— Пол Джонас называл их "сиротами", — тихо сказала Мартина, — хотя он не понимал, кто они такие. Наверно таким был его юный друг, Гэлли.

— Сироты, — хмыкнул Селларс. — Очень подходящий термин, особенно сейчас. И все они должны были быть основаны, хотя бы частично, на том, что Иной нашел в умах настоящих детей. Вот почему у некоторых из них сохранились смутные воспоминания о предыдущей жизни.

— То есть… моя Эйрин… она не в сети?.. — медленно проговорила Флоримель, как будто проснувшись. — И она никогда не была в этой сети?

— Нет. Но я по-прежнему не знаю, почему гипнотическое воздействие Иного не исчезло после его смерти. — Селларс мрачно покачал головой. — И я очень хотел бы это узнать, Флоримель. Нам очень повезет, если выяснится, что ваша дочь и все остальные дети остаются в коме только потому, что Иной оставил на них какой-то возвращающийся ментальный захват, возможно при прямом контакте через больничную сеть, оборудование для наблюдения, кто знает? Я дабе не могу угадать, что это может быть. Я думаю, что мы можем изучать Иного много лет и все равно полностью не поймем.

— То есть мы не знаем, смогут ли они проснуться? — Рени не смогла сдержать ожесточения в своем голосе. И это после всего!..

— Нет, не знаем, — спокойно сказал Селларс. — Но, возможно, мы все-таки можем помочь им. Возможно мы сможем использовать знания, которые получили при лечении определенного рода…

— О, да, лечении! — Рени прикусила губу, едва не сказав то, что заставило бы ее плакать и ругаться.!Ксаббу нежно обнял ее за плечи. Она закрыла глаза, ей внезапно опротивело это место, этот свет, все.

Испуганное молчание нарушил Орландо. — Все это по-прежнему не объясняет мне меня. Почему я здесь? Быть может, если ты супер-пупер-гипнотизер, ты можешь сказать кому-нибудь "Будь в коме!" или "Если ты захочешь выйти в офлайн, почувствуй себя в огне!", и это сработает. Но ты же не можешь сказать тому, кто умирает, "Оживи!" Извините, Селларс, но даже в фильме с Джонни Айспиком не пытались изобразить такое.

— У нас не было возможности поговорить, Орландо, — сказал Селларс, — но я подозреваю, что вы и так знаете ответ на свой вопрос. Вы получили виртуальный разум того вида, который Братство Грааля приготовило для себя. — Он повернулся и посмотрел на Немезис, который, казалось, впал в глубокую внутреннюю медитацию. — И тело, тоже, как у Рикардо Клемента, которое, правда, позаимствовал другой. Вас создал Иной, точно так же, как он создал Пола Джонаса — быть может он использовал какую-то версию процесса Грааль, и, пока вы были в системе, создал виртуальный дубликат вашего мозга. И я уверен, Орландо, что он очень точно воспроизвел вас. Возможно он чувствовал какое-то… сходство с вами. Учитывая вашу болезнь и вашу борьбу.

Орландо покачал головой. — Не думаю. Мертвый — это мертвый, а я действительно умер.

Прежде, чем Сэм Фредерикс или кто-нибудь другой мог запротестовать, внезапно встал Немезис.

— Следующий они почти готов, — объявил он. — Я имею… чувство, я думаю поэтому меня позвали. И я желать… ждать конца. Это чувство?

— О чем говорит этот феншест? — проворчал Т-четыре-Б. — Что такое "следующий они"?

Рени, которая слышала, как Клемент-Немезис впервые пытался говорить, не могла не почувствовать раздражения, когда эта тварь заявила, что у нее видите ли есть чувства.

— Он говорит о последней части моего долгого объяснения, — сказал Селларс. — Именно поэтому мы здесь — и это мое самое позорное признание. — Он вытянул руку и указал на сверкающие соты. Сейчас они сияли не так ярко, как если бы огни костра прикрыли листьями, но их загадочный потенциал заставил Рени нервно поежиться. Селларс, казалось, тоже нервничал. — Это настоящие дети Иного.

— Что — еще одна гадость? — беспечно спросил Нанди из Круга, но в его голосе Рени услышала отзвуки настоящей ярости.

