Предчувствию, душа моя, внемли!

Не изменяй испытанным приметам.

Который снег сбежит с моей земли?

Которая весна замкнется летом?

Завеет март… лети, лети за ним!

Все облака — что голуби Венеры,

Весенний трепет неискореним,

Неизъяснимый трепет нежной веры.

И грезится необычайный путь,

Где нет случайных и ненужных бедствий.

Набегавшись, щекой к земле прильнуть,

Как в позабытом и прелестном детстве.

Души с землею неразрывна связь,

Но не влюбленная поет затея.

Узнает всякий, сладко удивясь,

Что сердце, обновляясь, — все святее.

Пускай не покидает снег виски,

Пускай, как ящерица, не линяю, —

Расслабленно-живительной тоски

Весенней ни на что не променяю.

Несовершенство мира — милость Божья!

Паси стада своих свободных воль,

Пускай стоишь у нижнего подножья.

Желанье вольное утолено ль?

Автоматичность — вряд ли добродетель,

Без тела тупы и восторг и боль.

Во мгле ли дремлем мы, в зенитном свете ль

Крылим, острее стрел, свои лучи —

Отображение небесных петель, —

Чужой чертеж прилежнее учи,

Желаний ветошь с воли совлекая,

И слушай голос в набожной ночи.

Воскликнешь, удивясь: «Так вот какая

Нам сила суждена! ее берем!»

Не борозди, кометою мелькая,

Случайный небосвод, плыви путем

Тебе удобнейшим. Желанье Бога!

Едина цель и волен твой ярем,

Покорная, свободная дорога!

О, этот странничий вечер!

Черный ветер речной

Сутулит попутные плечи

Упорной, тугой волной.

Мелкий дождя стеклярус

Сорвался, держаться не смог.

Бьется пальто, как парус,

Меж худыми ходульками ног.

Неужели только похожа

На правду бывалая печь?

Что случилось, что случилось, Боже,

Что даже некуда лечь?

Чуть вижу в какой-то истоме:

Ветер и струи — злы, —

Как грустны в покидаемом доме

Связанные узлы.

Скаредно лампы потухли,

Паутина по всем углам,

Вещи — жалкая рухлядь,

Когда-то любимый хлам.

Закрыл бы глаза на все это,

Не смотрел бы больше кругом.

Неужели не будет света?

Не найдется приютный дом?

Взгляните ж, мой друг, взгляните ж,

На время печаль отложив.

В глазах ваших — тихий Китеж

Стеклянно и странно жив.

И мозглый пар — целебен,

И вновь я идти готов,

Когда дребезжит молебен

Невидных колоколов.

Сомненья отбросив,

На колыбель

Смотрит Иосиф.

Ангел свирель:

«Понял ли, старче,

Божию цель?»

Молись жарче:

Взойдет день

Зари ярче.

Гони тень,

Что знал вначале,

И с ней лень.

Кого ждали,

Тот спит

Без печали,

Пеленами повит.

Возле — Мария

Мирно стоит.

О, Мессия!

Конечно, я не святой,

Но и на меня находит удивленье,

И мне трудно сдержать волненье

При мысли о вас.

Конечно, я не святой,

Но и я не избежал скуки

И ныл от ревнивой муки

В былой час.

Конечно, я не святой,

Но и мне ангел открыл,

Каким я глупым был,

Не оберегая вас.

Я вижу настоящее и будущее

(Еще более головокружительное)

Сокровище,

Чей я небрежный хранитель

(Так часто теперь сам

Делающийся хранимым).

Я вижу еще никем не выраженную,

Может быть, невыразимую

Нежность,

На которую так недостаточно, неумело

(Не знаю, более любящий или любимый)

Отвечаю.

Я вижу исполненными

Самые смелые желанья,

Лелеемые мною с давних пор

В скромном родительском доме

Или в рассеяньи веселой и насмешливой жизни.

Я вижу, немея, все,

И еще больше,

Чего вы и сами можете не видеть,

И, как Иосиф Младенцу,

Кланяюсь,

И как голодный,

Получивший краюху горячего белого хлеба,

Благодарю в этот день небо

За вас.