— И он его сделал?

Питер покачал головой.

— Арт для этого слишком хороший врач. Он не стал бы оперировать ее, не имея анализов. Кроме того, у нее была четырехмесячная беременность, по ее словам, во всяком случае. И он бы за это не взялся.

— И вы тоже не взялись, — сказал я.

— Да. Вы мне верите?

— Хотелось бы верить.

— Но полной уверенности у вас нет?

— Вы сожгли свою машину. В ней были следы крови.

— Да, — сказал он, — крови Карен. Я одолжил ей машину на уик энд. Тогда мне не пришло в голову, что она все-таки решилась на операцию.

— Вы хотите сказать, что она отправилась на вашей машине на операцию, затем вернулась на той же машине домой, истекая кровью, а затем пересела в желтый «порше»?

— Не совсем так. Но кое-кто может объяснить вам это лучше, нежели я. Пойди сюда, дорогая! — Он улыбнулся мне: — Познакомьтесь с моим алиби.

Миссис Рендал вошла в комнату и села на соседний с Питером стул.

— Вы видите, что я связан по рукам и ногам, — сказал Питер.

— Значит, в воскресенье вечером?… — начал я.

— Видите, я посвящаю вас в кое-какие семейные тайны, — сказал Питер. — Джошуа дурак. Для вас это, разумеется, не новость. Почему он так и пыжился. Но, увы, Джошуа женат на Эвелин. И мы находимся в заколдованном круге.

Я повернулся к миссис Рендал:

— Вы могли бы показать под присягой, что Питер был с вами в ночь на понедельник?

— Да, если понадобится, — сказала она.

— Уилсон вас к этому вынудит. Он хочет довести дело до суда.

— Знаю. — сказала она.

— Почему вы обвинили Арта Ли?

— Она хотела выгородить меня, — объяснил Питер.

— Кроме вас, Арт был единственным известным ей врачом, делавшим аборты нелегально?

— Да, — ответила Эвелин.

— Он делал аборт вам?

— Да. В декабре прошлого года.

— И хорошо сделал?

Она чуть смутилась.

— Все сошло благополучно, если это вас интересует.

— Именно это меня интересует, — сказал я. — Вы знаете, что Арт ни за что не хочет вовлекать вас в это дело? А вы его топили.

— Да, — сказала она, — так оно получилось.

— Ну хорошо, теперь вы можете снять с него вину.

— Каким образом?

— Отказаться от своих показаний.

— Это не так-то просто, — сказал Питер. — Вы сами убедились прошлой ночью. Дж. Д. рвется в бой. Он твердолоб. Стоило его жене обвинить доктора Ли, и он принял ее слова за непреложную истину. Ухватился за это и ни за что теперь не отступит. Но главный вопрос остается. Я утверждаю, верите вы этому или нет, что не делал Карен аборта. Вы убеждены, что доктор Ли тоже не делал. Кто же тогда? Могли бы вы выяснить это?

— Вы просите меня помочь вам?

— Да, — сказал он.

За завтраком я спросил Эвелин:

— Что в действительности сказала вам Карен в машине?

— Она сказала: «Вот же гад!». Несколько раз повторила: «Гад, проклятый гад!». Вот и все.

— У вас нет никаких догадок — кого она Имела в виду?

— Нет, — сказала Эвелин. — Никаких.

— А что вы подумали в тот момент?

— Я ничего не думала. Я везла ее в больницу, и она умирала у меня на глазах. Я боялась, что это дело рук Питера, боялась, как бы Джошуа обо всём не узнал. Я много чего боялась.

— Но не за нее?

— И за нее тоже.

Завтрак мне понравился. Под конец, глядя на эту пару, я поймал себя на мысли, что лучше бы мне не приходить сюда и ничего о них не знать.

После завтрака мы с Питером пили кофе. Из кухни доносился звон посуды, которую мыла Эвелин.

— Боюсь, — сказал Питер, — что с моей стороны это был недозволенный прием — приглашать вас сюда сегодня.

— Безусловно, — согласился я.

— Эвелин пыталась убедить Дж. Д. отказаться от обвинения, — сказал он. — Но он тверд, а она никак не может…

— Придумать объяснение?

— Да.

Когда я уже шел к машине, Питер сказал:

— Если вы не захотите прийти мне на помощь, я не буду на вас в претензии.

