Ощущение восторга от увиденного заполонило его, и происходящее приобрело другой, «розовый» оттенок, словно спала пелена с глаз и бесследно исчезли все страхи, фобии, мрачные предчувствия. Необычное состояние его опьянило, приятно закружило голову. Во всем теле он ощущал легкость, сравнимую разве что с невесомостью, ему захотелось петь, хотя он страдал отсутствием голоса и слуха, танцевать, поддаваясь ритмам незримой музыки, звучащей только для него. Его кровь бурлила от желания сделать что-нибудь хорошее, доброе. Но он не смог раскрепоститься и лишь громко воскликнул:

— Боже, как мне сейчас хорошо!

Он не мог описать своего состояния, такое с ним иногда случалось, когда сталкивался с чем-то очень знакомым, казалось, давно забытым, неожиданно всплывшими в памяти картинками детства, юности.

Вот ему пять лет, он с мамой идет в больницу навестить отца, воздух напоен запахами цветущей сирени, а он пытается сделать пищалку из небольшого зеленого стручка желтой акации, одновременно гоняясь за своей тенью. А вот он играет с такими же малышами, как и он, в войну, а в качестве солдат у них жучки: черные, красные с пятнышками, и танк — жук-рогач, который никак не хочет ползти в нужную сторону. Или в жаркий летний день, когда кажется, что от зноя плавится асфальт, а движущиеся автомобили поднимают в воздух облака пыли, он идет, счастливый, отрешившись от всего, воспринимая лишь идущую рядом и что-то ему оживленно рассказывающую девушку, свою первую юношескую любовь. На ней легкое светлое платье в горошек… Рядовые дни прошлого, ничем тогда не примечательные, но сейчас они оглушали, пьянили и волновали.

С этого момента для него остановилось время, и он уже не замечал «радикулитных» переходов, прочих неудобств подземелья. Встретили они и крысу, обычных размеров, их не испугавшуюся, деловито прошмыгнувшую у них под ногами. Теперь уже Леонид то и дело замедлялся, любуясь подземными произведениями искусства: кальцитовыми натеками на стенах, потолке в виде игольчатых, ежикоподобных сталактитов. Его поразили тонкие хрупкие сталактитики, ломающиеся от легкого прикосновения. Их сплетения создавали картинки, словно корни деревьев. В то же время они были строго направлены, и казалось, что их рисовал ветер, сквозняк — явление, здесь невозможное. Леонид громко восторгался, находясь в состоянии эйфории.

Даже когда они поднялись наверх и переоделись, Леонид все еще испытывал блаженство: внутри у него все пело, радовалось жизни, захотелось сделать что-нибудь приятное этой девушке, подарившей такие прекрасные впечатления.

— Здесь неподалеку есть хороший ресторанчик с восточной кухней: я хочу угостить тебя ужином. — Леонид нежно взял Ксану за руку, а она неожиданно резко ее вырвала.

— Нажремся водки и завалимся трахаться в кровать, думая каждый о своем? — насмешливо спросила она, и мгновенно все очарование увиденного померкло.

— Я ничего такого не имел в виду — хотел тебя угостить в благодарность за прекрасное путешествие, — начал растерянно оправдываться Леонид.

— Прекрасное путешествие! — с иронией произнесла девушка, насмешливо глядя на него. — А в трубе, наверное, чуть не наложил в штаны? Извини, что я так грубо, зато откровенно.

— Путешествие мне очень понравилось, — сухо отметил Леонид, уже желая как можно скорее расстаться с Ксаной.

— А знаешь, почему я тебя туда повела?

— Не знаю, для чего же?

— Под землей все становятся настоящими и равными, не так, как наверху. Там ты нуждался во мне, я в тебе, а здесь между нами пропасть, и каждый из нас может уйти куда угодно, и мы больше никогда не встретимся.

«К чему она клонит?» — растерялся Леонид и, чтобы что-нибудь сказать, спросил:

— Думаю, я прошел испытание, — когда же увижу таинственную Кассандру?

— Это не было испытанием, это лишь помощь друга, чтобы ты разобрался в самом себе. А меня сегодня ожидает еще одна такая встреча, — рассмеялась Ксана и, резко сорвавшись с места, исчезла в темноте парка.

Леонид застыл в нерешительности: «Побежать за ней? Глупо. Телефон ее у меня есть — позвоню, а скорее всего, она сама объявится».

