— Нас кругом… — По поводу значения этой анафорически: повторяемой формулы и сходных мотивов см. заключительные заметки Я. С. Друскина к Последнему разговору (№ 29.10).

— Мы созерцаем часть реки… / …где ты ночь отсутствуешь / в этот день, в этот час? — О связи мотива реки (воды) с темой времени см. примеч. к № 19 (с. 149), 23, 27 и 34.

— …понятия на небе высоком… — …от утра до вечера далеко? / от слова разумеется до слова цветок / большое ли расстояние пробежит поток?.. — «Когда (1933 — может быть, начало 1934 г.) я прочел Введенскому „Классификацию точек“, зашел разговор о расстоянии между понятиями и словами. Введенский возразил мне: расстояние — пространственное понятие, но потом согласился, что есть и логическая смысловая близость между словами, значит и логическое смысловое расстояние. Поэтому возможно, что Приглашение… написано не раньше 1933–1934 гг., скорее всего — до „Гортензии“ (т. е. № 26. — М. М.)» (Я. С. Друскин)

— Я только один звук / ощущает наш нищий слух, — См. замечания Я. С. Друскина ко второму Разговору (№ 29,2), а также ниже, примеч. о музыке.

— И я полетел как дятел, / воображая что я лечу. — Ср. образ воображаемой летающей девушки в поэме Кругом возможно Бог (№ 19) и наши замечания о мотиве полета в этом произведении.

— …мы видим лес шагающий обратно / стоит вчера сегодняшнего дня округе. — См. в связи с мотивом окружения второе примеч. к данному произведению, а по поводу мотива «обратности» — примеч. к №№ 14 и 22. Мотив шагающего леса может быть заимствованием из «Макбета» (см. примеч. к №№ 5 и 16), где осуществление пророчества ведьм — шествие Бирнамского леса на Дунсиан — предвещает падение и гибель Макбета, подобно тому, как в данном тексте в этих строках имплицирована картина конца мира. Ср. также примеч. к № 28.

— …в морей соленом водоем… — О связанных о морем эсхатологических мотивах см, примеч. к № 16 и мн. др.

— …тело музыки …музыки волшебное светило… — О значении в поэтическом универсуме Введенского музыки см. примеч. к №№ 10 и 29.2. Отметим, что подобно тому, как в № 19 мотивы музыки и обсуждение их (см. монолог Носова: важнее всех искусств / я полагаю музыкальное…) возникают в непосредственной связи с эсхатологической катастрофой, так в предыдущем произведении — со смертью (После этого три часа играла музыка… — № 24, в контексте мотивов убийства).

26. «Мне жалко что я не зверь…»^*

Автограф с отсутствующими строками 65–85, которые дополнены по идентичной авторизованной машинописи.

Рассказ Введенского об истории написания этого стихотворении и позднейшее воспоминание о нем зафиксированы в «Разговорах» Л. Липавского (см.: Приложение VII, 39.3 и 39.12), что позволяет его датировать (по местоположению в рукописи) началом 1934 г. «В с-нии „Ковер Гортензия“ много повторений, но несмотря на это „лишнего нет, все они нужны…“» («Разговоры» — М. М.). В этом стихотворении есть много и нарушений симметрии и как будто бы отклонений от основной темы, часто философского характера. «Ковер Гортензия» по жанру скорее лирическое стихотворение, но одновременно (как и большинство вещей Введенского) в философское, во всяком случае он сам таи считал. Перед чтением «Ковер Гортензия» он сказал мне: «Это стихотворение философский трактат, его должен был написать ты.» …Стихотворение «Ковер Гортензия» — почти целиком авто-коммуникация. Здесь на протяжении 103 строк местоимение я преимущественно в родительном падеже встречается 70 раз (помимо других местоимений)… Местоимения в вещах Введенского вообще встречаются часто, это объясняется, мне кажется, его интересом к коммуникации вообще. Дважды я и ты здесь объединяются в мы: Мы сядем с тобою ветер / на этот камушек смерти. Хотя автор обращается здесь к ветру, все же, а может быть тем более, это объединение интересно и характерно для Введенского.