Я оглянулся:

— Вы ведь прекрасно знаете, что у меня нет выбора.

— Нет, я не знал, но тем не менее надеялся, — сказал он.

3

Сев в машину, я стал раздумывать, что же предпринять дальше. У меня не было никакого определенного плана, никаких ориентиров, ровным счетом ничего. Я машинально пошарил в карманах и вдруг что-то нащупал. Это оказалась фотография негра в сверкающем костюме. Грек Джонс.

Грек Джонс совершенно выскочил у меня из головы. Где-то в спешке, в калейдоскопе лиц он затерялся. Я довольно долго разглядывал фотографию, стараясь по лицу разгадать его характер, понять, что он за человек. Это было невозможно: взгляд обычного пижона, самодовольная, нагловатая ухмылка. Поза, рассчитанная на толпу.

Дома я убил два часа, сидя в своем кабинете. Я пытался разобраться во всем, связать одной нитью Карен Рендал, Суперголову и Элана Зеннера, и Баблз, и Энджелу. Я старался понять поведение Уэстона, но под конец вообще перестал понимать что бы то ни было.

Вошла Джудит.

— Уже девять, — сказала она.

Я поднялся и стал надевать пиджак.

— Ты куда?

— В бар. — Я бодро улыбнулся ей.

— Это еще зачем?

— Убей меня Бог, если я знаю.

«Электрический апельсин» находился почти на самом углу улочки, пересекавшей Вашингтон-стрит. Снаружи это было невзрачное старое кирпичное здание с большими окнами. Окна были заклеены бумагой. На бумаге надпись: «Ежедневно выступает популярный ансамбль «Зефиры». Партнерши для танцев на все вкусы».

Внутри стояла жара — влажная, пахучая, звуки рок-н-ролла совершенно оглушали. Казалось, от них вибрируют стены, воздух делается густым и текучим. У меня начало звенеть в ушах. Я остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку. Посередине стояли простые деревянные столы, вдоль одной стены шли кабинки, вдоль другой был расположен бар. Крошечная площадка для танцев примыкала к оркестру; два матроса танцевали с двумя толстыми неряшливыми девицами. Кроме них, никого в зале не было.

На помосте «Зефиры» старались вовсю. Их было пятеро — три электрогитары, ударник, певец.

Я подошел к бару и заказал чистого виски со льдом, расплатился и повернулся к помосту — понаблюдать за музыкантами. Грек играл на гитаре, крепкий, мускулистый парень лет под тридцать, с огромной черной курчавой шевелюрой.

— Неплохо у них получается, — сказал я бармену.

Он пожал плечами.

— Вам нравится такая музыка?

— Конечно. А вам разве нет?

— Ерунда, — сказал бармен — Все это ерунда.

— А какую музыку вы любите?

— Оперу, — сказал он и отошел к другому посетителю, и непонятно было, шутит он или говорит серьезно.

Наконец «Зефиры» кончили играть. Они подключили проигрыватель к усилителям и поставили пластинки. Затем спрыгнули с помоста и направились к бару. Когда Грек поравнялся со мной, я встал ему навстречу и тронул за локоть.

— Можно угостить вас?

— По какому случаю? — Он удивленно посмотрел на меня.

— Я поклонник современного джаза.

Он смерил меня взглядом.

— Хватит шутить.

— Нет, я серьезно.

— Водки, — сказал он, садясь рядом со мной. Я заказал водки, и, когда ее принесли, он одним махом осушил стакан. — Давайте выпьем еще, — сказал он, — а потом поговорим про музыку, идет? — Он взял еще водки и понес ее за стол в другом конце комнаты. Я последовал за ним. Его серебристый костюм поблескивал, хотя в помещении было почти совсем темно. Мы уселись за стол; он посмотрел на свой стакан и сказал: — Покажи мне свою серебряную бляху.

— Что?

Он поднял на меня печальные глаза:

— Бляху, детка. Значок такой. От меня ничего не добьешься без бляхи.

Вид у меня, вероятно, сделался довольно озадаченный.

— Господи, — сказал он, — когда же наконец заведут шпиков с мозгами.

— Я не шпик, — сказал я.

— Ясное дело! — Он взял свой стакан и поднялся.

— Минутку, — сказал я. — Давай, я тебе кое-что покажу.