Изменить стиль страницы

— У Светкиной дочки — день рождения, они и пошли. Так получилось.

Кира Сергеевна пыталась вспомнить, кто такая Светка. Пошла к себе в комнату, кинула на стол папку, сумку.

— Я тебе джинсы привезла. Импортные.

Она села, сложила на коленях руки.

— Спасибо, я видел.

Она посмотрела на зятя. В сумерках скуластое лицо его казалось бледным.

«Почему ты не пошел с ними в гости?» — хотела спросить Кира Сергеевна.

Он тронул ладонью лысеющее темя, сказал:

— Мне надо поговорить с вами… пока никого нет.

Это прозвучало странно, и она почему-то испугалась.

— Садись, Юра.

Он боком присел к ней на край дивана. Кашлянул в кулак.

— Ирина хочет подавать на развод.

Скулы его потемнели, и она увидела, как он похудел.

— Чепуха, Юра, кто не ссорится?

— Мы не ссорились. Она встречается с другим.

Кира Сергеевна вспомнила про раскладушку и почувствовала, как сразу потяжелело в ней все — руки, плечи.

Юрий говорил, разглядывая свои пальцы:

— Не знаю, что ей надо. Не пью, не курю, зарплату — до копейки…

— При чем тут зарплата? — перебила Кира Сергеевна. — Не надо верить сплетням.

Он хрустнул пальцами — ее раздражала эта привычка зятя.

— Какие там сплетни? Она сама призналась, что любит другого.

Призналась! Так вот откуда этот ее блаженно-потерянный вид, опущенные руки, подумала Кира Сергеевна. У нее, видите ли, любовь! Посмотрела на Юрия — он сидел, опустив голову. Ей стало жаль человека, на которого свалилось такое горе. На всех свалилось.

А как же Ленка? — вдруг вспомнила она. Во всей этой истории больше всех пострадает Ленка!

— Ты хочешь, чтобы я поговорила с Ириной?

Он поднял голову.

— Конечно. Вы мать.

Ей не понравилось, как категорично сказал он. Как будто потребовал. И даже пристукнул носками туфель.

— Ленку я не отдам. И потом, Кира Сергеевна, вопрос практический: где мне жить?

Она смотрела на его маленькие, как у женщины, ноги с высоким подъемом и думала: будь он другим, я бы любила его, как сына. И его горе стало бы моим горем. Будь он хоть немного другим.

Он опять тронул ладонью темя — жест нерешительности — и продолжал:

— Дом, доставшийся мне от матери, я продал, и — вы знаете это! — купили Ирине шубу.

Зачем он об этом? — поморщилась Кира Сергеевна. Ей уже не было жаль его, она жалела сейчас одну Ленку. Ненормальные, бездушные люди! Заведут ребенка, потом начинают сходить с ума. Одна озабочена любовью, другой — вопросом, где жить, а ребенок на последнем место.

— Ты так говоришь, словно развод ваш — дело решенное.

Он пожал плечами.

— А как мне говорить? Согласитесь, я не мальчик, чтобы начинать с частных квартир.

Опять о том же! Но она промолчала.

Юрий встал, заученным движением поправил галстук. Кира Сергеевна удивилась, какая короткая у него шея. Словно ее совсем нет, а голова сидит прямо на плечах.

— Я не хочу сцен, поэтому заночую у приятеля. А вас настоятельно прошу обрисовать Ирине положение вещей со всех сторон.

Он ушел, а она долго сидела, не зажигая свет, старалась подавить раздражение против зятя. Он не просил «настоятельно», а приказывал — такой был тон у этого образцово-показательного человека, который не пьет, не курит, зарплату приносит до копейки… Но тут она вспомнила, что все-таки у него горе и как он похудел, и переключила возмущение на дочь. Чертова девка, дашь ли ты мне спокойно жить и работать! Мало того, что грязь развела, полдня убила на твою комнату, так еще и любовь у нее! Я тебе покажу любовь!

Кира Сергеевна рвала с себя чулки, платье, бросала на диван. В тазу по-прежнему кисло белье, и Кире Сергеевне ничего не оставалось, как надеть резиновые перчатки и приняться за стирку.

Она, видите ли, по гостям шляется, день рождения у Светкиной дочки. А Светкину дочку с Ленкой засунули куда-нибудь под стол, чтоб не мешали, а сами сидят и коньяк глушат! И, конечно, Ирина взахлеб рассказывает подружке про свою новую любовь! А старую куда денешь?

