Ноябрь 1917
Принцип ритма сердца
Вот, кажется, ты и ушла навсегда,
Не зовя, не оглядываясь, не кляня.
Вот, кажется, ты и ушла навсегда…
Откуда мне знать: зачем и куда?
Знаю только одно: от меня!
Верный и преданный и немного без сил,
С закушенной губой,
Кажется: себя я так не любил.
Как после встречи с тобой.
В тишине вижу солнечный блеск на косе…
И как в просеке ровно стучит дровосек
По стволам красных дней,
Не сильней, не сильней,
По стволам тук-тук-тук,
Стукает сердце топориком мук,
У каждого есть свой домашний
Угол, грядки, покос.
У меня только щеки изрытей, чем пашня,
Волами медленных слез.
Не правда ль, смешно: несуразно-громадный,
А слово боится произнести;
Мне бы глыбы ворочать складно,
А хочу одуванчик любви донести.
Ну, а то, что ушла, и что мне от тоски
Не по-здешнему как-то мертво, —
Это так, это так, это так, пустяки,
Это почти ничего!
Сентябрь 1918
Принцип примитивного имажинизма
Всё было нежданно. До бешенства вдруг
Сквозь сумрак по комнате бережно налитый,
Сказала: — завтра на юг
Я уезжаю на лето!
И вот уже вечер громоздящихся мук,
И слезы крупней, чем горошины…
И в вокзал, словно в ящик почтовый разлук,
Еще близкая мне, ты уж брошена!
Отчего же другие, как я не прохвосты,
Не из глыбы, а тоже из сердца и мяс,
Умеют разлучаться с любимыми просто,
Словно будто со слезинкою глаз?!
Отчего ж мое сердце, как безлюдная хижина?
А лицо, как невыглаженное белье?
Неужели же первым мной с вечностью сближено,
Непостоянство, любовь, твое?!
Изрыдаясь в грустях, на хвосте у павлина
Изображаю мечтаний далекий поход,
И хрустально-стеклянное вымя графина
Третью ночь сосу напролет…
И ресницы стучат в тишине, как копыта,
По щекам, зеленеющим скукой, как луг,
И душа выкипает, словно чайник забытый
На спиртовке ровных разлук.
Это небо закатно не моею ли кровью?
Не моей ли слезой полноводится Нил,
Оттого, что впервой с настоящей любовью
Я стихам о любви изменил?!
Июль 1918
Эстрадная архитектоника
Мы последние в нашей касте
И жить нам не долгий срок.
Мы коробейники счастья,
Кустари задушевных строк!
Скоро вытекут на смену оравы
Не знающих сгустков в крови,
Машинисты железной славы
И ремесленники любви.
И в жизни оставят место
Свободным от машин и основ:
Семь минут для ласки невесты,
Три секунды в день для стихов.
Со стальными, как рельсы, нервами
(Не в хулу говорю, а в лесть!)
От двенадцати до полчаса первого
Будут молиться и есть!
Торопитесь же, девушки, женщины.
Влюбляйтесь в певцов чудес.
Мы пока последние трещины.
Что не залил в мире прогресс!
Мы последние в нашей династии,
Любите же в оставшийся срок
Нас, коробейников счастья,
Кустарей задушевных строк!
Сентябрь 1918
Принцип романтизма
А. Мариенгофу
Когда-то, когда я носил короткие панталончики,
Был глупым, как сказка, и читал «Вокруг Света»,
Я часто задумывался на балкончике
О том, как любят знаменитые поэты.
И потому, что я был маленький чудак,
Мне казалось, что это бывает так.
Прекрасный и стройный, он встречается с нею…
У нее меха и длинный
Трэн. И когда они проплывают старинной
Аллеей,
Под юбками плещутся рыбки колен.
И проходят они без путей и дороги,
Завистливо встречные смотрят на них;
Он, конечно, влюбленный и строгий,
Ей читает о ней же взволнованный стих…
Мне мечталось о любви очень нежной, но жгучей.
Ведь другой не бывает. Быть не может. И нет.
Ведь любовь живет меж цветов и созвучий.
Как же может любить не поэт?
И мне казались смешны и грубы
Поцелуи, что вокруг звучат,
Как же могут сближаться влажные губы,
Говорившие о капусте полчаса назад.
И когда я, воришка, подслушал, как кто-то молился:
«Сохрани меня, Боже, от любви поэта!»
Я сначала невероятно удивился,
А потом прорыдал до рассвета.
Теперь я понял. Понял всё я.
Ах, уж не мальчик я давно.
Среди исканий, без покоя
Любить поэту не дано.
Искать губами пепел черный
Ресниц, упавших в заводь щек, —
И думать тяжело, упорно
Об этажах подвластных строк.
Рукою жадной гладить груди
И чувствовать уж близкий крик, —
И думать трудно, как о чуде,
О новой рифме в этот миг.
Она уже устала биться,
Она в песках зыбучих снов, —
И вьется в голове, как птица,
Сонет крылами четких строф.
И вот поэтому, часто, никого не тревожа,
Потихоньку плачу и молюсь до рассвета:
«Сохрани мою милую, Боже,
От любви поэта!»