Я знаю, полемика с участником "инцидента" — гиблое дело, у нас своя правда, у того своя. В отличие от меня он не видит всей картины, но человеку достаточно того, что на его глазах страшной смертью погиб кто-то близкий. Ольга и Сергей, прорывая оцепление, не церемонились. Закон логической ловушки, в которую пару минут назад угодил полковник КГБ, действовал на всех. Из двух зол лучше не выбирать, но при отсутствии более подходящих вариантов проще всего и выгодней выбрать то зло, которое, при подходящем случае, можно поставить себе на службу. Играть фактами, как и извращать их, мы научились. Благо учителя попались хорошие. Тем паче, следующий ход, может поставить нас на одну полку с террористами. Да и хрен с ними, бросать на произвол судьбы тех, кто мне по-настоящему дорог и кто пожертвовал свободой ради того, чтобы их командир остался в живых, я не намерен. Хватит!

— Алексей или вы предпочитаете, чтобы вас называли Бером или Чистильщиком? — ожила ведущая, лицо сержанта прямо таки перекосилось в гримасе злобы. — Что вы можете сказать, на озвученные товарищем сержантом факты.

Да-да, толерантная ты наша. Факты вещь такая, в умелых руках они страшнее дышла, как интерпретируешь, так и карта ляжет.

— Зовите Чистильщиком, — ответил я.

— Почему? — тут же проявил интерес полковник. Его можно было понять. По тому или иному прозвищу умные люди могут составить достаточно точный психологический портрет.

— Алексеем я вам не даю право себя называть, так как мне отказано быть человеком. Бером меня звали коллеги и сослуживцы, с которыми я служил в управлении охотников. Это право надо заслужить. Командование и вы его потеряли. Бог им и вам судья, — индифферентно пожал плечами я. — Так что зовите меня Чистильщиком.

— Вы так легко говорите и рассуждаете, словно произошедшее под Судиславлем вас не касается. Странная позиция для поборника прав и свобод, — кинула леща журналистка. Знал бы кто-нибудь, каких трудов мне стоило удержать маску бесстрастности на лице. Грубо играют представители пера. — Глядя на вас, мне начинает казаться, будто вас не волнует судьба погибших солдат.

— А почему их судьба должна меня волновать?

Шок и неверие. Мрачное торжество на лицах полковника и сержанта. Ожидаемая реакция.

— Они выполняли приказ и, поверьте, стреляли в нас, не задумываясь о нашей судьбе и о судьбе детей, погибших в лагере от рук артиллеристов. Вы скажете, что ублюдочным демонским отребьям так и надо, но я напомню о том, что они были детьми и сохранили разум. Если исходить из вашей логики, — я повернулся к полковнику, — то надо перебить всех чебадов, как носителей опасного вируса. Вы готовы пустить под нож добрую четверть, а то и треть страны? Ладно, не будем уводить разговор в сторону (темку для размышления я подкинул, теперь многие чебады задумаются о светлом будущем), вы правильно подметили — меня не волнует судьба солдат погибших под Судиславлем, да, я скорблю об их смерти. В растреле лагеря они виноваты в последнюю очередь. Молодые люди дали присягу и исполняли приказы, но это война и объявил её не я! повторю, они давали присягу и знали, на что шли, а я спасал доверившихся мне. Что касается пули в висок — не дождётесь. Я мог бы долго и нудно, опираясь на политическую ситуацию в стране, рассказывать вам, почему высокопоставленные генералы решили извести под корень небольшую стаю демонов, но не буду.

Я, как бы прося прощения, посмотрел на Курта, Светлану, Ольгу и Ежа, замершего у терминала, за то, что решил за них, крепче обнял Рысю и продолжил:

— У меня есть ряд требований к руководству КГБ и министерства обороны, они не сложные и легко выполнимые. Ради этих требований я раскрыл своё инкогнито. Господа генералы, я верю, вам не оставит труда, выпустить из закрытых научно-исследовательских центров насильственно удерживаемых в них охотников с "Новослободской". Скажем так, в виде жеста доброй воли. Их воскрешение из мёртвых будет величайшим праздником для меня и станет платформой для нашего дальнейшего сотрудничества и переговоров. Господа генералы и большие шишки, — отпустив Рысю, я шагнул к терминалу связи. Моё голографическое изображение в студии резко скакнуло вперёд, над помостом повисло лицо с угрожающе прищуренными глазами, а голос приобрёл стальные интонации:

— Советую, очень вам советую прислушаться к моим словам. Не играйте с огнём. Предупреждаю, если вы что-нибудь сотворили с моей невестой (Багира, надеюсь, ты не против заочного присвоения статуса невесты?), я в лепёшку разобьюсь, но накажу всех виновных. Поверьте. Одними поджаренными яйцами полковника Бурмистрова дело больше не ограничится, пусть вся страна будет мне свидетелем. Забыл об одном маленьком условии — обязательное присутствие журналистов и телевизионщиков при освобождении героев, прямой эфир, как без него. Я должен видеть, что близкие мне люди получили свободу. И да, это ультиматум. До встречи, господа!

*****

— Бер, ты совсем с головой не дружишь? — набросилась на меня Светлана. — Тебе так нужно было их провоцировать?

— ДА! — отмахнулся я.

— Что, "да"?

— Не дружу!

— Зачем, скажи мне, зачем ты лезешь в берлогу к медведю?

— Затем, чтобы задумались те, кто смотрит телепрограммы и имеет в черепушках хоть полпроцента мозгов, поймите!

— Странная логика, — не унималась Света. — Тебе не надоело рисковать задницей?

— Надоело, потому и лезу. И ворошу палкой муравейник, пусть они кидаются на палку и друг на друга.

— Они кинутся на нас, — сплюнув в угол тягучую слюну и почесав шею, сказал Ёж.

— Нет, — от ребят не ускользнула недобрая усмешка, коснувшаяся моих губ. Не знаю, что было написано у меня на лице, но Ёж и Светлана непроизвольно отступили на шаг назад. — Не успеют, — я предвкушающе улыбнулся.

— Ты безумец!

— Да ну?

— На нас спустят всех собак, но это так прикольно! — ухмыльнувшись, Ёж устало опустился на ковёр.

Я посмотрел на свою команду и последовал примеру Ежа, усевшись на пол. Народ ждал продолжения откровений. В зале собрались все члены племени, в углу на стуле примостился Захарыч, теребящий в руках сигарету.

— Ребята, я понимаю, что это безумие, но поступить иначе не могу. Простите. Я должен их спасти.

— Не бери в голову, — отмахнулась Светлана, она подошла ко мне и клюнула губами в макушку. — Я тебя хорошо узнала и перестала бы уважать, веди ты себя по другому. Одна просьба, ладно? — я согласно кивнул. — Не заводи волынку про политику!

Ребята сдержанно рассмеялись. Состроив обиженную физиономию, я повернулся к Рыське. Девочка погладила по голове обиженного дяденьку. Показав обидчице язык (чем вызвал новый вал смешков), я выпалил.

— Света, нехорошо бить ниже пояса. Имея папу губернатора должен же я владеть представлением, откуда у этого дерьма, что творится в столице, растут ноги.

— И откуда? — спросил Ёж.

— Из задницы, чего вам не понятно? Ноги всех существ растут из тазовой области, правда у некоторых оттуда произрастают ещё и руки, но этот природный казус никакими мутациями не исправить.

— Тут ты прав, тяжёлый случай, ещё питекантропы заметили, что мужикам случается думать двумя головами сразу, причём решения принимает нижняя, — сказала Ольга. Парни дружно усмехнулись лёгкой подначке боевой подруги.

— Да ты что? — деланно удивился Сергей. — Солнышко, не верь старым сплетникам. Истинно говорю тебе, я — самый непокобелимый мужик.

— Да-да, — Ёж выпрастал правую руку, удлинив её на метр и добавив к той пару дополнительных костей с суставами, обнял Сергея за плечи и произнёс. — Наш лепший друг живое доказательство ошибочности Олиных суждений. Серёжа всегда думает одной головой — нижней!

— Завидуешь? — не остался в долгу "мыслитель". — А в рыло?

— Успокоились, горячие финские парни, — сказала Света, наградив задир подзатыльниками. Ручка у девушки была тяжёлая, парни моментально перестали зубоскалить, схватившись за гудящие головы. — Бер, ты базар в сторону не уводи.