1942
МАТЬ КРАСНОАРМЕЙЦА
Помню я, в сентябре это было:
Уходили на запад полки,
Сына хлебом старуха кормила
Из морщинистой теплой руки.
Этот хлеб прибавлял ему силы:
Он был хлебом отчизны. Он был
Снят с полей его родины милой,
С тех, что сам он когда-то косил.
И налившийся силой стальною,
Сын готов был к борьбе и труду.
Под стальной, под осенней луною —
"Мать! — сказал он. — Прощай! Я иду!
Вот тебе мое вещее слово:
Я вернусь. А погибну, — не плачь!
Пусть друзья мои будут готовы
Сбросить гнет, что несет нам палач!.."
Помню я, в сентябре это было:
Мать шептала, грустна и горда:
"Смыть фашистскую черную силу
Кровь героев должна навсегда!"
1942
* Пушек хриплый кашель *
Пушек хриплый кашель
В роще раздается,
А у рощи нашей
Василек смеется.
Щелкает бесстрашно
Жаворонок-птица,
А по горным пашням
Ходит смерть, как жница.
Ты меня не сглазишь,
Цветик мой хороший:
Я винтовку наземь
Всё равно не брошу.
Я железной стану,
Буду ледяною,
Пока ходит пьяный
Враг моей страною.
Всё за песню требуй,
Жаворонок-птица,
Но зачем ты в небе
Вздумал загруститься?
Для чего ты, пташка,
Вьешься надо мною,
Говорят, что тяжко
Умирать весною?
Разве смерть коснется
Тех, что жизнь любили?..
Нам, бесстрашным, солнце
Светит и в могиле!
1942
С ОСЕТИНСКОГО
Коста Хетагуров
ЗНАЮ
Знаю, притворно поплакав,
Справят обряд похорон.
Скажут: "Покой его праху!
Только лишь маялся он".
К тризне заколют скотинку,
Чтоб не постился народ.
Память мою на поминках
Друг аракою запьет.
Спорить до вечера будут, —
Где я: в аду иль раю?..
Поговорят — и забудут
Даже могилу мою!
<1939>
МУЖЧИНА ИЛИ ЖЕНЩИНА?
С песней крестьяне проходят ущельями,
Но обрывается песня косца:
Глядь, — на дорогу из горной расщелины
Череп упал и рука мертвеца.
Шутят крестьяне: "Видать, запустелые
Наши дороги бедняге должны!"
Челюсти черепа белые-белые
Мертвой усмешкою обнажены.
Облит закатом, он блещет, как золото,
Смотрят глазницы подобно очам…
Вдруг ядовитою струйкою холода
Страх пробежал у крестьян по плечам.
"Люди! — отшельник сказал из пещеры им. —
Что у вас там?"
— "Вот хотим угадать —
Кто потерял этот череп ощеренный:
Доблестный муж или честная мать?"
"Экой народ! Вы глупее, чем перепел! —
Старый отшельник воскликнул шутя. —
Кто был хозяин этого черепа,
Вмиг разгадает теперь и дитя!
Всем нам особые свойства завещаны,
Каждому нраву — примета своя.
Кто же, скажите, не знает, что женщины
Перед поминками не устоят?
Чтобы узнать — то мертвец иль покойница,
Надобно крикнуть: "Вон тело лежит!"
Череп мужчины и с места не тронется,
Женщины череп стремглав побежит!"
Мало крестьяне поверили этому:
"Видно, смеется над нами старик!"
Но пренебречь не посмели советами
И над находкою подняли крик:
"Слава Хамбитте и царство небесное!
Как он, бедняк, умирал тяжело!.."
В черепе вдруг что-то щелкнуло, треснуло,
И покатился он тропкой в село.
<1939>
ПРОЩАЙ!
Вот и готов я… И лапти, и посох,
Пояс из прутьев — обнова в пути.
Рваная шуба… И, солнцу утесов,
Я говорю тебе: что же, прости!
Ты от меня, дорогая, устала.
Взгляд твой давно мне сказал: "Уходи!"
Знаю, как сердце твое трепетало,
Слышу твой стон, затаенный в груди.
Вот и прощай, ты теперь уж не будешь
Требовать впредь от меня ничего.
Нынче, дитя, ты мой взгляд позабудешь,
Завтра забудешь меня самого.
Если ж, — когда ты опустишь ресницы, —
Явится образ ушедшего прочь
И беспокойному сердцу приснится
Смерть его в поле в холодную ночь, —
Ты не пугайся: не горе, а счастье
Он принесет тебе, этот кошмар.
Кто-то возьмет на себя все напасти,
Чтоб от тебя отвести их удар.
Я возьму в спутницы злую судьбину,
Чтоб поскорей с ней конец обрести…
Ты ж позабудь про печаль и кручину,
Не сожалей, не горюй и — прости!