Это существенный минус. Почти критерий исключения.

Маккейн рассматривал диаграмму роста населения за последние две тысячи лет. Единственная впадина на этой постоянно ползущей вверх кривой была обусловлена эпидемией чумы в середине четырнадцатого века, которая выкосила треть европейского населения. А больше ничто не сказалось на росте, даже Вторая мировая война.

Эпидемия. Чума больше не рассматривается, с нею теперь легко справляются. Но СПИД выглядит неплохо, а? СПИД вызывается вирусом, а не бактериями, а против вирусов в арсенале медицины нет пока что почти ничего. СПИДу удалось – будучи практически незаразным, передаваясь только половым путем, – все-таки неудержимо распространиться. И с момента заражения до начала проявления болезни проходит достаточно времени, чтобы успеть заразить и других.

Он пролистал тонкий эпидемиологический отчет, сделанный одним авторитетным шведским институтом. Вот что следовало из этого отчета: СПИД затрагивает главным образом тех, у кого не хватает ума защитить себя, или кто слишком сластолюбив, чтобы делать это. Другими словами, СПИД осуществляет положительный естественный отбор, разве нет? Эта мысль очаровывала его. Болезнь метила позорным пятном, перстом Божьей воли, которой перечить нельзя.

СПИД годился. Это была эпидемия, лучше которой и не придумаешь. Единственный вопрос состоял в том, достаточно ли быстро она сработает?

В этом отношении статистика разочаровывала. Норма заражения была мала по сравнению с нормой рождаемости, а в некоторых местах даже шла на убыль. Этого недостаточно, чтобы переломить ход кривой роста населения.

Может быть, существует некая точка прорыва? Можно взять под контроль соответствующие фармацевтические фирмы, сделать лекарства недоступно дорогими и сократить исследования по вакцинам до незначительного минимума. Практические основания для этого всегда легко найти; в крайнем случае можно аргументировать интересами акционеров, которые в последнее время все в большей мере становятся признанными в обществе и обещают стать священной коровой в любом важном решении.

Телефон зазвонил, несмотря на строгое указание. Он взял трубку.

– Да? Понятно. Со своей подругой? Да что вы? Хорошо, спасибо, что поставили меня в известность. – Крис О'Хэнлон был самым надежным его осведомителем среди охранников, надо отдать ему должное.

Маккейн захлопнул папку и отнес ее на место, в шкаф. Надо заблаговременно подумать о расширении контроля над продовольствием, семенным фондом и вакцинами, но это еще не сегодня. Потребуется оружие, чтобы защитить последние бастионы цивилизации от нашествия варваров, от грядущего хама. Потребуется и основательный пересмотр их кошелька, а у него пока не было ни малейшего представления, как убедить в этом Джона Фонтанелли.

39

Он действительно был владельцем замка. Она не верила своим глазам, когда они ждали, когда раскроются створки кованых ворот, украшенные темно-красным логотипом Фонтанелли – f. Мало того, что они летели маленьким самолетом, который в любое время был в их личном распоряжении, мало того, что их забрал в аэропорту длинный черный лимузин, в котором она сама себе казалась героиней какого-то фильма, так еще и этот замок, о котором Джон всегда говорил, оказался правдой. А она принимала его слова за шутку.

Он вырос из-за холма – серый, неприступный и огромный – и показался ей странно неподходящим для человека, у которого были всего-навсего деньги, а не династия предков. И прислуга выстроилась шпалерами – мужчины и женщины в традиционной для своей профессии униформе: повара, горничные, кельнеры, садовники, мастеровые, конюхи и так далее; и дворецкий в строгом фраке выступил вперед, как только шофер распахнул дверцу, и приветствовал их на напыщенном, тонкогубом британском английском.

Сотни пар глаз устремились на нее, когда она вышла из машины. Только бы не споткнуться, не сделать неосмотрительного движения, о котором потом неделями будут перешептываться. Джона все это, казалось, совершенно не занимало, он не казался ни степенным, ни силящимся казаться степенным. Посреди всей этой помпезности он выглядел как обыкновенный нью-йоркский парень.

