УСЫ
(Дружеская шутка)
Посвящается капитану
А. Ерофеевскому
Не назовешь его ни лысым,
Ни гладким, как столовый нож:
Он на Давыдова Дениса,
Гусара славного похож.
Но если в битвах, точно туча,
На скакуне носился тот,
То этот выбрал жребий лучше
И пересел на самолет.
Фашистам в землю влезть охота,
Дрожат коричневые псы,
Когда торчат из самолета
Его гусарские усы!
А он парит над их оравой
И вниз бросает страшный груз,
То левый теребя, то правый
Свой знаменитый пышный ус…
— Я дал зарок, — он мне поведал, —
Что с дня, когда пришла война,
Усов моих до Дня Победы
Коснуться бритва не должна!
Летят горячие недели,
Гремят жестокие бои,
И мне, признаться, надоели
Усы пушистые мои.
Не раз я слышал разговоры.
Что староват уже летать,
Мне девушки дают под сорок,
Хотя мне только двадцать пять.
Что ж! Потерплю! Мы в схватках бранных
Удары множим по врагу.
Уже он близок — день желанный,
Когда я снять зарок могу.
Хоть точный срок его неведом,
Держу я крепко свой обет,
Чтобы в счастливый День Победы
Помолодеть на двадцать лет.
ЗИМОЙ И ЛЕТОМ ОДНИМ ЦВЕТОМ
(Маленький фельетон)
"Русским, — врал фашистский пес,
Под Москвою битый, —
Помогает Дед Мороз,
Генерал сердитый!
Дни зимы — не наш сезон:
Подождем до лета…"
Что же нынче сбрешет он
И его газета?
В стужу битые в былом,
Воры и бандиты, —
В зной июльский под Орлом
Нынче снова биты.
И под градом русских пуль
Салом пятки мажут!
"Слишком жарок был июль!" —
Вновь фашисты скажут.
Верно — правду как ни прячь,
Правда выйдет скоро:
Этот месяц был "горяч"
Для фашистской своры!..
В силу логики прямой
Падает их марка:
Слишком зябко им зимой,
Летом — слишком жарко!
ШТУРМАН
Мл. лейтенанту Н. Канищеву
Разрыв тряхнул машину… Штурман хочет
Нащупать парашютное кольцо.
Но замечает он, что ранен летчик,
На грудь склонивший бледное лицо.
Проходит дрожь невольного испуга,
Миг колебанья быстро миновал.
Одной рукой он обнимает друга,
Кладет другую руку на штурвал.
Он не пилот. Педали он не двигал
Еще ни разу на своем веку.
— Я в первый раз веду машину. Прыгай! —
Он говорит воздушному стрелку.
Он сжал штурвал. Пусть кровь из пальцев брызнет,
Он не собьется с верного пути.
В его руках две драгоценных жизни —
Его друзья… Он должен их спасти!
Пусть он устал, — опасна друга рана!
Сначала долг. Другое все потом!
И вот глазам героя из тумана
Является родной аэродром!
БАЛЛАДА О ВОСКРЕСШЕМ САМОЛЕТЕ
Инженер-капитану Кашину
Упал в болото самолет,
А летчик все сидел в кабине.
Он ночь работал напролет,
У глаз его был венчик синий.
С опушки леса в полумгле
Взлетели с карканьем вороны…
То было на "ничьей" земле,
Вблизи от вражьей обороны.
Наш самолет, подняв крыло,
Лежал в болоте мертвой грудой
И немцы выместили зло
На птице — за былую удаль.
А летчик, переждав обстрел,
Открыл глаза, подняться силясь.
— Я цел? — себя спросил он. — Цел! —
И, зубы стиснув, за борт вылез.
Никто из вражьего леска
В болото не посмел спуститься.
Зачем? Мертва наверняка
Подбитая снарядом птица!
И самолет среди болот
Темнел развалиною серой.
Но поздно вечером пилот
Приполз обратно с инженером.
Да, видно, что входили в раж
Расчеты вражеских зениток!
Был весь расстрелян фюзеляж
И плоскости почти отбиты.
Тут дело требовало рук,
Упорства, смелости без меры!..
И семь ночей пустой мундштук
Торчал в зубах у инженера.
То возле стога, то у пня
Мелькали тени в роще топкой.
Никто не зажигал огня,
Не стукнул ни одной заклепкой!
Ночей весенних белизна,
Свеченье мартовского снега…
Была такая тишина,
Что близ машины заяц бегал.
И вот настала полночь та,
Когда мотор сотрясся бурно
И летчик крикнул: — От винта! —
— Есть от винта! — ответил штурман.
Врагов прошиб холодный пот,
Когда нежданно средь болота
Поднялся русский самолет
Иль, может, призрак самолета?
Фашисты меньше бы тряслись,
Когда зимою грянул гром бы!
А самолет поднялся ввысь
И, развернувшись, бросил бомбы.