Наутро миссис Бейкер подстерегла меня у раздевалки.
— Мистер Вудвуд, я полагаю, наш распорядок работы по средам надо изменить.
От таких слов внутри у меня что-то сжалось. И я поневоле вспомнил всё, что ел на завтрак.
— Д-да? А з-зачем? — промямлил я.
— Это необходимо. Подробности обсудим в среду. Но больше никакой уборки и прочих мелких поручений. Впрочем… одно всё-таки будет.
— Одно?
— Да, разовое. В награду получите ещё одно пирожное.
Завтрак поднялся в животе ещё выше.
— Ладно, — пробормотал я. — Поручение выполню. Только пирожных не надо.
— Вот как? — деланно удивилась миссис Бейкер и прошла к своему столу.
Она явно задумала новую стратегию. Кардинально новую. Но какую?
— Так, значит, ты ел пирожное?! — возмутилась Мирил.
— Да не то чтобы…
— Но миссис Бейкер сказала: получите ещё одно пирожное! И ты сказал: ладно. Выходит, одно уже съел!
Тут подскочил Данни Запфер.
— Она дала тебе пирожное?
— Я его не ел.
— Ага, положил на полку и любуешься! Так я и поверил!
— Правда! Не ел!
— Короче, ты нам всем должен пирожные, — заключила Мирил. — Точно такие же профитроли.
— Это как понимать?
— Повторяю для тупых и глухих: ты… нам… всем… должен… принести… пирожные.
— Где я возьму столько пирожных? Для всего класса?
— Это твои трудности, — сказал Данни Запфер. — Гони пирожные или умри.
Мей-Тай глядела на меня сощурив глаза.
Если вы ещё не знаете или уже не помните, я вам скажу: семиклассником быть несладко. Особенно когда тебя все норовят убить.
В тот день по дороге домой я заглянул в булочную Гольдмана, которая по-настоящему называется «Самолучшая выпечка». У Гольдмана продаются профитроли в сахарной пудре и без всякого мела. Но дорогущие — ужас! Чтобы накопить на двадцать два пирожных, надо целых три недели не тратить карманные деньги. Ни цента.
Нет, всё-таки мир устроен очень несправедливо.
В понедельник я сказал Данни, Мирил и Мей-Тай, что мне нужно три недели. Они согласились. Ну, вроде как согласились. Однако угрозы типа «пирожные или смерть» звучали каждый день, обрастая всё новыми красочными подробностями разнообразных казней, которые мне светят, если одноклассники не получат долгожданных профитролей. И признаюсь честно: у Данни, конечно, богатое воображение, но по сравнению с кровавой бойней, которую выдумывала для меня Мирил-Ли, его наказания — детский сад. Я почти обрадовался, когда в среду все разъехались по своим храмам и мы с миссис Бейкер остались одни.
Верите? Мне было спокойнее один на один с миссис Бейкер!
Хотя я до сих пор не просёк, в чём заключалась её новая стратегия.
— Мистер Вудвуд! — торжественно произнесла учительница. — Мы с вами упустили много возможностей.
— Каких? — Я опешил.
— Интеллектуальных. С этого дня мы каждую среду будем читать Шекспира.
— Шекспира, — послушно повторил я.
— Повторять мои слова совершенно не обязательно. Я считаю, что Шекспир вам вполне по силам.
Я покорно кивнул.
— Для начала мы с вами прочитаем вслух «Венецианского купца» — хочу убедиться, что вы справляетесь с языком. Всё-таки пьеса написана в конце шестнадцатого века. Ну а потом будете читать сами.
Читать Шекспира. Ишь, чего учудила! Учителя заставляют детей читать Шекспира, когда хотят уморить их окончательно. Насмерть. Особо изощрённым способом. Она собирается убивать меня медленно, еженедельно, целых восемь месяцев! Кто ж это выдержит?
— Вы уверены, миссис Бейкер? Хотите, я лучше тряпки повыбиваю?
Учительница покачала головой.
— Нет. Уборки больше не будет. Единственное поручение — почистить клетку. Сикоракса и Калибан не могут жить в такой грязи.
Я посмотрел в дальний угол, на стол с клеткой. На Сикораксу и Калибана.
Я вам ещё про них не рассказывал, верно? Сейчас-то придётся, но вы, если хотите, пропустите следующий кусок. Потому что Сикоракса и Калибан — крысы.
Живой уголок в нашей школе имеется в каждом классе: тут аквариум, там хомячки или песчанки. В крайнем случае белые мыши.
У нас — крысы.
