Изменить стиль страницы

Той же самой рукой судьба свергла Струэнзе с высот власти, которой в свое время туда и вознесла. Слабый, безвольный король и на сей раз уступил давившей на него сильной воле. Ему сунули в руку перо, и он чиркнул свое имя под приказами об аресте.

Пестрые истории img5247.png

В это время в караульном помещении Келлер топал ногами от нетерпения. Где застрял этот Рантцау? Тут ему докладывают, что драгуны Айхштедта уже окружили дворец и ни одной души не впускают и не выпускают. На кой черт ждать этих бумаг! Прихватив с собой нескольких офицеров, взбегает по лестнице и врывается в покои Струэнзе.

Могущественный вельможа, сонно потянувшись, недовольно спросил, что понадобилось стольким людям в его комнате глухой ночью? Но очень скоро узнал, о чем речь, потому что Келлер, схватив его за горло, враз сбил с него сон.

— Именем короля! Вы уже не министр, а узник!

Струэнзе в лапах Келлера обмяк и, сникнув, позволил себя схватить и увести.

В это время солдаты Айхштедта арестовали графа Брандта и схватили доверенных лиц Струэнзе.

Но предстояло еще самое черное дело: арестовать коро леву Дании!

Вызвался Рантцау, прихватив с собой трех офицеров Келлера.

Постучался в дверь спальни королевы, поскольку ее тотчас не открыли, начал колотить по ней кулаком, угрожая взломом. Дверь открылась, королева шагнула навстречу рвавшимся в ее комнату. Гордая и полуодетая.

Рантцау предъявил ей приказ короля.

Каролина не испугалась. «Несчастный предатель!» — крикнула она Рантцау и двинулась, чтобы идти к королю и отменить обманом выуженный у него приказ. Рантцау заступил ей дорогу и грубо заорал, чтобы она одевалась и следовала за ним. Негодующая королева воскликнула: как смеет ничтожный слуга в таком тоне говорить с ней! Рантцау кивнул одному из офицеров.

Последовала отвратительная сцена.

Офицер грубо схватил королеву, она оттолкнула его и закричала, зовя на помощь. Никто не появился. Офицер снова налетел на нее, началась жестокая схватка между полуодетой женщиной и вооруженным воякой. Понадобилась помощь второго офицера, чтобы совместными усилиями принудить вконец обессилевшую, задыхающуюся женщину сдаться.

Ей позволили одеться в соседней комнате, потом вместе с камеристкой усадили в карету напротив двух солдат с ружьями; тридцать драгун сопровождали карету в крепость Кронбург. Там королеву Дании заперли в убогую комнатушку с забранным решеткой окном.

Она стала узницей.

Sic transit gloria mundi…

В коронационной церемонии римских пап имеется такой традиционный ритуал. Вперед выходит один из служек, поджигает несколько сухих веток, помахивает ими перед новоизбранным папой, а когда дым рассеивается, произносит именно эти слова предупреждения:

Sancta pater, sic transit gloria mundi…

Святой отец, так проходит мирская слава…

Это изречение едва ли подходит лучше кому-нибудь другому, чем этим двум фигурам в истории Дании…

В бальной зале еще трепетал в воздухе аромат платья удаляющейся королевы Каролины, а в ушах графа Струэнзе еще звучала музыка аллеманды, и даже во сне его преследовала благосклонная улыбка королевы Юлианны: и вот, прош. т всего немногим более двух часов, как рассеялись и власть, и слава во всем их сиянии, как дым от сожженного хвороста.

* * *

Сначала надо было покончить с королевой Каролиной.

Сестра английского короля Георга III даже в тюрьме представляла собой опасность. Как знать, не кружат ли возле вечно колеблющегося короля с противной стороны, и не совершит ли он по случайности какую-нибудь глупость. На жену надо повесить клеймо нарушения брачных уз, тогда с ней можно спокойно расправиться.

