Сэм поднял на него глаза.

— Привет, — сказал он.

— Сэм, к тебе пришли.

У Сэма сделался озадаченный вид:

— Ко мне? — Он по-прежнему не замечал меня.

— Да. Очень симпатичный человек. Ты понимаешь? Он как друг пришел.

— Хорошо, — медленно произнес Сэм.

— Ему нужна твоя помощь. Ты поможешь ему?

— Спрашиваешь, — сказал Сэм.

Бородатый поманил меня.

— Чем это он? — спросил я, подходя.

— Да накурился. Уже пора бы ему очухаться. Но все равно, вы поосторожней. Хорошо?

Я присел на корточки, так что мое лицо оказалось на уровне лица Сэма. Он посмотрел на меня бессмысленным взглядом.

— Я тебя не знаю, — наконец произнес он.

— Я Джон Бэрри.

Сэм шелохнулся.

— А ты, брат, старый. Ой какой старый.

— Отчасти да! — сказал я.

— Да, брат, чудеса… Эй, Марвин, — сказал он, глядя вверх на своего приятеля — Ты видел этого дядю? Совсем старик!

— Совсем, — подтвердил Марвин.

— Вот чудеса — старенький!

— Сэм, я твой друг.

— Ты фараон, — сказал он.

— Нет, не фараон. Не фараон я, Сэм.

— А вот и врешь.

— Он часто так закидывается, — сказал Марвин. — У него навязчивая идея. Все боится, что его засадят в сумасшедший дом.

— Да нет же, Сэм, я не фараон. Если ты не хочешь помочь мне, я уйду.

— Фараон, ищейка, копейка, индейка.

— Нет, Сэм, нет! Нет!

Он наконец успокоился немного.

Я перевел дух:

— Сэм, у тебя есть знакомая Баблз?

— Да.

— Сэм, у нее есть подруга по имени Карен?

Он устремил взгляд вдаль. Прошло немало времени, прежде чем он ответил:

— Да! Карен.

— Баблз жила в одной комнате с Карен?

— Да.

— Ты знал Карен?

— Да. — Он часто задышал. Грудь его вздымалась, и глаза расширились.

Я осторожно положил руку ему на плечо:

— Тихо, Сэм. Тихо, тихо. В чем дело?

— Карен, — сказал он, уставившись в дальний угол комнаты. — Она была ужас какая. Она была хуже всех, брат. Хуже всех.

— А где теперь Баблз, Сэм?

— Нету. Уехала к Энджеле, Энджеле…

— Энджеле Хардинг, — подсказал Марвин. — Она, Карен и Баблз жили прошлым летом все вместе.

— А где живет Энджела теперь? — спросил я Марвина.

Но тут Сэм вскочил и начал во всю глотку орать: «Фараон! Фараон!" Он замахнулся на меня, промазал, хотел брыкнуть, но я поймал его за ногу, и он упал, сшибив по дороге кое-что из своей электронной аппаратуры… Пронзительные звуки, вырвавшись из какого-то прибора, заполнили комнату.

Я схватил Сэма и прижал к полу. Он брыкался и отчаянно вопил:

— Фараон! Фараон! Фараон!

Марвин старался мне помочь, но толку от него было мало. Сэм стал колотиться головой об пол.

— Подсунь ему ногу под голову.

Марвин не понял.

— Да шевелись ты! — прикрикнул я.

Наконец он подсунул ногу так, чтобы Сэм не ушиб себе голову. Тот продолжал биться и барахтаться, но я держал его крепко. А потом внезапно отпустил. Он сразу перестал извиваться, посмотрел себе на руки, затем поднял глаза на меня.

— Эй, брат, ты что это?

— Можешь больше не трепыхаться.

— Слушай, брат, а ведь ты меня отпустил.

Я кивнул Марвину, он подошел и вытащил вилки электронных приборов. Завывания смолкли. Сэм внимательно посмотрел на меня:

— Слушай, брат а ведь ты меня отпустил. Ты и впрямь меня отпустил. — Он продолжал вглядываться мне в лицо. — Брат, — вдруг сказал он, дотронувшись до моей щеки. И поцеловал меня.

СРЕДА,

12 октября

1

Раз в месяц Господь Бог сжаливается над колыбелью Свободы и разрешает солнцу посветить над Бостоном. Сегодня был как раз такой день: прохладный, яркий и ясный, с осенней бодрящей свежестью в воздухе. Я проснулся в хорошем настроении, охваченный предчувствием каких-то событий.

