужды ни скрывать радость от этой встречи, ни изображать радость. Все произошло естественно. Собеслав же сегодня на славу потрудился, выполнив большую часть намеченной работы, с помощью электронных средств информации отправил ее куда следует, и теперь весь мир виделся ему в розовом свете. К фотографу он еще с первой их встречи почувствовал симпатию, так что встреча была приятной для обеих сторон.

В ближайшем баре разговор зашел, естественно, о брате Собеслава.

— Я там обработал место преступления, — жаловался фотограф. — И только теперь вижу, как много надо было еще сделать. Вроде бы обычная работа, рутина, чуть ли не автоматически делаешь свое дело, и только позже спохватываешься, что сделано далеко не все. И тогда у следователя в руках были бы вещественные доказательства. Да теперь что об этом говорить…

Он замолчал выжидающе. Собеслав молчал, в глубине души зашевелились недобрые предчувствия.

Помолчав и не дождавшись от Собеслава ни слова, фотограф вынужден был продолжить свои жалобы.

— Ведь это твой брат, так? И холера знает, из-за чего там такое случилось. Ничего не украли, исчезла всего лишь одна вещь — настольная зажигалка, это сестра твоя так говорит. Как она может выглядеть? Я о зажигалке спрашиваю, не о сестре. Ты что-нибудь знаешь? Ведь трудно представить, что человека убили из-за зажигалки. Тогда из чего она, из платины? Ты хоть что-то об этом думаешь?

Собеславу пришлось с неохотой признаться, что думает.

— А что? Забрал убийца? Откуда она вообще там взялась? По словам твоей сестры, вообще не зажигалась, от нее не прикуришь, может, она играла какую — то особенную роль?

В сложном положении оказался, ничего не скажешь, думал Собеслав. Он-то прекрасно знал местонахождение данной зажигалки, но ни за что на свете никому бы об этом не сказал. Однако вчера вечером из разговора пани Иоанны он кое-что узнал о Майхшицких, в том числе и о маленьком Майхшицком, так вот о них он мог рассказывать ментам с восторгом, и никто не докажет, что это он не сам припомнил. Пожалуйста, окажет посильную помощь органам правопорядка, и если это поможет им схватить преступника — тем лучше.

Не торопясь, словно бы с трудом вспоминая, он начал выдавать информацию:

— Знаешь, вот крутится у меня в голове… тогда было ни к чему, а теперь толком не могу вспомнить, но сдается, что Миреку ее кто-то подарил. И при этом у меня по ассоциации и фамилия выскочила — вроде бы некая Майхшицкая откуда-то из-за границы ее привезла. Я могу ошибаться, ее сын был совсем сопляком, мы с ним в одну школу ходили, только я уже готовился получить аттестат зрелости, а он только в первый класс поступил. Так что мы в школе были вместе совсем недолго, впрочем, может, я и путаю что-то. Но фамилию вспомнил. И имя. Бригида Майхшицкая. Зацепилась в памяти.

— Бригида? Не Вивьен?

— Какая, к черту, Вивьен? Говорю же — Бригида. Как в банке. Хотя погоди…

Собеслав аж скривился, так сильно вспоминал.

— Погоди, погоди… Глупое имя, но звучит как-то знакомо. Ты говоришь, Вивьен? Я его слышал. Точно, слышал, сам бы не придумал. И как-то связано с Миреком. Вот, вспоминается, он мне жалуется, что некая Вивьен прицепилась к нему как репей и он никак не может от нее отделаться. А что? — вдруг заинтересовался он. — Есть у вас такая на подозрении?