— Но этого не может быть, — возмущенно сказала Сэм. — Все эти плюшевые медведи, Бабл Банни и надувные зайцы, те, которых не убили, еще полчаса назад были наверху, на краю ямы. Как они могли очутиться здесь?

— Они не здесь. Здесь кое-что другое. Пожалуйста, потерпите меня еще немного, Сэм, — попросил ее Селларс. — Совсем немного.

Большинство из вас не знает моей настоящей истории, и я спасу вас от всех деталей. Я сегодня и так поговорил достаточно, и есть значительно больше того, что я должен сказать, и быстро.

Селларс быстро рассказал о проекте ПЕРЕГРИН и его трагическом конце. Рени была просто поражена. Когда же будет конец этим странным историям? — спросила она себя. — Сколько еще мы сможем воспринять?

— Так что я — единственный выживший, — сказал им Селларс. — Свидетель позорной тайны, десятилетия живший под арестом на военный базе. Из-за моих странных способностей к связи, мне не разрешали пользоваться сетью, но я сумел обмануть моих тюремщиков и изменял себя до тех пор, пока не сумел получить доступ к мировой системе телекоммуникаций, а они даже ничего не заподозрили.

И хотя все ресурсы мира были на кончиках моих пальцев, я скучал. И как все скучающие люди, искал себе развлечений. Я всегда любил выращивать… что-нибудь. Вот я и стал выращивать.

Меня готовили для управления космическим кораблем, стоимостью в миллиарды долларов, и поэтому напичкали мое тело бесконечным количеством микромеханизмов. И, кроме того, встроили в меня антивирусную программу, на тот момент самую лучшую из всех возможных, настоящее произведение искусства. Никакой компьютерный вирус не мог уничтожить мои очень дорогие функции, потому что в далеком космосе невозможно ничего починить или заменить. Вдобавок я получил новейшие и самые эффективные программы-антитела, которые могли приспосабливаться и расти вместе с моей внутренней информационной системой. К тому времени, когда я опять сумел связаться с сетью, сетевые вирусы тоже научились приспосабливаться и изменяться, что, в свою очередь, заставило программистов создать новое поколение антивирусов.

Все это вдохновило меня. Как и у большинства пленников, у меня не было ничего, кроме времени, и я начал экспериментировать. У меня довольно маленькая внутренняя память — вот почему я никогда не мог изменить себя по-настоящему — так что для моих экспериментов я должен был использовать огромные объемы неиспользуемой памяти, до которых мог дотянуться через сеть, обычно принадлежащей правительству, корпорациям или учебным заведениям.

Очень опасная глупость, конечно. Сейчас я понимаю, насколько озлобленным и задиристым был тогда. Антивирусы моей собственной системы оказались более мощными, чем те, которые использовались в основной сети двадцатью годами позже. Вступив в открытое соревнование с самыми изощренными вирусами, они быстро стали еще более могущественными, что, в свою очередь, привело к развитию нового поколения вирусов. Поскольку вся эта неиспользуемая память находилась в мировой сети, эти мои… создания… могли бы вырваться наружу, во внешний мир, если бы в моих виртуальных стенах обнаружилась дыра.

Вначале, в самых первых поколениях, неприятностей не было. В сети и так хватало сложных и опасных созданий. Но я усложнил свои эксперименты — мои игрушки, как я беспечно думал о них — заставил их убыстриться, и за неделю выращивал до тысячи поколений. Все то, что я создавал, сражалось, экспериментировало, изменялось, воспроизводило себя, и все в моем искусственном мире информации. Эволюция толкала их вперед семимильными шагами. Из приспособляемость была чем-то совершенно удивительным.

Однажды, десять лет назад, я обнаружил, что некоторые из них — разные, но выросшие из общего корня — вступили между собой в симбиоз, создали что-то вроде суперорганизма. На самом деле именно это произошло на длинной дороге к животной жизни в настоящем мире — в нашей клеточной структуре есть элементы, которые раньше были отдельными организмами. И тут я начал понимать, что делаю. Я создал основания того, что может стать другой формой жизни — быть может даже соперником нашей. Жизни, основанной на информации, в отличии от стандартной на Земле органической жизни, но тем не менее жизни. И с этого времени моя игрушка перестала быть простым развлечением.