— Ага, так это я ему готовил чаек, кофеек, приносил коньячок? — выходил из себя муж.

— Да что с тобой, дурнем, говорить! — только и нашла что ответить дама и скрылась в доме, со стуком захлопнув за собой дверь.

— Она скоро дом разнесет, — проворчал Ковальский, отирая пот с лица. — Жена ему поверила, а я еще тогда сомневался… Ага, вы ко мне? Слушаю вас.

Что Ковальский сомневался, так полицейский ему не поверил, уж слишком неуверенно твердила об этом очередная жертва мошенника. Детектив уже много знал о покойнике, и понял, что в данном случае тому удалось навесить лапшу на уши и жене и мужу, обвести обоих вокруг пальца, хотя, возможно, в разных случаях. И допрос детектив начал с того, что выразил потерпевшему понимание и полную солидарность с его негодованием.

Вскоре он уже знал, что пан Кшевец, найденный по объявлению в газетах, обязался доставить и посадить конкретные растения в конкретном месте, получил длинный список желаемых растений, после чего, получив деньги и доставив всего три экземпляра из этого списка, и то не совсем такие, какие требовались, стал как-то увертываться и скрываться от заказчиков. Сегодня пошел пятый день, как он только обещает и извиняется. Именно на сегодня назначил совсем уже окончательный срок, обещался все представить в лучшем виде, и его нет! А ямы для двух больших деревьев уже выкопаны, и все готово, и во что это обойдется, лучше не думать. Он, Ковальский, давно бы махнул рукой на этого явного мошенника, никаких нервов не хватает, но жена уперлась, не может она от этого типа отказаться. Ну и конечно, задаток…

Опер не знал, как лучше поступить — лишить несчастного последней надежды или оставить его в заблуждении. Нет, это будет не по-человечески. Если же именно супруги Ковальские лишили жизни садовода, то им давно надо плавиться от счастья в изобилии «Оскаров» и миллионов в Калифорнии, раз уж они такие прекрасные артисты, а не прозябать со своим несчастным участком на задворках Европы. Да он скорее себя бы заподозрил в убийстве афериста, чем этих двух…

Так что он лишил иллюзий пана Ковальского, и теперь испрашивал у начальства прощения за свою излишнюю мягкотелость. Начальство не очень его ругало.

А Вольницкий продолжал мчаться к Кристине Кшевец.

Женщина оказалась дома и занималась какими-то водными процедурами, так как открыла ему в халате. Голова туго обвязана полотенцем, лицо только что вымыто, без макияжа. Открыла дверь и вопросительно взглянула на комиссара.

— Пани Кристина Кшевец?

На бесцветном, но довольно приятном лице молодой женщины появилось очень неприятное выражение.

— Вы опоздали, — заявила она. — Уже пять дней, как Кристины Кшевец нет на свете.

Холера! Померла, что ли? Еще этого не хватало. Не может быть! Тогда ее знакомые, даже враги, к примеру Элиза Вендзик, знали бы об этом.

— Надеюсь, она не умерла?

— Нет, просто теперь ее зовут по-другому. Теперь она Кристина Корупская. Для вас это имеет какое-то значение?

— Абсолютно никакого. Так, значит, это вы Кристина Корупская?

— Я. А в чем дело? На почтальона не похожи, на сантехника тоже, и, надеюсь, вы не попрошайка. Так, говорите, вы что-то продаете?

— Нет, нет! Януш Вольницкий, комиссар полиции, Отдел тяжких преступлений. И вы мне доставите большое удовольствие, если сможете уделить несколько минут вашего времени. Предпочитаете в квартире или прямо здесь, на пороге?

Кристина, бывшая Кшевец, теперь Корупская, особой болтливостью не отличалась. Она просто молча посторонилась и впустила в квартиру следователя. Квартира оказалась просторной и со вкусом обставленной.

— Вы вернулись к своей девичьей фамилии?

— Странно, полицейский, а не угадал. Просто я разрешила себе выйти замуж.

— А… Примите искренние поздравления. Так что вас, надеюсь, не очень потрясет известие о кончине вашего бывшего мужа?

Кристина как-то странно посмотрела на Вольницкого, пожала плечами и села, указав жестом на стул по другую сторону журнального столика. И все молчала, а комиссар терпеливо ждал.