Замок, на самом деле! В вестибюле у нее возникло чувство, что она вошла в модернизированный музей; и она невольно оглянулась в поисках окошечка кассы. Прислуга по-прежнему с любопытством наблюдала за ней – или это было не любопытство, а зависть? Она затосковала по своей маленькой, скромной мансарде, где она могла быть самой собой и где на нее никто не смотрел.

– К этому быстро привыкаешь, поверь мне, – Джон взял ее за руку. – Идем, я тебе что-то покажу, ты глазам своим не поверишь.

Про лестнице наверх, вдоль по коридору, двери, двери, двери и, наконец, портал, достаточно высокий для того, чтобы самый рослый человек выглядел карликом, проходя меж створками дверей, а за дверями зал, выдержанный в голубых и золотых тонах, с великолепными гобеленами на стенах и огромными хрустальными люстрами под потолком, а посреди всего этого восточного великолепия… огромная золоченая кровать под пологом! Заваленная шелковыми подушками и застеленная богатым покрывалом, с феерическим парчовым занавесом на мраморных колоннах.

Урсула онемела и долго не могла издать ни звука.

– Уж не думаешь ли ты, – наконец выговорила она, – что я буду спать на этом чудовищном ложе?

Джон только ухмыльнулся.

– На этом чудовищном ложе еще никто никогда не спал. Это шоу-спальня, она здесь только для того, чтобы фотографы снимали. По словам интерьерного архитектора, нечто такое бывает у голливудских звезд, и он решил, что мне это тоже надо.

Но плавательный бассейн ей, судя по всему, понравился, как и обе сауны, парилка и маленький проход по стеклянной галерее с тропическими растениями. Джон сидел на краю бассейна, болтая ногами в воде, и смотрел, как она лежит на спине, закрыв глаза, а мягкие волны расходятся от нее, достигая бортиков. Световые блики плясали на голубой мозаике потолка и на искусственных скалах, с которых при желании можно было пустить небольшой водопад.

– Ты это делаешь? – спросила она, отфыркиваясь. – Каждое утро небольшой заплыв?

Джон смущенно улыбнулся:

– Скорее нет.

– Тогда ты не заслуживаешь такого бассейна. – Она оттолкнулась от стены, нырнула в глубину, снова вынырнула, тряхнула мокрыми волосами. Вид у нее был очень привлекательный.

– Эй, – крикнул он, – а ты когда-нибудь видела такую защиту от посторонних глаз?

Выключатели, надежно защищенные от брызг, располагались вдоль всего бассейна. Он нажал одну из кнопок, и, как по волшебству, стеклянные стены, выходящие в сад, стали непрозрачными. Это был последний крик технологических новшеств и стоил оглушительных денег.

Урсулу это потрясло:

– Что это было?

– Пьезо-чего-то, я забыл название. Пока идет ток, стекло непрозрачно, но свет по-прежнему пропускает.

– Прекрасно, но зачем?

– Ну, – осторожно сказал Джон, – чтобы никто тебя не видел. Например, мы могли бы плавать голыми. Если захотим. Или… все, что угодно…

Она смотрела на него взглядом, значение которого трудно было истолковать.

– Я пока не чувствую себя здесь настолько у себя дома, чтобы… – сказала она и скрылась под водой. Надолго. Лишь размытое цветовое пятно скользило на глубине.

– Я сказал просто так, вообще, – пролепетал Джон и нажал кнопку, которая вернула стеклу прозрачность.

Можно было к этому привыкнуть. К элегантно накрытому к завтраку столу, к всегда свежим полотенцам, к четверти часа профессионального массажа перед душем. Помещения, в которых они на самом деле спали и жили, были обставлены добротно и со вкусом и как по волшебству всегда были чисто прибраны. К этому все-таки можно было привыкнуть.

А за бронированными стеклами машины был Лондон.

– Я уже два месяца не был в своем офисе, – сказал Джон и попросил ее поехать с ним и познакомиться с его партнером и управляющим фирмы Малькольмом Маккейном.