Кира Сергеевна терзала белье, лицо обдавало паром, капли пота сыпались с носа в ванну, заливали глаза, она сгоняла их со лба, от усталости и досады, облегчая себя, мысленно ругала дочь. Ее что, насильно замуж выдали? Не она ли — на третьем курсе — заявилась как-то домой, села, положив ножку на ножку, объявила, что беременна? И потом до последнего тянула с загсом. Еще и условие поставила: чтобы никакой свадьбы! Какая уж там свадьба, если у невесты живот на нос лезет. А потом Кира Сергеевна и Юрий мотались, как угорелые, ремонтировали и обставляли комнату, покупали приданое для ребенка, коляску, кроватку, а Ирина взирала на их суету с олимпийским спокойствием, словно ее это ни в малейшей степени не касается. Надо было все это пережить! А теперь у нее — любовь, опять переживай. Я тебе покажу любовь, голубушка!

Наконец, она развесила на балконе белье, веревок не хватило, пришлось вешать одно на другое, слоями.

Усталость смягчила, расслабила ее. Теперь все уже виделось не в таком мрачном свете: ну, ошиблась, увлеклась, зато честно сказала мужу. Он не захотел простить, и попять его можно. Но он простит, потому что любит Ирину и Ленку… Сейчас Кира Сергеевна жалела дочь — ей тоже, конечно, нелегко и невесело: Юрий, возможно, простит, но никогда не забудет, пойдут упреки… И почему она скрыла от меня, разве я ей враг?

Кира Сергеевна вышла из ванной, чувствуя, как возвращаются уверенность и сила. Ничего, в семье всякое случается, можно поговорить по-хорошему, как с родными, еще не поздно помочь, ведь чужим помогаю, неужели им не смогу?

Очень хотелось есть, она вспомнила, что ведь ничего сегодня не ела, держалась двумя чашками кофе.

В холодильнике — пусто, хоть шаром покати. Ах, как трепетно ждали они меня! У одного — выпускной вечер, другая ушла в гости, зачем набивать холодильник? Приедет Кириллица и все купит. Иждивенцы несчастные!

Но она боялась снова распалить себя, нашла в самом низу масло, захлопнула дверцу, поставила чай. Пошла к себе, раскрыла папку с делами обрядовой комиссии, но тут же и закрыла ее. Какие там дела после такого дня!

Удивилась, вспомнив, что приехала сегодня. Вроде бы прошло так много с тех пор, как тащила свои чемоданы. День за работой и всякими делами пробежал быстро, но теперь казался длинным — так много всего вместил в себя. И ведь еще не кончился — неудачный, проклятый день!

7

Александр Степанович вернулся в десятом часу — нарядный, навеселе — долго тер у порога ноги и улыбался.

— Ты не спешил, — сказала Кира Сергеевна, изменяя своему правилу: не упрекать. Но ей не терпелось поговорить с ним, пока не пришла Ирина.

— Посидели с мужиками после вечера…

Он снял туфли, стащил пиджак, галстук — движения его были неторопливыми, спокойными, округлыми. Он смотрел на жену медленными влажными глазами, и она решила, что сейчас он начнет кружить возле нее. Стоит ему хоть чуть выпить, его сразу же тянет на нежности, и он начинает свои «круги» — но до того ли сейчас!

Он подошел, поцеловал ее в висок, и она чмокнула его колючий подбородок. От него пахло чужими духами, наверно, танцевал с выпускницами, а под конец они его расцеловали.

Теплые ладони спокойно тяжелели на ее плечах, и она поняла, что, слава богу, пронесло, обойдется без нежностей.

— Безотлагательный разговор, Саша.

Она потащила мужа на кухню, выдвинула из-под стола табуретку, села. Александр Степанович встал спиной к окну, заложив ладонь за пояс.

— Без меня тут что-то случилось?

— Ничего не случилось.

— Значит, Ирина подает на развод ни с того, ни с сего?

Он уклончиво смотрел на свои тапочки, оттянул на груди подтяжки, пострелял ими.

Выходит, знает, поняла она. Все знают, кроме меня.

— Почему же «ни с того, ни с сего»? — сказал Александр Степанович, подняв брови. — Это тянется давно.

Легкие седые волосы его упали на виски.