В результате лишь из московских пересыльной, губернской и женской тюрем вышли на свободу почти полторы тысячи опасных преступников-рецидивистов. Сотни амнистированных из провинциальных тюрем, с каторги и ссылки также устремились в Москву.

По данным московской «народной милиции» Временного правительства, в городе оказалось более трех тысяч только что освобожденных рецидивистов.

В ответ на «отеческую заботу» Керенского амнистированные и их коллеги, остававшиеся на свободе, широко развернули свою деятельность. Не проходило дня, чтобы «народная милиция» не фиксировала в Москве до десятка грабежей, разбоев и убийств. О воровстве уже и говорить не приходилось: оно стало обыденным явлением в городе. Если в марте-апреле 1916 года в Москве было совершено 3618 преступлений, то за тот же период 1917 года их было совершено уже 20 628, то есть почти в шесть раз больше. Таких особо опасных преступлений, как грабежи, стало больше в четырнадцать раз, а убийств — в десять.

В Москве и губернии, даже по неполным данным, накануне Великой Октябрьской социалистической революции почти безнаказанно действовало более тридцати банд профессиональных убийц, грабителей, налетчиков, некоторые из них насчитывали до ста и больше человек.

Почти все крупные московские банды имели хорошо налаженную связь между собой и с преступным миром других городов. Во главе их стояли закоренелые рецидивисты.

Воспользуемся материалами криминалистического музея МУРа и познакомимся с «послужными списками» некоторых представителей преступного клана предреволюционной Москвы, орудовавшими определенное время и в первые годы Советской власти.

Яков Кошельков, более известный в преступной среде под кличкой Янька Кошелек. Его отец был осужден за разбойные нападения к длительному сроку каторжных работ и умер в Сибири. Впервые Кошельков был осужден в 1912 году еще сравнительно молодым человеком. Вскоре вторая судимость. В 1913 году вновь дважды садится на скамью подсудимых. В начале 1914 года его судили в пятый раз. Побег из тюрьмы, но через несколько месяцев новый арест за кражу со взломом. И снова побег из-под стражи. В 1916 году Кошельков в десятый раз предстает перед «карающей десницей» царского правосудия.

Освободившись по амнистии Временного правительства, он возвращается в Москву, сколачивает группу дерзких налетчиков и громил. Первое время банда действовала в районе Сокольников, а затем, по мере пополнения новыми членами, ее деятельность распространяется на весь город и его окрестности. Налеты банды Кошелькова отличались исключительным цинизмом и жестокостью. Даже ближайшие подручные побаивались своего главаря. Печальная слава о его «мокрых делах» ходила не только по Москве, но и далеко за ее пределами.

Делом рук Кошелькова были: убийство двух конвоиров, сопровождавших его в Московскую ЧК, вооруженное ограбление сберегательной кассы на Покровке на сумму 100 тысяч рублей, вооруженное ограбление артельщика Ярославской железной дороги на сумму 400 тысяч рублей, ограбление артельщика в помещении вокзала Николаевской железной дороги (ныне Ленинградский вокзал. — В. П.) с убийством милиционера и машиниста. Узнав, что один из сотрудников МЧК Ведерников содействует уголовному розыску в его поимке, Кошельков с несколькими подручными из своей банды явился на квартиру работника Чрезвычайной комиссии. В присутствии родных Ведерникова здесь же в квартире расстрелял его. Уходя, забрал документы работника МЧК. Руки Кошелькова обагрены кровью еще двух работников МЧК — Караваева и Зустера, которые вели наблюдение за квартирой преступников на Плющихе.

Во многих случаях бандит действовал легально, выдавая себя за представителя власти, открыто производил обыски и изымал большие ценности не только в квартирах граждан, но и в государственных учреждениях и организациях. Однажды Кошельков с группой сообщников явился на московский аффинажный[1] завод, предъявил удостоверение убитого им сотрудника МЧК Ведерникова и вызвал представителей заводского комитета. В присутствии общественников преступники приступили к обыску. На глазах у многих честных людей они легально похитили около трех фунтов золота в слитках, три с половиной фунта платиновой проволоки и 25 тысяч рублей. Завладев большими ценностями, Кошельков любезно поблагодарил представителей завкома за помощь и вместе с дружками благополучно скрылся.

Но самой гнусной страницей похождений банды Яньки Кошелька было нападение на машину В. И. Ленина. И только случайность помогла избежать более тяжелых последствий, чем ограбление находящихся в машине Владимира Ильича и его сестры Марии Ильиничны.

Разгромить банду Кошелькова удалось не сразу. Сотрудники МУРа вместе с работниками МЧК приложили немало усилий, чтобы положить конец кровавым похождениям кошельковцев. Вот что докладывал Ф. Э. Дзержинскому в июне 1919 года начальник МУРа А. Трепалов:

За организацию раскрытия банды начальник МУРа А. Трепалов получил «революционную благодарность» от Президиума Моссовета и был награжден Ф. Э. Дзержинским золотыми часами.

Под стать Кошелькову были главари и других крупных банд преступников, орудовавших в Москве в 1917—1918 годах.

Банда, возглавляемая ворами-рецидивистами Плещинским по кличке Гришка Адвокат и Евстафьевым по кличке Стека, в начале своей преступной деятельности орудовали в Хамовническом районе. Затем преступная группа разрослась и поле ее налетов значительно расширилось. Все ее члены имели до революции по нескольку судимостей. Бандиты от уличных ограблений скоро перешли к налетам на государственные учреждения и организации. За короткий срок ограбили правление пивоваренного завода Корнева-Горшкова на сумму 900 тысяч рублей и кассу конторы Главсахара на сумму 2 миллиона 15 тысяч рублей (кассир, отказавшийся выдать налетчикам ключи, был ранен). Совершили вооруженный налет на управление Виндаво-Рыбинской железной дороги на Сретенском бульваре, во время которого заняли все ходы и выходы, перерезали телефонные провода и под угрозой оружия принудили лечь на пол служащих управления. Отступая, преступники отстреливались, а их атаман Евстафьев бросил бомбу, взрывом которой было убито трое случайных прохожих.

За каждой из этих преступных групп тянулся кровавый след дерзких, особо опасных преступлений. Лишить человека жизни для профессионального убийцы — ничего не стоило. Недаром на преступном арго выражение «убить жертву ограбления» звучало до простого прозаически: «прихлопнуть муху».

Как-то жизнь подбросила сотрудникам уголовного розыска Москвы задачу, над решением которой они ломали голову почти два года. Время от времени в развалинах старых домов — в основном в Замоскворечье — работники милиции обнаруживали трупы людей. Сначала один, потом другой, пятый… десятый… семнадцатый… Напасть на след преступника никак не удавалось. Хотя по всему чувствовалось, что это дело рук одного убийцы, так как при осмотре страшных находок прослеживался один и тот же преступный почерк.