Я съел плотный завтрак, включая два яйца, которые смаковал виновато, памятуя о содержащемся в них холестерине. Затем пошел к себе в кабинет наметить порядок дня. Начал я с того, что составил список тех, кого уже успел- повидать, и попробовал прикинуть, не может ли подозрение пасть на кого-нибудь из них. По-настоящему подозрение не падало ни на кого.

Некоторое время я созерцал свой список, потом позвонил в городскую больницу. Элис на месте не оказалось; трубку взяла другая секретарша.

— Вы получили заключение по вскрытию Карен Рендал?

— Номер карточки?

— Не знаю я номера.

— Неплохо бы знать, — ответила она крайне раздраженно.

— Так или иначе, пожалуйста, проверьте.

На столе прямо у нее перед носом стоит ящике карточками, содержащий отчеты всех вскрытий, произведенных за месяц, исполнить мою просьбу пара пустяков. После длительной паузы она сказала:

— Вот, пожалуйста: «Маточное кровотечение в результате перфорации матки, явившейся следствием прерывания трехмесячной беременности. Сопутствующий диагноз: анафилаксия».

— Вот как? — сказал я и нахмурился. — Вы уверены?

— Я просто читаю то, что здесь написано, — ответила она.

Со странным чувством повесил я трубку. Я знал, что могу ошибаться. Допустимо» что микроскопическая экспертиза установила то, что не показала макроскопия. Тем не менее мне это казалось маловероятным.

Я позвонил Мэрфи в лабораторию узнать, не закончил ли он анализ, но он его еще не закончил: анализ будет готов только после полудня.

Затем я открыл телефонную книгу и стал искать адрес Энджелы Хардинг. Она проживала на Честнат-стрит: адрес весьма респектабельный. Я отправился к ней.

Честнат-стрит пересекает Чарлз-стрит у самого подножия Бикон Хилла. Это очень тихий район жилых домов, антикварных магазинов, старомодных ресторанов и небольших бакалейных лавочек. Живут здесь по большей части молодые специалисты: врачи, адвокаты, банковские служащие, которым нужен приличный адрес, но пока что не по карману Ньютон или Уэлзи-стрит. Другая часть ее населения — это специалисты старые — люди лет по пятьдесят, по шестьдесят, чьи дети уже повырастали и обзавелись собственными семьями. Селились здесь, конечно, и студенты, только они обычно набивались из экономии по несколько человек в маленькую квартирку. Пожилые обитатели, казалось, симпатизировали студентам — те вносили в жизнь района молодость и известный колорит, вернее сказать, симпатизировали, пока студенты ходили в приличном виде и вели себя смирно.

Энджела Хардинг жила на втором этаже дома без лифта; я постучал в дверь. Открыла тоненькая темноволосая девушка в мини-юбке и свитере и в громадных круглых очках с синеватым отливом: на щеке у нее был нарисован цветок.

— Энджела Хардинг?

— Нет, — ответила девушка. — Опоздали. Она уже ушла. Но, может, еще вернется.

— Меня зовут доктор Бэрри. Я патологоанатом.

Девушка закусила губу и с растерянным видом посмотрела на меня.

— Вы Баблз?

— Да, — сказала она. — А вы откуда знаете? — И тут же щелкнула пальцами: — Ну, конечно. Вы же были вчера вечером у Суперголовы. — Она отступила от двери. — Проходите!

В квартире почти не было мебели. Узенькая кушетка в гостиной и пара подушек на полу; через открытую дверь виднелась незастеленная кровать.

— Я пытаюсь выяснить все о Карен Рендал, — сказал я.

— Слышала.

— Это здесь вы жили все втроем прошлым летом?

— Да-а.

— Когда вы в последний раз видели Карен?

— Я уже несколько месяцев ее не видела. И Энджела тоже, — сказала она.

— Энджела вам так сказала?

— Да, конечно.

— Когда она вам это сказала?

— Вчера вечером. Мы вчера вечером говорили о Карен. Видите ли, мы как раз узнали о том. что с ней случилось.

— Кто вам сказал?

— Слухи дошли.

Какие слухи?

— Что у нее была неудачная вычистка.

— Вы знаете, кто это сделал?

— Полиция забрала какого-то доктора. Наверно, он и сделал, — сказала Баблз, передернув плечами. — Одного я не понимаю. Карен была не дура. Она знала, что к чему. Она этот опыт уже не раз имела, включая прошлое лето.