Обвинение поначалу хромало. Оно не имело иной опоры, как свидетельства придворных дам. Протокол их допроса гласит:

«…допрошенные Ее Величества придворные дамы показали: много раз, когда королева вставала утром и шла одеваться, они по состоянию кровати заключали, что королева лежала в ней с мужчиной… Желая разобраться с этим, посыпали мукой прихожую пред спальней. И, действительно, на утро на полу увидели мучные следы ног, они вели в комнату графа Струэнзе…»

Прокурор чувствовал, что достоверность слов этих дам может вызвать возражения, кроме всего прочего, именно поэтому он ссылался на них, как на «безупречной жизни, высоконравственных девиц».

Хотя, впрочем, в какой именно период своей безупречной жизни эти высоконравственные девицы усвоили те практические познания, которые безошибочно позволяли им установить, что замеченные ими в кровати королевы признаки указывают на присутствие посетителя-мужчины? Не говоря уже о том, насколько прилично высоконравственным девицам столь хитроумно шпионить за секретами спальной комнаты?

Кроме того, было известно, что одну такую «специалистку по простыням», некую фрейлейн Эйбен, именно граф Струэнзе и выгнал, да и остальные потихоньку были уволены от придворной службы. Да и выглядело все как-то не очень убедительно и красиво, что против самой королевы Дании свидетельствуют «безупречной жизни, высоконравственные» камеристки, уволенные со службы.

Следовало искать иные доказательства, — нечто такое, что одним ударом могло бы сразить ненавистную и опасную женщи-ну. И это нечто удалось найти. И, как бы это странно ни звучало, рука, поднятая для удара, была рукой самого Струэнзе.

Павший фаворит уже пятую неделю томился в камере. Руки и ноги его были закованы в двенадцатифунтовые кандалы, а конец цепи был заделан в стену, так что узник едва мог пошевелиться. Никому не разрешалось его навещать, читать ему не давали, даже бриться и то не дозволялось.

Строгость содержания была смягчена после четвертого допроса 21 февраля. Цепи выдернули из стены, и, хоть в кандалах, но он все же мог теперь передвигаться по камере. Ему дали книги, разрешили бриться. Правда, при этом два стражника держали его за руки, чтобы узник бритвой не нанес себе вреда.

Что же произошло в этот решающий для их судьбы день 21 февраля?

Струэнзе сознался, что состоял с королевой Каролиной в разрушающих законный брак отношениях. Его признание было занесено в протокол, и он собственноручной подписью удостоверил его.

Сейчас уже трудно разобраться до конца, каким образом несчастный пошел на этот поступок. Разные авторы хроник дворцовой драмы по-разному объясняют причину.

Вариант первый: ему показали фальсифицированный протокол допроса, в котором королева якобы сама признает факт нарушения супружеской верности. Так что ему не было смысла запираться дальше.

Вариант второй: Рантцау, бывший друг, уговорил его. Дав такой мерзкий совет, он убеждал его, что если королева будет замешана в этом процессе, то двор побоится скандала на всю Европу, и, чтобы замять дело, его освободят.

Вариант третий: ему пригрозили пытками, убоявшись которых, он и поколебался.

Итак, велика же была радость в лагере королевы Юлианны: главный обвиняемый превратился в главного свидетеля! По горячим следам в Кронбург к королеве была направлена следственная комиссия из четырех человек. Ее председатель, министр Шак-Ратлау, заранее плел сети, в которые должна попасть августейшая добыча.

Королева Каролина с младенцем поначалу пребывала в сыром и холодном помещении. Комендант крепости, сжалившись над ней, перевел ее в свою комнату. Возможно, и сегодня цело окно этой комнаты; несчастная женщина бриллиантом своего перстня нацарапала на стекле следующую фразу: «Защити мою невинность, сделай других великими!»

Но рука защиты не протянулась…

Одно анонимное произведение в мельчайших подробностях сообщает о том, что происходило в комнате допросов. Его автор, как выяснилось позже, — герцог Гессенкассельский Карл. Совершенно очевидно, что сведения свои он получил из надежного источника.

Королева на все расспросы о любовной связи гордо и холодно отвечала: наветы, неправда это, все неправда.