Вспомнил, что намеревался вечером зайти к Эльвире, но, к своему удивлению, уже не имел желания ее увидеть, словно подземное путешествие излечило его от тяги к этой женщине. Ее образ потускнел, перестал быть волнующе- притягательным, и его мысли переключились на Стаса. Вспомнил, как тот в телефонном разговоре сообщил, что раскопал что-то особенное. Позвонил ему на мобильный — тот оказался вне зоны; на всякий случай перезвонил домой, но безрезультатно.

«Ладно, встреча со Стасом подождет до завтра, а пока надо напомнить о себе и картинах журналистской братии». Он позвонил Игнату, и, встретившись по традиции в кафе, они обговорили сюжет будущей радиопередачи о картинах Смертолюбова.

Выйдя из кафе и распрощавшись с Игнатом, Леонид, несмотря на позднее время, все же решил поехать к Эльвире. Ему захотелось убедиться в том, что женщина, которая в последние дни не покидала его мысли ни днем, ни ночью, перестала его волновать, а значит, потеряла власть над ним. Сценарий предстоящей встречи он не придумывал, но решил: как бы поздно их встреча ни закончилась, домой должен вернуться обязательно, чтобы не испытывать терпение Богданы.

По дороге его начали мучить мысли: «Почему ты такой самоуверенный, почему предполагаешь, что Эльвира до сих пор не отходит от окна, надеясь на встречу с тобой? Она женщина страстная и, по-видимому, долго без мужского внимания обходиться не может. Ты проигнорировал ее просьбы о встрече, а ведь она даже просила о помощи и предупреждала об опасности, а ты счел все это блефом, не попытавшись разобраться. После всего этого не удивляйся, если застанешь ее дома не одну, а с мужчиной». И Леонид, несмотря на обретенную защиту, почувствовал укол ревности. Он стал себе доказывать, что так будет даже лучше — меньше проблем. Но, пока ехал, волнение все нарастало, рисовалась неприятная картина — при встрече она торжествующе скажет: «Я тебя звала, а ты не шел, что я — деревянная? Любовь и страсть не любят времени и расстояний».

11

— А-а-а! Хочу-у! Хочу умереть! А-а-а-а-а! — кричу я от боли и бью своими пожелтевшими, исхудавшими ручками-палочками по несвежей постели, но крик безответно гаснет в холодных стенах моего жилища.

Своим криком я не рассчитываю привлечь чье-либо внимание, не надеюсь на помощь — меня давно уже позабыли, вычеркнули из жизни, осталось лишь похоронить — но это будет скоро, очень скоро. Вчера все праздновали встречу Нового года, все — кроме меня. Никто даже не удосужился поздравить меня по телефону, пожелать… а что можно пожелать умирающему? Только легкой смерти, во сне.

— Яду мне! Яду! — кричу я.

Действие яда парализует сердце, легкие, и человек умирает от удушья. Это только в кино смерть бывает легкой — выпил, упал и все. На самом деле будешь кататься по земле, мучаясь от ужасной боли, задыхаясь, захлебываясь пеной, идущей изо рта. Но разве сравнится та боль с этой, которую я постоянно чувствую, которая сводит меня с ума? Смерть страшит здоровых людей, для таких больных и немощных, как я, это избавление.

Снотворное, мне необходимо выпить много снотворного — идеальная смерть во сне. Заснул — и все. Меня ведь не будет уже волновать мое посиневшее лицо, пузырьки желтой пены у рта, словно напился шампуня? Подмарафетят, сделают красивым при помощи грима — и в гроб.

На начальном этапе болезни я принимал снотворное, борясь сном с болью, а теперь помогает только морфий. Две полные упаковки снотворного остались в том шкафу, до которого всего три шага от кровати, но и они недостижимы для меня.

— Снотворного! Хочу снотворного! — кричу я, но слова не материализуются, а боль криком не испугаешь: она навязчива, как смола, и безжалостна, как правда.

Правда подобна лекарству своей горечью и необходимостью приема в строго дозированных количествах. Лишь немногие могут выдержать ее в чистом, концентрированном виде. Вспомнил о знакомой семейной паре, счастливо прожившей три года, пока ему не захотелось узнать, сколько в ее жизни было мужчин до него. Она ему сказала правду — семь, подробно рассказала обо всех связях, посчитав, что между ними не должно быть тайн. Он поблагодарил ее за прямоту, честность, но с тех пор поселился в нем червь и принялся за работу, изменив его отношение к ней. Вскоре они расстались. А все из-за того, что она, не поняв его, рассказала чистую правду, вместо того чтобы сладко обмануть или очень сильно ее разбавить, тогда, возможно, он смог бы ее перенести.