В эпоху Просвещения зта история вместе с другими похожими рассказами о чудесах была подзабыта. Но вот новое чудо: в XX веке она вновь воскресла!

Некий Джон Селби Ватсон, англиканский пастор, написал книгу об умственных способностях животных[201].

По его мнению, случай с Андроклом вполне возможен.

Почему?

Да потому, что ее записал сам очевидец, присутствовавший при этой сцене в цирке.

Хотя об этом самом очевидце нам известно очень мало. Он возглавлял делегацию, принесшую жалобу цезарю на евреев Александрии и вступил в спор с Иосифом Флавием, выступившим в качестве защитника еврейской общины.

Этого его преподобию пастору Ватсону было достаточно, чтобы счесть Апиона вполне заслуживающим доверия авторитетом.

Таков путь бытования этой легенды.

Христианский мир, пришедший на смену миру языческому, породил свой, очень своеобразный литературный жанр. Он назывался бестиарий (у французов Bestiaire), произведения этого жанра посвящались описанию животных, но отнюдь не с научной целью. С их точки зрения не животное было важно само по себе, а то религиозно-нравственное поучение, которое можно было вывести из характерных черт того или иного зверя и приспособить его к человеку. Они вообще не стремились к распространению научных знаний, просто предлагались в помощь проповедникам как дополнительные пособия. Из них священники черпали примеры для своих проповедей, а в них была настоятельная потребность, чтобы «подстегнуть внимание сонливой части аудитории», — как с наивной искренностью признавался один из авторов этого жанра — Жак де Витри[202].

У всех у них был один общий предок, появившийся во II веке н. э., - «Физиолог»[203].

Имя автора осталось неизвестным, но литературный жанр, получивший имя по названию книги (а оно означает — «знаток природы»), получил широкое распространение. История этого небольшого произведения очень напоминала судьбу одного из описываемых в нем существ — птицы Феникса: много веков это произведение, всеми забытое, пылилось на библиотечных полках, потом, словно восстав из небытия, стало одним из излюбленных чтений средневековья, передававшимся из рук в руки. Греческий оригинал был переведен на арабский, армянский, сирийский, эфиопский, латинский, староанглийский, старофранцузский, старонемецкий, исландский и прочие языки; к этим книгам писали продолжения, делали вставки, им подражали — словом, это произведение стало бы бестселлером, если бы тогда существовало книгопечатание[204].

Я упомянул птицу Феникс. А что говорит «Физиолог» об этой чудо-птице?

В этом примере совершенно четко просматриваются цель и метод автора: он приводит пример не обычного, обыденного животного. Они неинтересны, они не подходят для того, чтобы вывести из дремоты сонных верующих. Надо приводить примеры сказочных животных, со сказочными свойствами, заслышав о которых, задремавший было прихожанин проснется и будет внимать. (Кстати, вслед ароматам невозможно простирать руки.)

Говоря о ласке, «Физиолог» учит:

Знаток природы здесь ошибся. Старинная наука учит, что ласка — зверек своеобразный, его практика продолжения рода отличается от обычной тем, что зачинает он через ухо, а потомство производит на свет через пасть.

Ну да все равно, сравнение вполне подходящее.

Намек на змея аспида станет понятен, если прочтем псалом 57-й, который говорит о нем так: «Глухой аспид, который затыкает уши свои и не слышит голоса заклинателя». То есть религия — как заклинатель змей с его способностью завораживать, зачаровывать. Аспид избегает колдовства тем, что одним ухом прижимается к земле, другое затыкает хвостом.

О нем также надо знать, что он относится к виду гадюк, на этом основании в народе сварливых женщин так и называют, да еще «змеей подколодной». А может быть потому, что не слышат они доброго слова, «уши у них заткнуты»? Может и так.

Эта птица, — говорит «Физиолог», — гнездится на высоких вершинах. Когда приходит время ему «рожать», он летит в Индию и приносит оттуда некий «родильный камень». Камень размером с орех, если его потрясти, в нем что-то гремит, потому что внутри у него есть другой камушек. Птица садится на камень и безо всяких затруднений, легко откладывает яйца.

Из этого родильного камня «Физиолог» сам породил такое сравнение, что-де «как один камень содержит внутри другой, так и в теле Христа живет божество». Сравнение натужное, не стоило ради него гонять орла в Индию.

Родильный камень упоминается и у Плиния, он называет его aeties. Это не что иное, как имеющая слоистую структуру, более или менее округлую форму окаменелость глинистого железистого сланца, внутри она содержит зерно, указывающее на наличие внутреннего слоя. Если окаменелость потрясти, она гремит. Старинная теория симпатии сделала камень амулетом, облегчающим роды, поскольку зерно внутри камня напоминает плод внутри материнского чрева. И не надо ради него забираться в орлиное гнездо, такой камушек найдется в любой железорудной шахте.

В средние века, даже в XVI и XVII веках, наука упорно верила в него, о нем написан целый ряд диссертаций.

Петер Этвеш из Кечкемета тоже упоминает о нем в своей «Книге Этвеша». Он пишет:

Иными словами, этот камушек с начинкой обладает такой притягивающей силой, что если вовремя его не снять, то он вытянет и то, чему надлежит оставаться внутри.

Этому зверю химическая промышленность обязана одним ценным материалом — бобровым мускусом. Его содержат две железы, а поскольку эти железы расположены у самого основания мужского органа зверя, образуя две шишки, то древние полагали, что они являются непосредственной принадлежностью самого органа. На этом основании «Физиолог» говорит о них так: