Казаро фыркнул и вышел из мотеля, решив подождать напарницу на парковке, под горячим серым небом.

Апшоу покачала головой. В первый раз за все время на ее лице появилась настоящая улыбка — довольная усмешка. — Нет, мэм. Боюсь, что нет. Видите ли, мы совсем другой тип корпорации.

ДЖЕРЕМИ отправился в спальный отсек, менять перевязку Дель Рею, и Джозеф остался официальным дежурным наблюдателем. Все люди наверху собрались под прицелом одной камеры, все в том же месте за дверью лифта. Сейчас они отдыхали и курили, но вокруг них лежали пыльные куски бетона, а человек, стоявший в яме и опиравшийся на рукоятку своей кирки, был на добрых полметра ниже своих товарищей.

Джозеф подумал, что он и его товарищи должны быть благодарны судьбе хотя бы за то, что находятся так далеко от любого жилья, в центре пустоты, иначе люди наверху притащили бы компрессоры и отбойные молотки.

— Трусливые ублюдки, — сказал он полушепотом. То, что они делали, было не так уж трусливо, но трудно подобрать точные слова, когда можешь только сидеть и ждать, ждать, когда тебя убьют.

Он взглянул на пол лаборатории, туда, где лежали тихие В-капсулы. Как странно, подумал он. Рени так близко. И ее друг, тоже — оба запечатаны в темноте, как шпроты в банке. Он скучал по ней.

Мысль так поразила его, что он остановился и попробовал ее на вкус. Да, действительно, он скучал по ней. Не только боялся за нее, не только хотел защитить ее, исполнить отцовский долг, спасти от плохих парней. Нет — он хотел бы, чтобы она была здесь, хотел бы поговорить с ней.

Он почти никогда не думал об этом, и было трудно свести концы с концами и как следует все обдумать. Каким-то образом все это было связано с матерью Рени, но не с той ужасной безнадежностью, которая охватила его при виде мертвого тела, а, скорее, с нехваткой любви. Ему не хватало того, кто бы заботился о нем. Кто бы понимал его. Кто бы смеялся над его маленькими шутками. Не то, чтобы Рени нравились его шутки, и иногда она говорила, что у него вообще нет чувства юмора, что он глуп и его трудно выносить, но бывали времена, когда она весело смеялась вместе с ним, как и ее мать.

Ему показалось странным, что он вспомнил об этом; все это было так давно. В последние годы он вообще редко шутил, да и шутки были не такими, чтобы над ними смеяться.

Она была очень веселой тогда, когда хотела быть, но сейчас Джозефу показалось, что он очень давно не видел, как она весело смеется. Она стала слишком серьезной. Даже злой. Из-за смерти мамы? Потому что отец не мог работать из-за больной спины? Это не причина, чтобы терять чувство юмора. Наоборот, оно нужно тебе больше, чем раньше — Длинный Джозеф знал это совершенно точно. Если бы он не мог выйти, выпить вместе с Ваттером и Догом, и посмеяться вместе с ними, он бы давно убил себя.

Когда она была маленькой, мы любили поговорить. Она задавала мне вопросы, и, если я не знал ответов и нес всякую чушь, весело смеялась. Он давно не слышал ее удивленный смех, освещавший все лицо. Она была такой серьезной девочкой, что они с женой даже иногда поддразнивали ее, чуть-чуть.

Возвращайся, девонька. Он поглядел на молчащую капсулу, потом повернулся к экрану. Перекур кончился: три мужика опять начали долбить дыру в бетонном полу, вокруг них вздымалась пыль и вообще они напоминали дьяволов в клубах адского дыма. У Джозефа возникло странное желание завыть во весь голос. Он протянул руку и глотнул из последней бутылки вина, почти пустой. Ты скоро придешь и посмеешься вместе со мной…

Звонок телефона так напугал его, что он едва не уронил на пол драгоценную пластиковую бутылку с открытой крышкой. Какое-то время он пялился на устройство, как на черную мамбу. Джереми был наверху, но должен был услышать звонок — с дырой через все потолки, подземная лаборатория напоминала большую железнодорожную комнату ожидания.

Может быть не трогать трубку, пока он не спустится вниз, подумал Джозеф, но неужели я настолько не мужик, что боюсь звонка древнего телефона? Когда телефон опять зазвонил, он встал, сжал покрепче зубы и схватил трубку.

