Изменить стиль страницы

«Как без любви встречать весны приход…»

Как без любви встречать весны приход,
Скажите мне, кто сердцем очерствели,
Когда трава выходит еле-еле,
Когда шумит веселый ледоход?
Как без любви скользить по глади вод,
Оставив весла, без руля, без цели?
Шекспир влюбленным ярче не вдвойне ли?
А без любви нам горек сладкий мед.
Как без любви пускаться в дальный путь?
Не знать ни бледности, ни вдруг румянцев,
Не ждать письма, ни разу не вздохнуть
При мадригалах старых итальянцев!
И без любви как можете вы жить,
Кто не любил иль перестал любить?..

«Высокий холм стоит в конце дороги…»

Высокий холм стоит в конце дороги.
Его достигнув, всякий обернется
И на пройденный путь, что в поле вьется,
Глядит, исполненный немой тревоги.
И у одних подкосятся здесь ноги,
А у других весельем сердце бьется,
И свет любви из глаз их ярко льется, —
А те стоят угрюмы и убоги.
И всем дорога кажется не равной:
Одним — как сад тенистый и цветущий,
Другим — как бег тропинки своенравной,
То степью плоской, жгучей и гнетущей,
Но залитые райским светом дали —
Тем, кто в пути любили и страдали.

«Из моего окна в вечерний час…»

Из моего окна в вечерний час,
Когда полнеба пламенем объято,
Мне видится далекий Сан-Миньято,
И от него не оторвать мне глаз.
Уже давно последний луч погас,
А я все жду какого-то возврата,
Не видя бледности потухшего заката,
Смотрю ревниво, как в последний раз.
И где бы ни был я, везде, повсюду
Меня манит тот белый дальний храм,
И не дивлюся я такому чуду:
Одно по всем дорогам и горам
Ты — Сан-Миньято сердца моего,
И от тебя не оторвать его.

«Любим тобою я — так что мне грозы?…»

Любим тобою я — так что мне грозы?
Разлука долгая — лишь краткий миг,
Я головой в печали не поник:
С любовью — что запреты? что угрозы?
Я буду рыцарь чаши, рыцарь розы,
Я благодарный, вечный твой должник.
Я в сад души твоей с ножом проник,
Где гнулись ждавшие точила лозы.
И время будет: в пьяное вино
Любовь и слезы дивно обратятся.
Воочию там ты и я — одно;
Разлука там и встреча примирятся.
Твоя любовь — залог, надежда блещет,
Что ж сердце в страхе глупое трепещет?

Sine Sole Sileo

(Надпись на солнечных часах)
«Без солнца я молчу. При солнце властном
Его шаги я рабски отмечаю,
Я ночью на вопрос не отвечаю
И робко умолкаю днем ненастным.
Всем людям: и счастливым, и несчастным,
Я в яркий полдень смерть напоминаю,
Я мерно их труды распределяю,
И жизнь их вьется ручейком прекрасным».
— Ах, жалкий счетчик мелочей ненужных,
Я не сравнюсь с тобой, хоть мы похожи!
Я не зову трусливых и недужных,
В мой дом лишь смелый и любивший вхожи.
И днем и ночью, в ведро иль ненастье
Кричу о беззакатном солнце счастья.

«Прекрасен я твоею красотою…»

Прекрасен я твоею красотою,
Твое же имя славится моим.
Как на весах, с тобою мы стоим
И каждый говорит: «Тебя я стою».
Мы связаны любовью не простою,
И был наш договор от всех таим,
Но чтоб весь мир был красотой палим,
Пусть вспыхнет пламень, спящий под золою.
И в той стране, где ты и я одно,
Смешались чудно жертва и убийца,
Сосуд наполненный и красное вино,
Иконы и молитва византийца,
И, тайну вещую пленительно тая,
Моя любовь и красота твоя.

«Сегодня утром встал я странно весел…»

Сегодня утром встал я странно весел,
И легкий сон меня развел со скукой.
Мне снилось, будто с быстрою фелукой
Я подвигаюсь взмахом легких весел.
И горы (будто чародей подвесил
Их над волнами тайною наукой)
Вдали синели. Друг мой бледнорукий
Был здесь со мной, и был я странно весел.
Я видел остров в голубом тумане,
Я слышал звук трубы и коней ржанье,
И близко голос твой и всплески весел.
И вот проснулся, все еще в обмане,
И так легко мне от того свиданья,
Как будто крылья кто к ногам привесил.

<1904–1905>

<Из «Александрийских песен»>*

«Не во сне ли это было…»

Не во сне ли это было,
Что жил я в великой Александрии,
Что меня называли Евлогий,
Катался по зеленому морю,
Когда небо закатом пламенело?
Смотрелся в серые очи,
Что милее мне были
Таис, Клеопатр и Антиноев?
По утрам ходил в палестру
И вечером возвращался в свой дом с садами,
В тенистое и тихое предместье?
И слышался лай собак издалека?
Что ходил я в темные кварталы,
Закрывши лицо каракаллой,
Где слышалось пенье и пьяные крики
И пахло чесноком и рыбой?
Что смотрел я усталыми глазами,
Как танцовщица пляшет «осу»,
И пил вино из глиняного кубка,
И возвращался домой одиноким?
Не во сне ли тебя я встретил,
Твои глаза мое сердце пронзили
И пленником повлекли за собою?
Не во сне ль я день и ночь тоскую,
Пламенею горестным восторгом,
Смотря на вечерние зори,
Горько плачу о зеленом море
И возвращаюсь домой одинокий?