Миссис Бейкер объясняет этот выбор очень просто: их подарил ей лейтенант Тибальт Бейкер. Он увидел их в витрине зоомагазина — маленькие пушистые комочки с розовыми носиками. Они копошились в чистых ароматных кедровых опилках. Лейтенант не удержался, вошёл, поднёс палец к прутьям клетки, и один из крысят этот палец лизнул. Лейтенант сразу понял, что малышам нужен дом.
Домом стал наш класс. Миссис Бейкер ни за что в жизни не расстанется с подарком Тибальта Бейкера, хотя сама к крысам и близко не подходит. Боится.
Вообще-то никто из моих одноклассников туда по доброй воле тоже не подходит, даже бесстрашный Дуг Свитек. Потому что Калибан и Сикоракса давно выросли и не похожи на пушистые комочки. Они превратились в настоящих зверюг, весом не меньше пяти, а то и шести кило. Это на глаз, конечно, поскольку никто их не взвешивал. Кое-где на этих тушах торчат буроватые шерстинки, но в основном наши крысы плешивые. И шелудивые: всё время чешутся. Заметив, что на них смотрят, Калибан и Сикоракса бросаются на прутья клетки, норовят высунуть облезлые носы, клацают огромными жёлтыми зубами и издают утробные звуки, которые и описать нельзя. Нет таких слов, чтоб их описать, потому что звуков таких в природе тоже нигде больше нет.
Думаю, от наших крыс можно чем-нибудь заразиться. Чумой, например.
— А как чистить клетку, если они там сидят? — спросил я.
— В шкафу, в самом низу, есть клетка поменьше. Насыпьте туда немного корма и поставьте клетки вплотную друг к другу, дверца к дверце. Потом раздвиньте разом обе дверцы, Сикоракса с Калибаном перебегут в маленькую клетку, и вы спокойно займётесь уборкой.
Звучит слишком просто. Нет ли тут подвоха? Я посмотрел на миссис Бейкер, но поймать её взгляд не смог. Она уже открыла старинный том с зелёной обложкой и перелистывала тонкие шуршащие страницы.
— Поспешите, мистер Вудвуд. Нас ждёт чудесная пьеса, — сказала учительница.
Я нашёл в шкафу вторую клетку, выполнил все наставления миссис Бейкер, и — вопреки моим опасениям — всё получилось. Крысы, видимо, так проголодались, что ничто, кроме корма, их не интересовало. Наверно, подсунь я им посыпанные мелом пирожные — умяли бы за милую душу. Короче говоря, не успел я открыть выдвижные дверцы, как Сикоракса с Калибаном принюхались, клацнули жёлтыми зубами и рванули пировать. А я, предусмотрительно закрыв обе дверцы, схватил большую клетку и, стараясь не прислонять её к себе и почти не дыша, понёс на помойку. Там я вывалил в бак всё, что накопилось на дне клетки, и понёс её дальше, к крану, торчавшему из стены школы. По счастью, к крану был прикреплён шланг, так что я мыл клетку, стоя от неё на почтительном расстоянии. Чтобы никакую заразу не подцепить.
Потом я открутил в туалете полрулона бумажных полотенец, насухо вытер крысиное обиталище и, притащив его обратно в класс, щедро насыпал внутрь опилок — оказалось, что в глубине шкафа имеется большой запас опилок, целое ведро. Напоследок я наполнил плошки кормом и водой.
Тем временем Сикоракса с Калибаном снова принялись совать ободранные носы меж прутьев и скалить жёлтые клыки. Но делали они это уже не так рьяно, как обычно, — наверно, всё-таки немножко наелись. И глаза у них сейчас были нормального размера, не как плошки. Обычно-то эта парочка пялится на тебя, точно в них бес вселился.
Я снова плотно прижал клетку к клетке и раздвинул дверцы. Крысы устремились домой.
— Кстати, — произнесла за моей спиной миссис Бейкер, — учителя изучают Шекспира с детьми вовсе не для того, чтобы их уморить.
Она читает мои мысли! Я так опешил, что, конечно, обернулся на голос миссис Бейкер.
А в это время… Ну, сами понимаете, я не виноват!
— Мистер Вудвуд! — Миссис Бейкер вскочила.
Оказалось, что Сикоракса и Калибан лезут не куда положено, а наружу, энергично раздвигая на миг отпущенные мною клетки. Их усатые носы победоносно задрались вверх, а жёлтые зубищи кровожадно тянутся к моим пальцам. Я попытался исправить ошибку, но опоздал: обе крысы уже проникли меж клеток и истошно заверещали, едва я сжал клетки чуть сильнее. В чёрных глазках Сикораксы и Калибана вспыхнул адский огонь. Крысы верещали как резаные и скребли когтями по прутьям, которые мешали им выбраться на вожделенную свободу.