— Кто там?

На другом конце замолчали. Потом пришел голос, искаженный и призрачный. — Это вы, Джозеф?

Только после того, как первый суеверный страх холодком пробежал по спине, он вспомнил, но хотел быть уверенным до конца. — Сначала скажите, кто звонит.

— Это Селларс. Мистер Дако должен был рассказать вам обо мне.

Джозеф не хотел говорить о Джереми. Он отвечает по телефону; он тут один, готовый встретиться с любой опасностью. — Что вы хотите?

— Помочь. Я надеюсь, что они еще не прорвались вниз.

— Они пытаются. Прямо сейчас.

Последовало долгое молчание. Джозеф внезапно испугался, что сделал что-то неправильное и отпугнул их благодетеля. — У меня мало времени, — наконец сказал Селларс. — И, должен признаться, не густо с идеями. Вы сумели закрыть броней двери лифта?

— Да. Но сейчас эти парни пробивают дыру в полу — начали с гранаты, как кажется, а сейчас используют ломы и кирки. Прямо через бетон.

— Плохо. Мониторы работают?

— Да, я вижу их прямо сейчас. Они грызут бетон как собака кость. — Появился Джереми, на лице тревожный взгляд. Джозеф махнул ему рукой: все под контролем.

Селларс вздохнул. — Вы можете помочь мне связаться с вашей системой наблюдения? Тогда бы я лучше понял, что происходит.

— Вы имеете в виду камеры слежения? — Джозеф внезапно почувствовал, как по его компетентности бьет тяжелая артиллерия. — Вы хотите подключиться? К ним?

— Да, мы можем сделать это, даже если у вас там очень старое оборудование. — В трубке раздался странный кудахтающий смех. — Я сам очень старое оборудование. Да, я думаю, что смогу объяснить вам, что надо делать…

Джозеф смутился. Каждая клетка в его теле требовала сделать это самому и посмотреть, что получится, но он знал, что у Джереми намного больше опыта в таких делах, чем у него. На самом деле он вообще ничего не знал о мониторах и сказал, с сожалением в голосе: — Даю вам Джереми. — Но все-таки он не мог сдаться не показав, что тоже в деле. — Это тот парень, Селларс, — прошептал он, передавая трубку. — Он хочет подключиться к картинкам.

Джереми с недоумением посмотрел на него, потом нагнулся вперед и нажал клавишу на инструментальной панели. — Я включил громкую связь, мистер Селларс, — громко сказал он, беря трубку. — Теперь мы оба слышим вас.

Джозеф едва удержался на ногах. Неужели Джереми стал так добр к нему, как к ребенку? Или рассматривает его, как равного? Джозеф хотел бы рассердиться, но почувствовал себя скорее польщенным.

— Хорошо. — Голос Селларса, искаженным маленьким скрипучим громкоговорителем, казался еще более странным. — Я попытаюсь придумать, что делать, но вначале соедините меня с вашими мониторами. — Он выдал целый ворох инструкций, большинство из которых Джозеф не понял и опять заскучал. Кто механик в их группе? Уж только не Джереми, расфуфыренная служанка богатой белой старухи. И не Дель Рей, школьник-переросток, который носит костюм и сидит за партой.

К тому времени, когда Джозеф сумел успокоиться после непреднамеренного оскорбления, Джереми уже сделал все, что хотел Селларс.

— Я вижу, что трое работают и один, с револьвером, наблюдает, — сказал тихий голос. — Это все?

— Не уверен, — сказал Джереми.

Джозеф нахмурился, вспоминая. Когда он и Дель Рей крались мимо них, сколько же их было? — Пятеро, — внезапно сказал он. — Их пятеро.

— Значит один где-то вне досягаемости камер, — сказал Селларс, — и мы не должны забывать о нем. Но, во-первых, надо что-то сделать с теми, кто копает. Насколько толстые здесь полы, кто-нибудь знает? О, подождите, сейчас взгляну на план базы.

Долгие секунды громкоговоритель молчал. Мысли Джозефа с печалью обратились к последней бутылке вина, когда странный голос заговорил опять. — Рядом с шахтой лифта около двух метров. А это значит, что они уже прошли четверть пути. — Послышался странный звук, быть может разочарованное шипение. — Это хороший бетон, но им потребуется день, самое большее.