Сегодня праздник:

все кусты в цвету,

поспела смородина,

и лотос плавает в пруду как улей!

Хочешь,

побежим вперегонку

по дорожке, обсаженной желтыми розами,

к озеру, где плавают золотые рыбки?

Хочешь,

пойдем в беседку,

нам дадут сладких напитков,

пирожков и орехов,

мальчик будет махать опахалом,

а мы будем смотреть

на далекие огороды с кукурузой?

Хочешь,

я спою греческую песню под арфу,

только уговор:

«Не засыпать

и по окончании похвалить певца и музыканта»?

Хочешь,

я станцую «осу»

одна на зеленой лужайке

для тебя одного?

Хочешь,

я угощу тебя смородиной, не беря руками,

а ты возьмешь губами из губ

красные ягоды

и вместе

поцелуи?

Хочешь, хочешь,

будем считать звезды

и кто спутается — будет наказан?

Сегодня праздник,

весь сад в цвету,

приди, мой ненаглядный,

и праздник сделай праздником и для меня!

Разве неправда,

что жемчужина в уксусе тает,

что вербена освежает воздух,

что нежно голубей воркованье?

Разве неправда,

что я — первая в Александрии

по роскоши дорогих уборов,

по ценности белых коней и серебряной сбруи,

по длине черных кос хитросплетенных?

что никто не умеет

подвести глаза меня искусней

и каждый палец напитать

отдельным ароматом?

Разве неправда,

что с тех пор, как я тебя увидала,

ничего я больше не вижу,

ничего я больше не слышу,

ничего я больше не желаю,

как видеть твои глаза,

серые под густыми бровями,

и слышать твой голос?

Разве неправда,

что я сама дала тебе айву, откусивши,

посылала опытных наперсниц,

платила твои долги до того,

что продала именье,

и все уборы

отдала за любовные напитки?

и разве неправда,

что все это было напрасно?

Но пусть правда,

что жемчужина в уксусе тает,

что вербена освежает воздух,

что нежно голубей воркованье, —

будет правдой,

будет правдой

и то,

что ты меня полюбишь!

Их было четверо в этот месяц,

но лишь один был тот, кого я любила.

Первый совсем для меня разорился,

посылал каждый час новые подарки

и продал последнюю мельницу, чтоб купить мне запястья,

которые звякали, когда я плясала, — закололся,

но он не был тот, кого я любила.

Второй написал в мою честь тридцать элегий,

известных даже до Рима, где говорилось,

что мои щеки — как утренние зори,

а косы — как полог ночи,

но он не был тот, кого я любила.

Третий, ах, третий был так прекрасен,

что родная сестра его удушилась косою

из страха в него влюбиться;

он стоял день и ночь у моего порога,

умоляя, чтоб я сказала: «Приди», — но я молчала,

потому что он не был тот, кого я любила.

Ты же не был богат, не говорил про зори и ночи, не был красив,

и когда на празднике Адо́ниса я бросила тебе гвоздику,

посмотрел равнодушно своими светлыми глазами,

но ты был тот, кого я любила.

Не знаю, как это случилось:

моя мать ушла на базар;

я вымела дом

и села за ткацкий станок,

Не у порога (клянусь!), не у порога я села,

а под высоким окном.

Я ткала и пела;

что еще? ничего.

Не знаю, как это случилось:

моя мать ушла на базар.

Не знаю, как это случилось:

окно было высоко.

Наверно, подкатил он камень,

или влез на дерево,

или встал на скамью.

Он сказал:

«Я думал, это малиновка,

а это — Пенелопа.

Отчего ты дома? здравствуй!»

— Это ты как птица лазаешь по застрехам,

а не пишешь своих любезных свитков

в суде. —

«Мы вчера катались по Нилу —

у меня болит голова».

— Мало она болит,

что не отучила тебя от ночных гулянок. —

Не знаю, как это случилось:

окно было высоко.

Не знаю, как это случилось:

я думала, ему не достать.

«А что у меня во рту, видишь?»

— Чему быть у тебя во рту?

крепкие зубы да болтливый язык,

глупости в голове. —

«Роза у меня во рту — посмотри».

— Какая там роза! —

«Хочешь, я тебе ее дам,

только достань сама».

Я поднялась на цыпочки,

я поднялась на скамейку,

я поднялась на крепкий станок,

я достала алую розу,

а он, негодный, сказал:

«Ртом, ртом,

изо рта только ртом,

не руками, чур, не руками!»

Может быть, губы мои

и коснулись его, я не знаю.

Не знаю, как это случилось:

я думала, ему не достать.

Не знаю, как это случилось:

я ткала и пела;

не у порога (клянусь), не у порога сидела,

окно было высоко:

кому достать?

мать, вернувшись, сказала:

«Что это, Зоя,

вместо нарцисса ты выткала розу?

что у тебя в голове?»

Не знаю, как это случилось.