В 1939 году Введенский учил Т. Липавскую, как надо читать его стихи. При чтении «Ковер Гортензия» надо, сказал Введенский, выделять местоимения; во-вторых, выделять повторяющиеся обороты — «мне жалко…», «мне трудно…» и другие, подобные им; в-третьих, к концу некоторых разделов и особенно к концу всего стихотворения замедлять «темп» чтения. Замечания Введенского, как вспоминает Т. Липавская, относились не только к стихотворению «Ковер Гортензия», но и к другим его стихам.

«…В „Ковер Гортензия“ иногда также встречаются разговоры, — например, зверя, говорящего себе поверь, / а другому себе подожди немножко, червяка, заводящего с землей разговоры, обращение к ветру… В целом же „Ковер Гортензия“ — разговор автора с самим собою» (Я. С. Друскин [114])

«…Но, пожалуй, нигде … „ропот“ и протест не доходят до такой силы, как в творчестве поэта А. Введенского… Протест этот распространяется не на место человека в обществе, как у Лебядкина (социальный протест и жалоба на среду), — герой Введенского протестует вообще против резко очерченных границ человека, против необходимости занимать какую-то определенную часть пространства и времени и обладать какими-то определенными качествами замыкаясь только своими собственными данностями, не будучи включенными в общую жизнь мироздания… Стихотворение Введенского Мне жалко что я не зверь… на первый взгляд может показаться косноязычным лепетом, бессвязной жалобой, с точки зрения здравого смысла кажется нелепым, но на самом деле все в нем подчиняется строжайшей логике авторской модели мира… Но самое важное, глубинный строй этого стихотворения заключается в том, что собственный протест здесь спародирован и назван претензией. Трижды на протяжении всего стихотворения повторяются слова Еще есть у меня претензия, / что я не ковер, не гортензия. Что такое эти претензии? Герой стихотворения притязает на беспредельность (Мне жалко что я не звезда, / бегающая по небосводу);притязает на величие (мне невероятно обидно / что меня по-настоящему видно); притязает на всеведение (Мне страшно что я при взгляде / на две одинаковые вещи / не вижу что они усердно / стараются быть похожими. / Я вижу искаженный мир, / я слышу шепот заглушенных лир…). Несмотря на всю непомерность требований и желаний, автор осознает, что все уникальные притязания это не бунт, а всего лишь „претензия“. Протест претенциозен именно потому, что мироздание просто безразлично и равнодушно к желаниям и потребностям человека. Человек взывает к мирозданию, но оно остается безгласным и безответным» (Б. Улановская [215]).

— Мне жалко что я не вверь… — Ср. перекликающиеся строки Элегии (№ 31): Я с завистью гляжу на зверя… и т. д.

— …говорящий себе… — другому себе… — мы выйдем с собой… — См. замечания Я. С. Друскина к № 14. См. также № 19 (с. 150) и примеч.

— …звезда, / …находит себя и пустую земную воду… — Отметим проявление здесь архетипического мотива связи с земными «источниками вод», а также мотив отражения звезды в воде.

— …частица дня единица ночи, — См. в связи с темой «Дробление времени» примеч. к № 19 (с. 146) и 23.

— …человек, наблюдающий аршины. — Человек, занимающийся измерением пространства, дан здесь как бы во взгляде орла (о значении этого образа см. примеч. к №№ 2 (с. 57), 19 (с. 152) и 24. См. примеч. к № 3 и Элегию (№ 31).

— Мы сядем с тобою ветер / на этот камушек смерти… — См. примеч. к №№ 25 и 29.9.

— Мне жалко… / мне не нравится что я не жалость… — Отметим переход в серии последовательностей от «одушевленного» (зверь, орел) через конкретные предметы (звезда, ковер, гортензия, крыша, чаша) к абстрактному понятию, однородному с самим предикатом мне жалко, а тем самым, хотя и через ступень мне не нравится, подвергающему сомнению его истинность.