— Пусть ему садовая земля будет пухом, — наконец заговорила она. — Раз отдел тяжких преступлений, догадываюсь, что он убит. Знаю, всякими инфарктами, раком и воспалениями легких полиция не интересуется. Что вы хотите услышать от меня?

— Как долго вы состояли с ним в браке?

— Пять лет и четыре месяца.

— Значит, можно надеяться, что за это время вы успели узнать и мужа, и его знакомых, друзей, клиентов…

— И врагов! — насмешливо подхватила Кристина. — Ведь именно они больше всего вас интересуют?

Это правда, враги комиссару всего интересней. У него даже создалось впечатление, что одного из них он сейчас видит перед собой. И совсем бы не удивился, если бы именно она прикончила бывшего мужа. Однако как потенциальный убийца исключалась, ведь невозможно, чтобы ее не узнала сестра убитого. Хотя… кто знает… Лицо закрыла руками…

— И все же один глупый вопрос я обязан вам задать. Пустая формальность, но ничего не поделаешь. Где вы были вчера между половиной седьмого и половиной девятого вечера?

Задавая вопрос о времени, комиссар подумал, что ведь не прошло и суток после убийства, а он уже провернул такую работу! Просто молодец! Правда, особый успех на горизонте пока не просматривался, но материала по делу все прибавлялось. И все же в глубине души он не удержался и похвалил себя.

— Так его убили в это время? — заинтересовалась Кристина. — И именно вчера? Где же я была в это время? А, ведь вчера! У знакомой на Жолибоже, сейчас сообщу ее данные и адрес в этом варшавском районе, ведь наверняка вы их от меня потребуете. Сидели мы у нее… четыре бабы и один мужик, ее муж Нет, мы не играли в бридж, а рассматривали образцы ткани, в шесть туда приехала женщина, работающая с разными текстильными фирмами, и привезла нам прорву товара, некоторые образцы были просто чудесные. В принципе куски декоративных тканей, но и для платьев сойдут, и для костюмов, и даже для верхней одежды. Уже после семи за мной приехал муж, но ему пришлось подождать, ни одна из нас просто не могла оторваться от такого изобилия. Если не ошибаюсь, оба мужа сидели в кухне. От них мы ушли после девяти и еще зашли поужинать в… Впрочем, понимаю, на ужин вам наплевать, это было уже после девяти.

При воспоминании о вчерашних чудесных тканях женщина явно оживилась, она порозовела, и Вольницкий вдруг с изумлением понял, что напротив сидит очень красивая женщина. Сумка была у нее под рукой, она порылась в ней, достала изящную записную книжку.

— Адель и Мариуш Новак. Адрес… запишете?

Следователь и адрес записал — на всякий случай, хотя ему казался сомнительным сговор такого обилия преступников. И с неудовольствием подумал, что это стало нехорошей закономерностью — при допросах ему обязательно называют прорву свидетелей. И всем им пришлось бы лгать со сверхъестественным талантом, хотя он имеет дело отнюдь не с артистами.

Мысль мелькнула и пропала, но в комнате атмосфера явно разрядилась, и он вернулся к теме, позволив себе даже некоторую бестактность:

— Прошу меня извинить, можете не отвечать, но хотелось бы знать… почему вы развелись?

Ну и, ясное дело, Кристина опять заледенела. Но ответила.

— По очень простой причине. Уж в слишком многочисленной компании баб я оказалась. Пан Кшевец имел обыкновение уделять внимание каждой особе женского пола, которая попадалась на его пути, а мне в толпе… как-то не нравится. И еще он не хотел иметь детей. А я хотела. И они у меня будут!

Это прозвучало так вызывающе, словно Вольницкий с порога начал выступать против детей. Поэтому он поспешил заявить, что лично он детей очень любит и, если женится, обязательно их заведет. Первое было не совсем искренне, второе уже походило на правду. Кристина немного оттаяла.

Не упираясь, даже охотно свидетельница поведала комиссару о финансовом положении покойного до момента их разрыва, потом оно ее уже не интересовало. О последних двух годах его жизни наверняка могли бы рассказать другие женщины, с которыми он постоянно встречался, а также его сестра, жуткая мегера, похуже всех свекровей мира, уж она знает всю подноготную обожаемого братика. Поскольку это совпадало с теми сведениями, которыми полицейский уже располагал, он обратился наконец к только что упомянутым врагам.